Герберт Крафт - Фронтовой дневник эсэсовца. «Мертвая голова» в бою
У нас была короткая техническая остановка и привал для приема пищи. Потом колонны двинулись в ночь снова неизвестно куда. Узкие прорези в светомаскировочных щитках на фарах давали только узкий пучок света. Это действовало утомляюще после долгой поездки по жаре. И тем не менее так ехать было гораздо легче, чем совсем без света, ориентируясь только по белой тряпке, вывешенной на кузове впереди идущего грузовика, как это было несколько ночей подряд.
Утром мы приехали на местность, похожую на парк, и остановили машины. Счетчики километража показывали 648 километров, пройденных в колонне.
Монкутан стал на несколько дней промежуточной станцией, а затем машины батальонов потянулись дальше по дорогам, указанным для моторизованного марша. На этот раз было известно, что целью марша является атлантическое побережье на юге Франции.
По прекрасной погоде мы ехали по лучшим дорогам и уже не в том непереносимом режиме к испанской границе. В некоторых прекрасных городках мы останавливались на день, в других — на несколько. Дисциплина в войсках и по отношению к населению была безупречной и отмечалась соответствующими гражданами и бургомистрами, как нам говорили об этом на обычных вечерних построениях. Только один раз случилось происшествие. Во время остановки на отдых в одном дворцовом парке мы решили хозяйственным мылом постирать наши уже стоящие носки и кальсоны в мраморной ванне фонтана, что придало сероватую окраску среде обитания золотых рыбок. Хотя ни одна рыбка не сдохла, после жалобы владельца дворца батальонному командиру штурмбаннфюреру Фортенбахеру нам устроили разнос, начинавшийся словами: «Вы, варвары…» Но когда мы перед отправлением вычистили наше место привала до последней соломинки, нам простили предшествующий проступок.
Брока был временным конечным пунктом нашей поездки поперек Франции. Маленькое местечко находится в 20 километрах севернее большого города Мон-де-Марсан. Там расположился штаб полка.
Но уже через пару недель мы снова были на колесах. Всем обратно на север — охранять демаркационную линию. Штаб 1 — го батальона, где я по-прежнему служил, с одной ротой занял деревушку Дорнеси, заброшенное местечко с неказистыми домами в горной местности в 30 километрах юго-западнее города Авалона.
Всякого рода проверки и инспекции расцвели здесь пышным цветом. Все, кто не нес службу непосредственно на демаркационной линии между Мулином и Шалон-сюр-Сон, были охвачены проверками. Проверка оружия, проверка снаряжения, проверка обмундирования (при этом выяснилось, что галстук времен Первой мировой войны пережил свое второе рождение), и не забывать про вечерние внезапные проверки здоровья. Нам, водителям, предстояло пережить еще ужасную проверку автомобилей. Жаркими летними днями мы лежали под машинами, чистили каждый винтик зубной щеткой, натирали металлические части масляно-бензиновой смесью, отчасти для того, чтобы стереть старую смазку, отчасти для того, чтобы затереть грязь равномерным слоем масла. Но такие хитрости не помогали. Механик беспощадно их разоблачал, проводя по поверхности тонкой отверткой, и извлекал с ее помощью грязь на свет яркого французского солнца.
Когда я в сотый раз отрегулировал клапана моей машины и уже не знал, что бы мне еще можно было улучшить, я получил приятную задачу. Мне доверили почту батальона. Я должен был собирать ее, отвозить на полевой почтамт в Авалоне, забирать поступившую почту и распределять ее по ротам. Естественно, это предоставляло великолепную возможность держаться подальше от нелюбимой службы и вносило в жизнь разнообразие, так как я ежедневно ездил в город по хорошей горной дороге, любуясь видами Мон-дю-Морван.
19 августа я вез двух сослуживцев к зубному врачу и почту. Пытаясь на большой скорости уклониться от встречного автомобиля, ехавшего почему-то по середине дороги, я не справился с управлением, моя машина перевернулась несколько раз и ударилась о кирпичную стену. На удивление, я и мои пассажиры, которых при торможении вынесло через лобовое стекло, отделались легким сотрясением мозга и небольшими травмами. Машина была разбита вся всмятку. Потом, во время расследования, нам удалось доказать офицерам полевой жандармерии, что мы ехали со скоростью не более 65 километров в час, хотя поверить в это было трудно. Я выписался из лазарета через неделю, мои пассажиры — через месяц.
