Павел Федоров - Встречный ветер
Тряхнув гудевшей головой, словно избавившись от невеселых раздумий, Петр встал и подошел к окну. На веранде метнулось какое-то черное пятно и скрылось в саду. Пыжикову стало вдруг жутко. "Кому это вздумалось за мной подглядывать? А может быть, это нервы шалят?"
На душе стало еще тяжелее. В комнате было душно, как в бане. Над садом сгущались темные тучи. Голова тяжелела, будто наливалась свинцом, но спать уже не хотелось.
С неожиданной резкостью скрипнула ржавыми петлями дверь. Петр вздрогнул и оглянулся. На пороге в длинном цветастом халате стояла Мария Дмитриевна.
- Это я, Петр Тихонович. Вы почему, голубчик, не спите?
- Не спится что-то, Мария Дмитриевна. О службе, о жизни вот думаю...
- И-и, милый мой! В ваши-то годы... Не надо много думать. Вся жизнь еще впереди.
- Серенькая моя жизнь, Мария Дмитриевна, как пыль вьется вокруг, глаза порошит. Ничего пока хорошего в ней не вижу, - с болезненной откровенностью признался Петр. Ему хотелось говорить, поделиться с пожилой женщиной своими невзгодами.
- А вы потише, голубчик, а то мои постояльцы еще не улеглись, - подняв палец и переходя на шепот, предупредила хозяйка.
- Они всегда так долго не спят? - покосившись на веранду, спросил Петр.
- Когда как. Только на днях им сдала. Сняли всю площадь и сразу поставили условия, что им нужен абсолютный покой. А сами комнатами почти не пользуются, на веранде и спят и едят. Ездили на экскурсии, возвращались поздно. Вчера приехали, заперлись и долго о чем-то спорили. Этот гололобый-то, вроде как ученый, все в горы ходит, а второй за проводника. Водит его по горам и все показывает!
- Что же они изучают? Камни или траву какую приносят?
- А этого я уж не знаю. Но люди, как видно, хорошие. На счет водочки ни-ни. С женщинами тоже не якшаются. Да и, видать, состоятельные. Сколько запросила, столько и дали. Даже не стали торговаться.
- Не понравились они мне почему-то, Мария Дмитриевна.
- Что вы, Петр Тихонович! Вам надо, голубчик, просто отдохнуть и выспаться. Вот утром я всем вам такой завтрак сварганю - пальчики оближете.
Хозяйка ушла, но Пыжиков долго еще метался в горячей постели, вспоминая сложные события дня. Нервы у него действительно расшалились основательно.
А на веранде в это время горбоносый толкает Семиона локтем в бок и сипло говорит:
- Крышка нам, конец, если не будем уходить или резать двоих...
- Молчи! - стиснул Семион руку горбоносого и толкнул его от себя.
- Уй, аллах! Все равно я их резать буду... Как только услышу машину - зарежу. Я горец и нэ буду в руках русских коммунистов, нэ буду!
- Перестань! - задыхаясь не то от страха, не то от гнева, хрипит Семион. - Трус!
- Я - потомок храбрых горцев - могу быть трусом? Нэт! Я должен первым брать кровь врага... Хочешь, я сейчас, как барс, прыгну на нэго и все кончаю... Мы уйдем в горы. А там опять будем у наших друзей.
- Тише, болван! - зло, сквозь зубы шепчет Семион. Он видит при бледном свете выкатившиеся из орбит глаза горбоносого, темные изогнутые брови. "Страшный это человек, дикий, - боязливо косится Семион. Но на него можно положиться во всем. Живым он себя в руки не даст. Знает здесь все тропинки, горные ущелья, обычаи кавказских народов. Знает и дело - не один год учился в тайной школе".
- Подождем немножко, - успокаивает горбоносого Семион.
Приближался рассвет. С моря потянул ветер, тряхнул верхушки деревьев.
Пыжиков встал, оделся, присел на стул и задумался. В эти минуты ему казалось, что он самый несчастный человек на земле, что жизнь начинает швырять его, как море утлую лодочку. Нервы сдали... Усталость взяла верх. Склонившись над столом, Петр крепко уснул. Он не слышал, как зашумел в саду тугой северо-восточный ветер. Закачались высокие пирамидальные тополи, зашелестели листьями старые яблони, гулко роняя на сухую землю перезревшие плоды.
Семион и дагестанский князь Сапангос торопливо сложили вещи в небольшие чемоданы и на зорьке покинули уютный домик Марии Дмитриевны. Они уходили из города глухими переулками, где одиноко и свирепо бушевал ветер, заметал следы густой, застилающей все вокруг пылью. Над горами нависли темные тучи.
Спать Пыжикову пришлось мало. Вскоре к дому подошла грузовая с полным кузовом солдат машина и разбудила его громким протяжным гудком.
Глава восьмая
Вот уже третьи сутки пограничники сидят в засаде, скрытые густой зеленью леса. Над горными хребтами надоедливо гудит нестихающий ветер.
