Виталий Пенской - Иван Грозный и Девлет-Гирей
В результате планы Ивана изменились. К концу 1550-х гг. он пришел к выводу, что в сложившейся ситуации нужно попытаться «дожать» хана, заперев его в Крыму и продолжая истощать его силы непрерывными набегами русских служилых людей вместе с казаками, ногаями и черкесами, лишить Девлет-Гирея возможности предпринять в обозримом будущем сколько-нибудь серьезные активные действия против России. Ну а поскольку в таком случае руки у Ивана оказывались на время развязанными, то можно было сосредоточиться на решении даже не столько «ливонского», сколько «литовского» вопроса. А в том, что именно он будет определять политику Русского государства на ближайшие годы, стало совершенно ясно именно в январе 1560 г., когда в Москву прибыл литовский посланник М. Володкович. В доставленной им грамоте от Си-гизмунда II Ивану IV четко и недвусмысленно говорилось, что русский государь должен отступиться от Ливонии, поскольку де «Ифлянская земля здавна от цесарства хрестьянского есть поддана предком нашим во оборону отчинному панству нашему, Великому Князству Литовскому». Ну а если Иван не прекратит воевать с ливонцами, то поскольку он, Сигизмунд, «Ифлянское земли всей оборону, яко инших панством и подданным нашим однако повинни есмо чинити», то он будет вынужден вмешаться в этот конфликт и взять под свою защиту своих подданных-ливонцев, «боронити» их «от кождого насилья и моцы»{172}.
Реакцию царя предугадать было нетрудно. В ответном послании, отправленном 11 июля, он с удивлением спрашивал у Сигизмунда, с каких это пор «Ливонская земля» стала частью державы великого литовского князя и короля польского. Ведь согласно всем грамотам и договорам, писал Иван, «Ливонская земля от предков наших и по се время от нашего государства ни к коему государству николи не бывала, а завсе и по се время были в нашей дани, …и как крестным целованьем утвержена, что им (т.е. ливонцам. — П.В.) кроме нас к иным государям ни к кому не приставати никоторыми делы, никоторой хитростью». Ну а раз так, то, продолжал отвечать своему «брату» великий князь, он «по всемогущего Бога воле, начен от великого князя русского Рюрика и по се время, держим Руское государство и, яко в зерцало смотря прародителей своих поведенья, о безделье писати и говорить не хотим, шел еси и стоял в своих землях, а на наши еси данные земли не наступил и лиха им не учинил»{173}.
После такого обмена «любезностями» стало совершенно ясно, что ни о каком «вечном мире» не приходится и мечтать, что перемирие, истекающее в 1562 г., продлено не будет, и «принуждение к миру» ливонцев, затеянное в 1558 г., вот-вот перерастет в крупномасштабный конфликт с Великим княжеством Литовским, соединенным очной унией с Польским королевством. Надо полагать, Иван очень сильно пожалел о том, что в 1559 г. пошел на временное прекращение боевых действий в Ливонии. Во всяком случае, позднее, в 1-м послании князю Курбскому царь обвинял князя и его единомышленников, прежде всего А. Адашева, в «супрословии» и «злобесных претыканиях», из-за которых не удалось быстро покорить Ливонию и поставить тем самым Сигизмунда пред свершившимся фактом{174}. Но что было, то было, изменить прошлое было уже невозможно, а время между тем истекало — до конца перемирия не оставалось и двух лет. По большому счету, кампания 1560 г. должна была стать решающей — если получится в этом году заставить хана пойти на мир на условиях, выдвигаемых Москвой, значит, можно было с чистым сердцем готовиться к войне с Литвой. А если нет — что будет тогда, надо полагать, в Москве старались не думать, потому что перспективы выстраивались самые что ни на есть мрачные.
§ 4. «Это есть наш последний и решительный бой…»?
Кампании 1560 и 1561 гг.
Как совершенно верно замечал В.П. Загоровский, «к 1559 г. Российское государство в борьбе с Крымским ханством прочно овладело инициативой»{175}. Эту инициативу оно не собиралось выпускать из рук и в 1560 г. Пока шли обмен гонцами и пересылки между Краковом, Бахчисараем и Москвой, а русские полки возобновили боевые действия в Ливонии, Иван готовился к продолжению войны с «крымским». В феврале из Москвы был отпущен «в Черкасы» князь Вишневецкий вместе с черкесскими князьями Иваном Амашуком и Василием Сибоком «з братьею», «и попов с ними крестианскых отпустил, а велел их крестити по их обещанию и по челобитью и промышляти над крымъским царем». Примечательно, что в Никоновской летописи известие об этом событии стоит под заголовком «Отпустил государь Вишневецкого на государьство (выделено нами. — П.В.) в Черкасы».{176} Вряд ли такая оговорка была случайной — поскольку Вишневецкий уже был там воеводой, то теперь, выходит, Иван посылал его туда как своего наместника и, быть может, вассального удельного князя.