В части мне выдали древнюю колымагу — трофейный «Ситроен». Когда я на нем появлялся на дороге под бренчание облицовки, скрип рессор и астматическое сипение мотора, то вызывал насмешки и улыбки окружающих. Но это длилось недолго. Из Германии прибыло пополнение личным составом и техникой. Я получил «Опель-Блиц» 1940 года выпуска для перевозки личного состава. В ходе переформирования меня назначили в 4-ю роту (пулеметно-минометную). Кроме того, нас сменили на демаркационной линии и перевели в район южнее Бордо.
Хотя перевод по службе может показаться незначительным, он все же открыл новую главу в моей солдатской карьере.
Я попал в замечательную компанию: молодые жизнерадостные парни и бывалые резервисты, дополнявшие друг друга. Вместе их сплачивал молодой командир роты гауптштурмфюрер Шрёдель. Старшина роты, образцово знавший всю внутреннюю службу, никогда не придирался к личному составу. И это делало службу радостной, потому что солдаты не испытывали «давления сверху». Я был рад тому, что окончательно прошла опасность, что меня снова назначат связистом.
Когда мы, проехав около 800 километров, оказались в Ажемо, маленьком городке, расположенном в 80 километрах от испанской границы, и вылезли из машин, мы впервые почувствовали себя обманутыми. Неужели мы здесь должны размещаться? Кроме зеленого луга, тут совершенно ничего не было! Даже какого-нибудь малюсенького сарая. Значит, мы будем жить в палатках! Через час аккуратно разместившись по отделениям и взводам одна рядом с другой появились четырехместные палатки. Мы, водители, «прожженная компания», естественно, создали собственное объединение. Нашим непосредственным начальником был начальник автоколонны. Одной из первых мер было строительство уборных, которые мы, чтобы иметь крышу над головой, установили у стены хлева граничащей с лугом фермы.
Сразу после этого начали устанавливать места для умывания. К ним по шлангам подавалась вода. Мирно задымила полевая кухня. Рота построилась на поверку перед выровненными в ряд автомобилями. Мы сразу же начали строительство казарм в хорошо зарекомендовавшем себя «барачном» стиле. Этим занимались в основном резервисты, среди которых было немало профессиональных плотников. А мы, молодежь, тратили избыток сил на боевую и строевую подготовку или на физическую работу, помогая «старичкам» — тридцатилетним. К вечерней поверке мы уже казались немного заторможенными и освобожденными от избыточных сил.
Вместе с большинством других молодых солдат задним числом, с 1 июня 1940 года, я был произведен в роттенфюреры. Роттенфюрер Мёльцер — в 17 лет стал, по-видимому, самым молодым обер-ефрейтором, носившим немецкий стальной шлем.
Местное население быстро привыкло к нам. Женщины и мужчины держались нейтрально, девушки — сдержанно. Мы же были оккупантами, разве можно было ожидать чего-то другого?
Трактирщики в старых переулках были неприветливы, зато вино было отменным. Хозяева вскоре оценили нас как хороших клиентов. Очевидно, за нашу платежеспособность, и не только при покупках вина. И еще за наше безупречное поведение. Наличие индеек, омлетов, баранины, приготовленных на местной кухне, всегда давало нам повод что-нибудь отпраздновать.
Наши плотники быстро построили бараки и навесы для машин. Начались проверки.
К сожалению, в одно из воскресений произошел очень неприятный случай. Данцер, тот самый мотоциклист, первый за свои отчаянные поездки с донесениями под пушками английских танков получивший Железный крест 1-го класса, в пьяном состоянии ворвался в квартиру одной женщины и попытался ее изнасиловать. Высунувшись из окна, женщина закричала о помощи, ее услышал эсэсовский патруль и арестовал Данцера.
О происшествии последовал доклад в батальон, из батальона — в полк и в дивизию. Для Данцера все обернулось очень плохо. Ворвался в чужую квартиру, совершил попытку изнасилования в состоянии опьянения, подорвал честь войск СС… Это могло бы стоить ему головы, по крайней мере, изгнания с позором из войск СС с последующим заключением в концлагерь. Мы знали это, и Данцер — тоже.
В тот день, когда его должны были отправить на допрос в штаб дивизии, дежурный унтерфюрер обнаружил, что гауптвахта пуста, хотя только что Данцер был на месте.
Была поднята тревога. Пока целая рота осматривала бараки, мотоциклист в сером военном пуловере на мотоцикле DKW-500 без коляски промчался через КПП, выскочил на дорогу, ведущую на восток, и пропал. Данцер удрал на машине, которой владел лучше всего. За ним в погоню отправились Цигенфус, Мёллер, Друкентанер и Папенфус. Подняли всю дивизию. По всему району расположения расставили патрули. После того как мотоциклисты его заметили и пытались догнать на лесистой пересеченной местности, Данцеру удалось уйти от их преследования и исчезнуть. Самого отчаянного мотоциклиста дивизии поймать не удалось.
