Алексей Дельнов - Китайская империя. От Сына Неба до Мао Цзэдуна
Но не в циньском это было духе, надолго вешать оружие на стену, да и обстоятельства не позволяли. Не одного же державного престижа ради сгоняли многотысячные толпы на строительство Великой стены. Она послужила тыловой базой для крупномасштабного наступления на степь: кочевники не очень считались с тем, что Китай теперь империя, и не прекращали своих дерзких набегов. Операция прошла успешно, степняки были разбиты и рассеяны, к Поднебесной были присоединены огромные территории – те, где теперь Внутренняя Монголия.
Подобное же наступление было предпринято и в направлении к югу от Янцзы. При этом для обеспечения армии продовольствием сквозь скалы был прорублен пятикилометровый канал, связавший бассейн Янцзы с одной из восточных рек (он и сегодня в строю).
На новых территориях были учреждены еще четыре области. Их земли требовали освоения. Этим занялись и добровольцы-«целинники», привлеченные почетными рангами и десятилетним освобождением от налогов и трудовой повинности, и те, кто избавлялся таким образом от долговой кабалы у кредитора, и тот широкий круг лиц, кому труд на этих диких просторах заменял каторгу – от дезертиров до проштрафившихся чиновников (в соответствии с основополагающим легистским принципом – «закон одинаков для всех»).
Император продолжал ритуальные объезды своей разросшейся державы – этому он посвящал несколько месяцев в году, и повсюду ставились памятные стелы в честь знаменательного события.
Цинь Шихуанди пожелал оставить о себе в веках память как о покровителе учености. В Сяньяне была учреждена «Академия знаний» – очевидно, по примеру «Академии Цзися», существовавшей когда-то в Ци (пока царство не прекратило своего существования). Семьдесят ученых, приглашенных в новое научное учреждение, пользовались не меньшим почетом и были окружены не меньшей заботой, чем в государстве-предшественнике.
Однако в 213 г. до н. э. произошел острый конфликт с прискорбными последствиями. Конфуцианцы с самого основания империи были недовольны тем, что новая власть, придерживаясь легистских принципов, без особого почтения относится к традициям – ограничиваясь лишь внешними жестами вроде надписей на стелах, в которых присутствовали прославления гуманности повелителя, составленные в конфуцианском духе, да проскальзывали иногда упоминания о древних мудрецах. И вот во время пира во дворце, на который были приглашены и академики, один ученый принялся безмерно восхвалять императора за то, что он принес Поднебесной мир и процветание, сменив аристократическое по духу правление на новые порядки. Но выступил и другой, и стал говорить о том, что негоже, когда сыновья и братья государя, «повелевающего всеми землями в пределах морей», живут как простые люди. То есть не имеют своих уделов, где правили бы, как прежние князья. И присовокупил, что не смогло еще просуществовать сколь-нибудь долго ни одно государство, не следовавшее заветам старины.
В сущности, при взгляде с исторической перспективы это был упрек необоснованный: удельная система уже показала свою слабость (и еще покажет ее в будущем). Но скорее всего, мудрый конфуцианец решился на смелое заявление по более глубоким мотивам, а недостаток милостей к царским сыновьям и братьям оказался лишь предлогом. Страна, несмотря на то, что в ней действительно установились внутренний мир и порядок, была перенапряжена. На смену первоначальным послаблениям пришел рост налогов, трудовые повинности становились все более тяжкими, и многие тысячи людей уже сгинули на великих стройках и в дальних землях. Силен был и психологический гнет: за минувшие века и низы, и верхи Чжунго успели проникнуться духом конфуцианства, простой люд привык к тому, что власть предержащие хоть и позволяют себе иногда произвол, но в общем и целом считают своим долгом заботиться о народе, по-отечески опекают его (возможно, до излишних мелочей). Теперь на смену отеческой опеке пришел легистский диктат, порядок не всегда благодетельный, но всегда бездушный.
Всесильный Ли Сы не замедлил с ответом: есть еще закопавшиеся в своих книгах мудрецы, которые из-за любви к прошлому чинят помехи настоящему, будоражат народ и толкают его на бунт. И сделал резюме, что из-за таких вот «императорская власть ослабнет наверху, и возникнет смута внизу».
