Х Льоренте - История испанской инквизиции (Том II)
VII. Помолвленные были обвенчаны в Толедо 2 февраля 1560 года. Дом Франсиско де Мендоса-и-Бовадилья, кардинал-архиепископ Бургоса, дал им брачное благословение. Дон Карлос, королевский сын, был посаженым отцом, вдовствующая государыня португальская, сестра монарха, - посаженой матерью. Тогда были созваны генеральные кортесы королевства. Члены собрания присягнули на верность дону Карлосу 22 февраля и признали его наследником короны отца. Королева Изабелла не могла присутствовать на этой церемонии, потому что через несколько дней после свадьбы заболела оспой. Дон Карлос также захворал (на четвертый день) перемежающейся лихорадкой вскоре после приезда королевы в Испанию. Эта болезнь не помешала ему прогуливаться верхом и присутствовать на собрании кортесов в день принятия присяги, однако из мемуаров, оставленных современниками, явствует, что он был худ, слаб и бледен. Это обстоятельство лишает его мнимый портрет цветущего вида и делает сомнительным воображаемое путешествие, совершенное им, по словам Сен-Реаля и Мерсье, навстречу королеве до Алькала-де-Энареса. Филипп II чувствовал себя хорошо в тридцатилетнем возрасте, и королева не могла отказаться от блеска трона ради слабой или несуществовавшей склонности к принцу, лицо которого носило отпечаток бледности и болезни. С другой стороны, ей приходилось заниматься собственным положением, которое подвергало ее опасности навсегда потерять красоту.
VIII. Выздоравливая, королева, несомненно, узнала о небрежном воспитании принца, о его моральных качествах и нестерпимой надменности. Ей стало хорошо известно, что он дурно обращался со своими слугами и на словах и в поступках, что в сердцах и гневе он ломал все, что ему попадалось под руку. Вероятно, она была осведомлена и о том, как вел себя принц в день принесения присяги с почтенным герцогом Альбой. Ему был поручен церемониал открытия заседаний кортесов; множество хлопот, связанных с поручением в торжественный день, заставило его забыть подойти к дону Карлосу, когда тот должен был приносить присягу. Его искали и нашли, но юный принц, разгневанный, оскорбил его так сильно, что тот готов был потерять должное уважение. Отец принудил его извиниться, но это уже не имело значения: они всю жизнь смертельно ненавидели друг друга.
IX. Ни в одном из рукописных мемуаров, которые я мог достать, я не вычитал ничего, что указывало бы хоть на малейшую вероятность существования нежной склонности принца к королеве. В них не встречается абсолютно ничего, что могло бы породить мнение авторов повестей и романов. Время для обвинения их во лжи прошло, но они злоупотребили статьей предварительных соглашений 1558 года, которой, надо думать, принц никогда не знал. Все сказанное ими о портретах недостоверно; дон Карлос не мог влюбиться в королеву, не видя ее. Не более правдоподобно, чтобы это чувство родилось в его сердце во время приступов перемежающейся лихорадки.
X. Королева еще выздоравливала, когда принц уже поправился. Король послал его в Алькала-де-Энарес, дав в провожатые дона Хуана Австрийского, его дядю, и Алессандро Фарнезе, наследного принца Пармского, его кузена. При нем были также гувернер, учитель и священник, о которых я говорил, дворяне и необходимые слуги. Король имел намерение укрепить здоровье сына путешествием, в котором он дышал бы более чистым воздухом и жил бы среди полей, совершенно освободившись от стеснений придворного этикета. Монарх желал также, чтобы сын приохотился к учению, так как успехи его были так малы, что он не знал еще латыни; дон Онорио де Хуан, видя его отвращение к изучению другого языка, кроме родного, давал ему до сих пор уроки только по-испански.
XI. 9 мая 1562 года дон Карлос, будучи семнадцати лет от роду, упал с лестницы своего дворца. Он прокатился по нескольким ступеням и получил ранения в разных частях тела, главным образом в спинном хребте и в голове; некоторые казались смертельными. Король, узнав об этом случае, поехал к принцу на почтовых, чтобы оказать ему необходимую помощь. Кроме того, он приказал всем архиепископам, епископам и другим высшим духовным лицам, а также всем капитулам молиться Богу о выздоровлении сына. Полагая, что сын находится уже при смерти, Филипп II велел принести тело блаженного Диего, францисканского бельца, заступничеством коего, как говорили, Бог творил великие чудеса. Тело блаженного было возложено на тело дон Карлоса; с этого момента дон Карлос стал чувствовать себя лучше; это приписали покровительству св. Диего, который был вскоре канонизован по ходатайству Филиппа II. Я должен заметить, что принц пользовался уходом очень известного доктора Андреа Басилио, королевского медика, уроженца Брюсселя. Заметив, что раны и контузии, полученные доном Карлосом в голову, вызвали накопление значительного количества жидкости, доктор считал смерть неизбежной, если оперативным путем не освободить от этой жидкости больного. Андреа Басилио вскрыл череп, выпустил оттуда жидкость и спас больного. Принц, однако, выздоровел не вполне. Он остался подвержен болям в голове и страданиям, которые не только препятствовали ему прилежно заниматься, но и причиняли иногда расстройство в мыслях, что делало его характер еще более невыносимым. Неужели все это превосходное предрасположение для возбуждения нежного чувства в сердце добродетельной принцессы?