В Орлиной бухте шумно ворочаются вспененные волны, земля вздрагивает и доносит однообразные утомляющие звуки. Хочется встать, расправить затекшие мускулы, вскарабкаться на самую вершину скалы и крикнуть взбесившемуся ветру: "Уймись, дьявол!" Но тут-то как раз все решает терпение и выдержка. Вскакивать нельзя, говорить можно только шепотом. Пограничники, затаившись, терпеливо лежат и ждут. Иногда слышится протяжный вздох солдата Баландина и его сладкий зевок. Глаза слипаются, всем телом овладевает истома. Баландин, словно нарочно, продолжает зевать, что приводит сержанта Нестерова в яростный гнев.
- Ты можешь потише и аккуратней раскрывать свой чемодан?
- Выходит, и зевнуть уж нельзя? - тихо и недовольно ворчит Баландин.
- Ты и лодку так прозевал! - вставляет Батурин.
- При чем тут я? Со мной офицер был. Я там службу не нес, только лейтенантова коня держал.
- Прекратить разговоры, - властно приказывает Нестеров. Продолжать наблюдение и чтобы ни звука...
- Ты, Баландин, когда зеваешь, то хоть не труби, как пастуший рожок. Моя Гойда и то спокойней ведет себя, - поглаживая лежавшую рядом кавказскую овчарку, говорит сержант Батурин.
От этой заботливой ласки Гойда вытягивается и плотно прижимает голову к передним лапам. Снова молчание. Перед глазами рябит зелень кустарника, ветер срывает с кизильника отмирающие листья и, закручивая в вихре, уносит их к подножью гор. Вечереет. Об Орлиные скалы гулко разбиваются соленые волны, шумно, со скрежетом перекатываются у берега камни. Там, за скалами, словно в глубине земли, яростно гудит море. После заката кусты быстро наполняются непроглядной мутью, словно на них сплошь натянули черные покрывала. На западе гаснет багровая, похожая на разлитую кровь полоса и наступает темная, предосенняя ночь. Северо-восточный ветер не стихает и ночью. Вокруг живыми призраками шевелятся, шуршат кусты.
Ночь вызывает у солдат и офицеров предельное напряжение. Кажется, что всюду кто-то крадется, выжидает, когда утомятся наблюдать и слушать пограничники.
В темноте неслышно появляется капитан Ромашков, Сообщив пароль, он, согнувшись, подходит ближе, ложится рядом и шепотом спрашивает:
- Ну, как дела?
- Пока в порядке, товарищ капитан, - отвечает Нестеров. Тишина...
- Какая же тишина, когда дует все время.
- Может, чего-нибудь и надует, - с надеждой замечает Батурин.
- Например?
- Дождя или гостей каких...
- Я все время слышу у вас здесь шум, возню. Прекратите, - замечает капитан Ромашков. - И разговоры...
- Да мы ничего, товарищ капитан. Вот только Баландин...
- Что Баландин?
- Зевает все время. Начнет, а за ним и другие. Я уж ему говорил. И так сон одолевает, а он как назло делает.
- Я не нарочно, - смущенно оправдывается Баландин.
- Зевать и кашлять можно в пилотку, - тихо говорит Ромашков.
- Слушаюсь, - отзывается Баландин.
- Скоро смена придет, отдохнете, а сейчас смотрите во все глаза...
Минут пять полежав с солдатами, капитан осторожно встает и быстро исчезает в темноте, словно проваливается куда-то. Ему надо проверить и другие наряды. Они разбросаны в разных местах. Лежат, не шелохнувшись, в терпеливом ожидании врага.
С наступлением темноты наряды приближаются к месту, где закопана радиостанция, почти вплотную. С рассветом они уползают, втягиваются в лес и маскируются в кустах. Так целыми сутками пограничники под открытым небом. Здесь они едят и коротко отдыхают - чуть-чуть вздремнут - и снова служба. Сколько придется караулить и напряженно ждать врагов, когда они вздумают наведаться сюда, чтобы воспользоваться радиостанцией, деньгами, оружием и драгоценностями? А вдруг засады и секреты ими обнаружены и все ожидания впустую? Сколько утомительных бессонных ночей! Об этом думает каждый солдат и офицер. Все зависит от тщательной маскировки, от поведения людей, от степени их воинского воспитания и боевого мастерства. Думает об этом и солдат Баландин. Он чувствует себя виноватым перед своими товарищами. Немало ему пришлось выслушать справедливых упреков, и он твердо решил загладить свои проступки, искупить вину. "Вы еще узнаете, что я тоже не лыком шит, - думает Баландин. - Вот первым замечу врага и первым кинусь на него. Только бы заметить - тогда от меня никакой враг не ускользнет".
После короткой передышки Баландин лег подальше от других солдат и немного выдвинулся вперед.
- Только смотрите не засните, - показывая ему сектор наблюдения, сказал Нестеров.
