Светлана Богина - Революционер-народник Порфирий Иванович Войноральский
На место Никиты был взят Фроленко. Было решено вывести Стефановича, Дейча и Бохановского из тюрьмы в одежде часовых, которые уходят со смены. Фроленко принес солдатскую форму, и товарищи переоделись в нее. Из остальной одежды сделали чучела и положили их в постели, чтобы в окошечко сторожа увидели "спящих".
В назначенное время в полночь Фроленко пришел за товарищами, но застал в коридоре ночного сторожа, который явно не собирался уходить. Тогда Стефанович как бы случайно выронил книгу в окно, Фроленко послал за ней сторожа и сам повел за собой троих товарищей к выходу. Но когда проходили по нижнему коридору, Бохановский в темноте зацепился за веревку сигнального колокола, и на всю тюрьму раздался сигнал тревоги, взбудораживший все вокруг. И в этот опасный момент, когда, казалось, все пропало, Фроленко не потерял самообладания, а, наоборот, проявил находчивость и быстроту реакции. Бросив товарищам на ходу; "Прячьтесь, быстро!" -- Фроленко побежал к тюремной кодегардии и сообщил, что это он нечаянно задел веревку колокола. Понемногу тревога улеглась. Фроленко вернулся к товарищам, но разыскать их оказалось нелегко: они попрятались кто куда и в темноте ему пришлось бегать из конца в конец коридора, пока не обнаружил всех. Затем они благополучно дошли до тюремных ворот. На окрик Фроленко сторож подал ключи от калитки, а часовой в будке не обратил внимания на то, что новая смена еще не входила. Беглецы вышли за пределы тюрьмы. Недалеко от выхода их встретил Валериан Осинский с повозкой. Доехали до берега Днепра и там пересели в лодку.
Путешествие по реке продолжалось целую неделю. На ночь лодку прятали в кустах и отдыхали, днем гребли, стараясь прятаться в камыши при появлении на горизонте дыма парохода.
В Кременчуге опять встретились с Осинским, который добрался сюда по железной дороге. Он передал освобожденным товарищам паспорта и все необходимое.
Петербургские землевольцы поставили своей задачей попытаться освободить осужденных на каторгу по процессу "193-х", которых должны были отправить в центральные каторжные тюрьмы под Харьковом.
Мышкин был отправлен из Петропавловской крепости еще в апреле. Землевольцам не удалось его перехватить. Войноральского, Рогачева и Ковалика стали перевозить 25 июня 1878 г. Шел пятый час утра. Закованных в кандалы революционеров в закрытых каретах привезли на вокзал и поместили в один вагон. Друзья встретились вновь после одиночного заключения. Они крепко обнялись и расцеловались.
Им было радостно: пусть на короткое время, но они могут видеть друг друга, любоваться природой в окно вагона, свободно разговаривать.
По приезде в Харьков их поместили в Харьковскую тюрьму, откуда должны были отправить в центральные каторжные тюрьмы под Харьковом.
Получив сведения об отправлении в харьковский централ Рогачева и Ковалика, землевольцы, собравшиеся в Харькове, -- Софья Перовская, Александр Михайлов, Адриан Михайлов, А. Квятковский, А. Баранников, М. Фроленко, Н. Морозов, М. Оловенникова и др. предприняли попытку к их освобождению. В 9 верстах от Харькова отправленных из города Рогачева и Ковалика поджидала группа землевольцев на дороге, ведущей в Новобелгородскую центральную каторжную тюрьму, куда ранее уже был отправлен Мышкин. Но Рогачева и Ковалика повезли в другой централ -- Новоборисоглебскую каторжную тюрьму и по другой дороге. Момент был упущен. И вот получена новая информация: Войноральского повезут 1 июля 1878 г., но по какой дороге и в какую из двух центральных каторжных тюрем, опять неизвестно.
Тогда землевольцы, учитывая прошлый опыт, решили разделиться на три группы. Была проведена большая подготовительная работа. В разных местах Харькова сняли три квартиры. Александр Михайлов и Софья Перовская стали хозяевами конспиративной квартиры, где предусматривалось скрыть Войноральского и скрыться самим. Михайлов выдавал себя за богатого помещика, а Перовская играла роль горничной. На случай провала этой квартиры была снята запасная, где поселились Александр Баранников и Маша Оловенникова. Третья квартира, называемая центральной, стала местом совещаний и сборов. Здесь хранилось оружие, костюмы армейского и жандармского офицеров и т. д. В качестве хозяина этой квартиры выступал Николай Морозов. Дом был расположен на глухой окраинной улице. Он делился на две изолированные половины. В одной такой части дома и была конспиративная квартира, где жил Морозов, а в другой жила молодая офицерская вдова, которой Морозов представился как землемер, ищущий подходящую для себя службу. Его изысканные манеры и общительность очаровали хозяйку, что осложняло конспирацию. Морозову иногда приходилось не на шутку выкручиваться и обманывать надежды хозяйки на встречи с ним. Так молодая женщина невольно стала помехой в планах революционеров.