Спустя месяц был расписан «розряд от Поля и по украинным городом». Береговой разряд расписан в этом году не был, поскольку выход хана к русским границам не предвиделся. Собственно говоря, и сил для него не оставалось, поскольку значительная часть русского войска была задействована в Ливонии. Видимо, поэтому в 1560 г. выход в Поле сколько-нибудь значительных русских сил не предполагался. Взамен Иван и его советники попытались прибегнуть к «стратегии непрямых действий», организовав наступление на Крым с трех сторон, но без участия главных сил русского войска. Суть этой новой стратегии царь изложил в своем послании бию Исмаилу, которое должен был передать ногайскому правителю посланный в его Орду посол сын боярский П. Совин.
В этой грамоте Иван писал, что памятуя об изложенной в предыдущем послании бия просьбе держать его в курсе русских планов относительно продолжения войны с Крымом, он сообщает следующее. Во-первых, «посылаем по сей весне на Днепр наместника своего черниговского диака Ржевского со многими людми да Тягрибердеи-мирзу кипчака, которой к нам приехал служити из Крыму. А велели есмя им с Днепра крымскому царю недружбу делати, сколко им Бог поможет». Во-вторых, на Дон с особым заданием отправился сын боярский И. Извольский «со многими людми». Ему, сообщал царь своему компаньону, был наказ в случае, ежели «Смаиль князь» сам или кто-то из его окружения пойдет на крымцев, оказывать тому всяческое содействие и «перевозы держать». Наконец, князь Вишневецкий с черкесскими князьями убыл в «Черкасы Пятигорские» «делать недружбу» Девлет-Гирею «с Черкасской стороны». И дальше Иван подробно изложил Исмаилу свою задумку: «наша мысль, что тебе (Исмаилу. — П.В.) самому пригоже ити за Волгу на крымскую сторону и стати тебе на усть Медведицы и с усть Медведицы (имеется в виду место впадения реки Медведица в Дон, на территории нынешней Волгоградской области. — П.В. Возможно, именно здесь срубил городок в предыдущем году И.М. Вешняков{177}) дети своих и племянников на Крым отпусти™ тово для: которые ваши люди ещо в Крыме остались, и те люди, послышев тебя, что ты сам стоишь на Медведице, все у тебя будут». Хан же, по мысли царя, еще более ослабевший в результате ухода от него ногайских мурз, «послышев тебя (Исмаила. — Д.В.), что ты сам идешь, а Вишневецкой с Черкасские стороны с черкасы идет, а з Днепра рать же идет, и он против детей твоих и племянников и наших людей не станет же». Ну а содействие походу Исмаила должны были оказать посланные Иваном на Дон стрельцы, которые «ждут готовы» бия и его родичей.
Таким образом, царский замысел, изложенный в послании, был достаточно прозрачен. Со стороны Днепра в наступление готовился перейти Диак Ржевский, со стороны Кубани удар должен был нанести Вишневецкий с черкесскими князьями, и, наконец, третью атаку со стороны Дона предлагалось осуществить Исмаилу и его людям вместе с посланными ему в помощь московскими служилыми людьми, казаками и стрельцами. При этом Иван подчеркивал, чтобы Исмаил «однолично безо всякого переводу сево лета над Крымом промышлял безотступно по тому, как есми к тебе свою мысль приказал», пока на дворе «пригожее» время для такой операции и «чтоб Вишневетцкого и Дьяково стоянье не безлеп было»{178}. Выходит, в этом году главную роль предлагалось сыграть Исмаилу и его соплеменникам (видимо, такое решение в Москве приняли, памятуя об успешных действиях ногаев минувшей зимой). Такая перемена выглядит весьма примечательной. Испробовав за прошедшие годы всевозможные методы заставить хана замириться с Москвой, русский государь и его советники, чье внимание все более и более сосредотачивалось на западном и северо-западном направлениях, решили продолжить стратегию истощения экономического, а значит, и военного потенциала Крыма непрерывными набегами. План был хорош, но в нем было одно слабое звено — Исмаил. От его позиции, от его желания принять активное участие в предполагавшемся плане зависело многое, если не все. И, судя по тому, что летописи молчат об успешных действиях русских и ногаев в причерноморских степях, а разрядные книги говорят о возросшей активности крымцев в Поле, надежды Ивана на «Смаиля князя» не оправдались, но подробнее об этом ниже.
