Олег Кубякин - Демонтаж
Самое начало текста «Задонщины» украшают грандиозные антропологические исследования, главный вывод которых заключается в том, что «православный русский народ берет свое начало от сына Ноева — Афета».
Думаем, впоследствии, в виду того что иудейское происхождение русского народа, очевидно, обрадовало не всех, «Задонщина» некоторое время не фигурировала среди письменных источников. Возможно, считалась неудачным проектом. Тем не менее из-за скудности фактуры «Задонщине» со временем была присвоена почетная степень «торжественной, героической песни победителям несметной мамаевой орды». С тех пор «игоревское» происхождение «Задонщины» завуалировали, и она пошла как самостоятельное произведение героического эпоса.
* * *Итак, первоначальная версия истории Руси XII–XIV веков отражалась в двух произведениях:
1. «Слово о полку Игореве», описывающее реальный поход Новгород-Северского князя на половцев.
2. Произведение, настоящего названия которого мы никогда не узнаем. Гораздо позднее оно было переделано в «Сказание о Мамаевом побоище», но на тот период существовало в своем первоначальном виде.
Речь идет о том варианте «Сказания», в котором Мамаевыми богами оказались Велес и Хорс. Невозможно сегодня восстановить точную дату и настоящих участников события, описываемого в изначальном произведении, но отдельные его участки весьма наглядно демонстрируют внутреннюю усобицу Руси, имеющую религиозные корни.
Это как раз тот случай, когда бьются «наши с русскими». Возможно, речь идет о битве «на Кулишках» в Подмосковье, версию о которой выдвинули Носовский и Фоменко. Это, кстати, полностью объясняет, почему на древних гравюрах, изображающих Куликовскую битву, обе враждующие стороны одеты в русские доспехи.
Собственно, это еще не «вариант» истории, склепанный хронистами. Это то, что происходило на самом деле. Варианты до определенной поры не требовались. Но со временем потребность в «варианте» возникла. Елейные рассказы о блаженстве, снисходящем на людей, принявших крещение, неминуемо натыкались на воспоминания о зверствах «блаженных», творимых с русским народом во времена насаждения крещения. Поскольку «запретить» воспоминания не представлялось возможным, был изобретен уникальный метод — операция под кодовым названием «Это не мы!».
Если кто-то сомневается, что люди способны на такие поступки, пусть зайдет в комнату к своим детям, положит на стол сникерс и строго скажет: «Разрешаю съесть только после обеда!» Потом, через 10 минут, когда он обнаружит пустую обертку от сникерса, поинтересуется у своих детей: кто его съел? Можете не сомневаться, ответ будет однозначным:
— ЭТО НЕ МЫ!
Через много лет, когда боль от гражданской войны в памяти народной начала утихать, «крестителей» стали идеализировать. Самый первый из них — Владимир Красно Солнышко, оказалось, все свои гнусности творил, пока не окрестился, а потом стал непогрешимым и равноапостольным. Но повторить данный фокус со всеми подряд не представлялось возможным. Поэтому и возник первый гениальный план из серии «а это не мы!».
Первыми негодяями, зверями и нелюдьми, которые регулярно мучили святую Русь, назначили половцев. О «крестителях» же теперь говорилось иначе:
«Прекрасен обликом и чист душою, совершенен умом, поборник благочестия, жизни украшение, предков достоинство. Обеты, принятые в святом крещении в чистоте сохранил, сберег сердце свое от помысла греховного, словно в чертоге в чистом теле. Праздных бесед не вел и непристойных слов не любил. Злонравных людей избегал, а с добродетельными всегда беседовал. Священное Писание с умилением слушал, о церквях божьих усердно заботился. Душу свою чистую и непорочную в жертву Господу своему принес. Ангелы душу его на небеса со славой вознесли!»
Таким образом «крестители» от зверств крещения открестились. Но «половецкая» версия нуждалась в каких-либо ощутимых и широкодоступных представлениях. Обычно организовывать подобные вещи поручают департаментам культуры и образования. Но поскольку в те времена их еще не изобрели, эту «почетную» миссию пришлось выполнять литературно-историческим писаниям.
Согласно плану, все половецкие зверствования должны были укладываться в период с 1185 по 1380 годы. Поэтому версия, которую теперь уже заслуженно можно обозначить как первичную, сначала ограничивалась двумя произведениями:
1. «Слово о полку Игореве», где сила половецкая на Калке реально победила русские войска.
2. «Слово о полку Игореве», переделанное в «Задонщину», где великий князь Дмитрий Иванович в битве на Дону положил конец половецким страстям.
Обратите внимание на само название произведения «Задонщина». Название свидетельствует лишь о битве на Дону. Если бы произведение посвящалось Куликовской битве, то название было бы другое, например, «Куликовщина», но ни о каком Куликовском поле автор «Задонщины» не слышал. На тот момент, когда автор «высасывал» «Задонщину», Куликовское поле еще не изобрели.