XII. Дон Карлос вернулся ко двору в 1564 году, избавленный от своих учителей. Филипп II вознаградил дона Онорио де Хуана, назначив его епископом Осмы. Твердое благочестие и мягкость характера этого прелата так пленили сердце дона Карлоса, что разлука между учителем и учеником не прервала дружбы и доверия, которые принц питал к епископу. Доказательство этого находится в его письмах, которые дают невыгодное представление о его дарованиях и образованности. Заметно, что он часто оставляет фразы неоконченными, вследствие чего получается не то, что он хотел выразить. Одно из своих писем к прелату он заканчивал следующими словами: "Я кончаю, 23 января 1565 года; ваш величайший, который исполнить все, что вы от меня потребуете, принц..." Вот полный текст другого его письма: "Моему учителю епископу. Мой учитель. Я получил ваше письмо в лесу. Я здоров. Бог знает, как я был бы восхищен посещением вас вместе с королевой {Это намек на путешествие, которое королева предприняла в Байонну для беседы с своей матерью о политических делах лиги. Оно происходило в 1565 году.}. Дайте мне знать, как вы на это смотрите и сколько это будет стоить. Я съездил из Аламеды в Буитраго, и это мне понравилось. Через два дня я ездил в лес; теперь через два дня я вернулся сюда, где я нахожусь со среды до сегодняшнего дня. Я здоров, я кончаю. Из деревни 2 июня. Мой лучший друг, которого я имею в мире, я исполню все, что вы потребуете; я, принц". Он кончает теми же словами другое письмо, писанное в Иванов день; конец его очень походит на варварский жаргон {Кирхер. Кн. 2. Гл. 2.}.
XIII. Этот принц был так привязан к епископу, что выхлопотал у папы бреве, разрешившее ему пребывать в Мадриде полгода, чтобы пользоваться его обществом. Недомогания дона Онорио помещали ему воспользоваться этим разрешением. Они стали так часты, что свели его в могилу. Этот епископ употребил свое влияние на принца, чтобы преподать ему добрые советы, что обнаруживается в написанных к принцу письмах. Принц никогда не оскорблялся этой вольностью и, по-видимому, принимал эти советы как должное; но его поведение не отвечало этому. Без малейшей сдержанности он предавался порывистости своих страстей. Можно привести бесконечное число анекдотов, которые это доказывают. Необходимо передать некоторые из них, чтобы вывести из заблуждения тех, кто одобряет восторженные отзывы, расточаемые талантам и благородству дона Карлоса Сен-Реалем, Мерсье и другими.
XIV. Однажды принц был на охоте в лесу Асека. Он так разгневался на дона Гарсию Толедского, своего гувернера, что подбежал к нему, желая его поколотить. Этот сеньор, опасаясь, как бы не нарушить должного принцу уважения, спасся бегством и успокоился только в Мадриде, где Филипп II даровал ему некоторые милости, чтобы заставить забыть оскорбление, нанесенное ему принцем. Дон Гарсия, боясь новых инцидентов, умолял короля соблаговолить принять его отставку. Монарх согласился на это и назначил на его место Руи Гомеса де Сильву, принца Эволи, герцога де Франкавилью и де Пастрана, графа де Мелито. Этот сеньор также подвергался самым неприятным сценам вследствие неистовых приступов гнева, которым предавался дон Карлос {Кабрера. Мудрость Филиппа II. Гл. 28.}.
XV. Дом Диего Эспиноса (впоследствии кардинал и епископ Сигуэнсы, главный инквизитор и член государственного совета) был председателем совета Кастилии. Он выгнал из Мадрида комедианта Сиснероса, когда тот собирался представлять комедию в аппартаментах дона Карлоса. Принц, узнав об этом, потребовал от Эспиносы приостановки высылки Сиснероса до конца представления. Не получив благоприятного ответа, он побежал за ним во дворец с кинжалом в руке. Вне себя от гнева, он публично оскорбил его, сказав: "Как смеет этот попишка мне противиться, мешая Сиснеросу исполнять то, что я желаю? Клянусь жизнью моего отца, я хочу вас убить!" Он и поступил бы так, если бы некоторые гранды Испании, которые присутствовали при этом, не встали между ними и если бы председатель не решил удалиться {Ван дер Гамен. История Филиппа II С 115; Кабрера История Филиппа II. Кн. 7. Гл. 22}.