Дальше последовали дела. Вышел указ, по которому из всех книг пригодными к употреблению были признаны только те, что хранятся в Академии знаний, исторические хроники царства Цинь, а также сочинения, приносящие несомненную практическую пользу: по земледелию, животноводству, лесному хозяйству, трактаты по воинскому искусству, медицине, гаданиям и магии. Все прочие книги объявлялись зловредными и подлежали сдаче властям губернского уровня для немедленного сожжения. За неповиновение полагались кары в сугубо легистском стиле. Особо тяжким преступлением считалось хранение или даже обсуждение сборника народных песен «Шицзин», Конфуциевой книги исторических преданий «Шуцзин» и некоторых других конфуцианских сочинений. За это смерти подлежал не только ослушавшийся любитель словесности, но и вся его родня, и недонесший чиновник – буде таковой окажется выявлен. За прочее запретное чтиво виновный направлялся на принудительные работы, а на его лицо наносилась позорящая татуировка.
В тогдашних кострах погибло много драгоценных сокровищ мысли, остатки по крохам собирали при следующей династии Хань – к счастью, по мнению историков, значительную часть удалось восстановить.
Сам император проявлял большой интерес к даосизму, но не в «философском» его варианте, а в тех разновидностях, которые со временем сложились и стали очень популярны среди широких народных слоев – в сочетании с шаманизмом и магией.
Из учения о первоэлементах у-син он вывел, что основанной им династии покровительствует стихия воды, которой соответствует черный цвет и число шесть. Поэтому стал носить черные одеяния, черный цвет стал преобладать на императорских флагах и в прочей символике. В императорскую колесницу впрягалась шестерка лошадей, придворные и чиновники шествовали по шесть человек в ряд.
Маги, которых немало было среди приверженцев даосизма, активно искали тогда «эликсир бессмертия». Считалось, что вкусивший его уже при жизни сможет обрести вечное блаженство на вершинах трех священных гор, высящихся в океане. Цинь Шихуанди особо приблизил к себе мага, прозывавшегося «Учителем Лу» – Лу-цзы. Маг с тремя своими последователями отправился на запад на поиски эликсира, а император тем временем снарядил и отправил морскую экспедицию, на борту которой находилось несколько сот специально отобранных прекрасных юношей и девушек – им была поставлена задача найти в океане священные горы. Нарядных, веселых, украшенных венками, под музыку и песнопения их провожали в плавание на огромных, в дорогом убранстве кораблях.
Больше их никто не видел. Вернувшиеся же маги с грустью сообщили, что эликсир пока не нашли, но зато обнаружили магический текст, в котором сказано, что для династии смертельную угрозу представляют хунну. Император, не утративший доверия к Лу-цзы, немедленно отправил против кочевников своего лучшего полководца Мэн Тяня во главе огромной армии.
Следующим откровением был совет императору как можно меньше общаться с людьми – только тогда поиск эликсира будет успешным. Император прислушался, и в дальнейших его поступках уже явно начинает просматриваться некоторая патология: двести семьдесят столичных и пригородных дворцов были соединены между собой глухими переходами и проездами, а за разглашение местопребывания повелителя была назначена смертная казнь. И действительно: из простого люда его никто больше не видел, что нагнало еще больше страха. Правда, справедливости ради надо отметить, что до этого на Цинь Шихуанди было совершено несколько покушений. Потомки, сохранившие о нем недобрую память, с удовольствием разглядывали живописное изображение эпизода, когда на императора набросился с мечом пробравшийся во дворец удалец из бывших аристократов, и повелителя спасло лишь стремительное бегство на женскую половину, во время которого он растерял свои туфли (последняя деталь доставляла злорадным зрителям особое удовольствие).
С императором и раньше уже случались какие-то странности. Однажды во время его очередного вояжа по стране на путников в горах налетел такой шквалистый ветер, что они долго не могли продолжить свой путь. Государь рассудил, что это не иначе, как личный выпад против него горного духа – и приказал приставить трех ссыльных для того, чтобы они сначала вырубили на горе всю растительность, а потом выкрасили ее в красный цвет – цвет одежды осужденных преступников.
…Но однажды придворный подслушал, как Лу-цзы и его коллеги в разговоре потешаются над императором – и немедленно донес. Однако, то ли благодаря своим сверхъестественным способностям, то ли просто учуяв недоброе, маги скрылись. И тогда было совершено одно из самых мрачных злодеяний в истории Китая. Не иначе как по инициативе Ли Сы были обвинены в связях со сбежавшими колдунами 460 ученых, по большей части конфуцианцев. Одни источники утверждают, что их закопали живьем в землю, другие – что утопили в отхожих местах.