Все с нетерпением ждали сигнала к операции. Войноральского повезли по дороге, которую контролировала группа в составе Фроленко, Баранникова и Квятковского. Баранников и Фроленко ехали в бричке, Квятковский -- верхом на лошади. Но когда выехали, вспомнили, что оставили на квартире Морозова саблю. Да еще не успели распределить роли: договориться, кто и в какой момент стреляет в жандармов. И эти мелочи сразу осложнили положение. Баранников, бывший в форме жандармского офицера, остановил приближавшуюся к ним повозку с Войноральским и двумя жандармами возгласом: "Стой! Куда едешь?" Ямщик не сразу остановил разогнавшихся лошадей.
-- Куда едешь, спрашиваю, -- повторил Баранников. Жандарм, отдавая честь, начал отвечать. Фроленко, отличный стрелок, выстрелил в жандарма, но промахнулся. Тогда выстрелил Баранников и ранил одного из жандармов, тот лицом вниз упал на дно повозки. Войноральский казался безучастным и был недвижим. Он был прикован к дну повозки и не мог ни помочь товарищам и ни выскочить из нее. Лошади, напугавшись выстрела, понесли во весь опор. Баранников бросился в бричку, и они с Фроленко помчались вслед за повозкой, которая увозила Войноральского. Фроленко несколько раз на ходу стрелял в лошадей, но безуспешно -- неудачи преследовали его. А ведь были бы обрезаны постромки, трое революционеров оказались бы против одного жандарма и Войноральский мог бы быть освобожден. А раненые лошади мчались от страха что было сил. Оставался еще один шанс -- надежда на Квятковского, ехавшего верхом на лошади. Ему удалось догнать жандармов, и он разрядил в лошадей всю обойму своего револьвера -- шесть пуль. Но и этого прекрасного стрелка преследовали неудачи. Смертельно напуганные лошади понесли с бешеной скоростью.
Можете себе представить, дорогой читатель, что чувствовал человек, отбывший почти семилетнюю ссылку в северных губерниях России и около четырех лет заключение в петербургских тюрьмах, осужденный на десятилетнюю каторгу, когда он вдруг увидел рядом своих товарищей по борьбе, останавливающих повозку и вступивших в борьбу с жандармским конвоем. Он прикован к дну повозки и ничего не может сделать для своего освобождения. Он видит, что один из жандармов падает раненый, а другому противостоит группа из трех вооруженных революционеров. Волна неожиданной надежды на спасение подхватывает его, чтобы в ближайшее мгновение разорвать оковы, удерживающие его на дне повозки. А вместо этого -- бешеная скачка коней под градом пуль, и нет спасения, и товарищи где-то далеко, и сковано не только тело, но и душа...
А на конспиративной квартире в Харькове ждут освобожденного Войноральского. Софья Перовская нервно ходит по комнате, поглядывая на часы. И вот стук в дверь. На пороге стоит задыхающийся, потный Баранников, высокий, сухощавый в распахнутом офицерском пальто. Глядя на него, Перовская мгновенно все понимает: "Неудача! Но почему? Что помешало?" И всегда выдержанная и деликатная, Соня преображается на глазах. Она не в силах говорить. Она кричит: "Это позор! Промахи! Почему не гнались дальше?!"
Баранников пытается объяснить:
-- Это цепь случайностей. Кто мог предвидеть, что отличный стрелок Фроленко трижды промахнется, а Войноральский окажется прикованным к дну повозки? Можно ли было ожидать, что раненые лошади понесутся с бешеной скоростью? В этот день никто не мог спокойно говорить о действительных причинах неудачи.
Позже на одном из заседаний организации на вопрос Гольденберга, почему не удалось освободить Войноральского, Александр Михайлов заметил, что был допущен ряд непростительных ошибок:
-- Беда в том, что поручения не были четко распределены. Каждый действовал по своему усмотрению, считал себя обязанным только стрелять. Все понимали, что кто-то должен заняться постромками, но не наметили, кто именно, так как решили, что это мелочь.
В разговор включился Николай Морозов:
-- Я думаю, что и предварительное распределение обязанностей мало бы что дало. Если бы мы действовали одной группой, этого бы не произошло. Но мы разделились на три, так как до последней минуты не знали, что Войноральского повезут по Змиевской дороге.