Понятно, что всего двух произведений было явно недостаточно. Причем второе, «Задонщина», не соответствовало никаким критериям и не могло играть ведущую роль. Поэтому версия стала обрастать новыми подробностями, детализироваться. Появлялись свежие герои. Усиливалась ведущая и освободительная роль христианской церкви.
Тем не менее новые произведения, где имелось упоминание о битве на Дону, например «Слово о житии и о преставлении князя Дмитрия Ивановича, царя Русского», в единую линию вписывались слабо. Кровожадное лицо нехороших половцев рекламировали вяло. К тому же «Слово» кишело совершенно вредными (ведическими) подробностями.
Вот тут была произведена кардинальная переделка не известного нам произведения, которое ныне представлено как «Сказание о Мамаевом побоище». Здесь уже во всех подробностях появляются Пересвет с Челубеем. Сражение с берегов Дона переносится на Куликово поле к речке Непрядве. И красной нитью через все произведение протягивается направляющая и руководящая роль Православной церкви, не глядя, что в те годы она православной еще называться не могла.
«Сказание» является наиболее подробным описанием сражения Донского с погаными половцами. Правда, как мы уже рассматривали выше, в нем слишком много осталось от базового произведения, что дает возможность без труда понять первоначальный замысел изложения.
Главное, на что бы нам хотелось еще раз обратить внимание, — это то, что хронологически половецкая версия строилась на двух событиях: битва с половцами Игоря на Калке и битва Дмитрия Донского на Дону с половецким царем Мамаем. Никаких других отправных дат данная версия не рассматривала.
«Вот они-то на реке Каяле и одолели род Афетов. С той поры земля Русская невесела; от Калкской битвы до Мамаева побоища тоской и печалью охвачена, плачет, сыновей своих поминая — князей, и бояр, и удалых людей, которые оставили дома свои, жен и детей, и все достояние свое, и, заслужив честь и славу мира этого, головы свои положили за землю Русскую и за веру христианскую».
Обратите внимание: здесь автор даже не намекает на захват Русских земель и гибель гражданского населения от иноземных захватчиков. Речь идет только о воинах, которые погибли в дальних походах «оставили дома свои, жен и детей, и все достояние… головы свои положили».
Примечательно, что великая княгиня Евдокия, беспокоясь о муже, ушедшем на Куликовскую битву, произносит такие слова:
«Не допусти, Господи, того, что за много лет прежде сего было, когда страшная битва была у русских князей на Калке с погаными половцами…»
Самым страшным событием на Руси из всех предшествующих для княгини является битва с половцами 1185 года. При этом ей ничего не известно о битве на Калке с монголами 1223 года, нашествии Батыя 1237–1240 годов, Неврюевой рати и т. д. Можно ли допустить, что княгиня из-за какой-то болезни, например психического расстройства, помнит только события двухсотлетней давности и не помнит более близкие события? Конечно же, нет! Просто княгиня и автор, который представляет нам ее мнение, знакомы лишь с половецкой версией истории Руси. А половецкая версия, кроме Калки и битвы на Дону, больше в себя ничего не включала.
Сама половецкая версия еще не представляла стройной системы подогнанных фактов. Определение ее как «версии» надо воспринимать весьма условно.
Последующую, вторую версию, назовем ее «татарское иго», жизнь сама вынесла естественным путем. Волжские татары в XV веке производили уже не просто набеги, а широкомасштабные военные операции против Руси. «Татарские» зверства, творимые с русским народом, вполне затмили зверства «крестителей»:
«…от частых их набегов и завоеваний до основания были разрушены многие русские города и поросли они быльем и травою, так что стали неузнаваемы. Опустошили они все села, так что от всеобщего запустения позаросли они густыми лесами. И жгли они великие честные монастыри, святые же церкви оскверняли присутствием своим, ложась в них спать; и чинили они насилие над пленными женщинами и девицами; и раскалывая секирами честные святые образы, предавали их огню-всеядцу; и над монахами чинили надругательство, бесчестя образ ангельский: засыпали им в сандалии горячие угли и, обвязав вокруг шеи веревку, заставляли скакать и плясать, словно прирученных зверей; и стаскивали с молодых красивых иноков черные ризы и облачали их в мирские одежды, а затем продавали их, как простых юношей, в далекие варварские земли; и расстригали молодых инокинь, и насиловали их, как простых девушек, и брали себе в жены; над мирскими же девицами на глазах у отцов их и матерей, не стыдясь, преступное блудное дело творили, также и над женами на глазах у их мужей, еще и над старыми женщинами, которые до сорока и до пятидесяти лет во вдовстве пребывали, оставшись без мужей своих.
