Далхан Хожаев - Чеченцы в Русско-Кавказской войне
Шамиль, даже не знавший еще чеченского языка (Шамиль знал аварский, кумыкский, лакский и арабский, чеченский он выучил уже позднее, в Чечне), одним появлением своим с многочисленными сподвижниками, как искра, попавшая в бочку с порохом, воспламенял народ. В 1840 году Чечня была уже охвачена пожаром восстания. Вот что писал в эти дни царский капитан Штюрмер: «Общее восстание Чечни под управлением Шамиля приняло решительный оборот: война сделалась народной».
После утверждения Шамиля в Чечне восстание перекинулось в Дагестан. Видя сложившуюся обстановку, многие представители местной аристократической знати, ранее бывшие на царской службе, теперь сами переходили в ряды народной армии. В начале 40-х годов к восставшим перешли, например, султан Елисуйский Данил-бек и правитель Аварии Хаджи-Мурат.
После закрепления на освобожденных территориях, уже с 1841 года Шамиль с помощью ближайших советников начинает мероприятия по строительству государственной системы, созданию мощной экономической базы и сильной армии, приведшие чеченский и дагестанский народы к образованию государства такой мощи, что обладающая сильнейшей армией мира Российская империя в течение 25 лет не могла победить в войне с ним.
Шамиль прекрасно понимал, что успех национально-освободительной борьбы и обретение окончательной свободы и независимости народами Чечни и Дагестана невозможны без участия в этом движении горцев всего Кавказа. Отбивая агрессию царских войск на Чечню и Дагестан, Шамиль старался расширить фронт, перенести военные действия в Ингушетию, Кабарду и Черкесию.
Ингуши принимали активное участие в освободительном движении горцев под руководством имама Гази-Мухаммеда, за что в июле 1830 года царскими войсками под командованием генерала Абхазова была предпринята крупная карательная экспедиция в горы Ингушетии и Осетии. Было сожжено и разрушено множество аулов и башен (в Джейрахском ущелье — Калмыкау, Великау, Обинь, Сувань и другие; затем в Ассиновском ущелье, несмотря на упорное сопротивление горных ингушей и подошедших к ним на помощь горских чеченцев — аккинцев, также были уничтожены несколько аулов).
В 1831 и 1832 годах ингуши принимали активное участие в совместной с чеченцами и другими горскими народами борьбе против колонизаторов. И вновь в июле 1832 года 10-тысячный отряд царских войск с 33 пушками под командованием барона Розена совершил карательный поход в горную Ингушетию (Галгаевское и Цоринское общества), а также против галашевцев и карабулаков. Поход, истребивший и разрушивший, несмотря на упорное сопротивление, множество аулов, был настолько разорительным, что многие горные жители, не имея средств к существованию, были вынуждены, часто под конвоем царских карателей, выселяться на плоскость.
После разгрома в 1839 году Шамиля и захвата Ахульго царское правительство посчитало, что с движением горцев покончено. Теперь казалось, что ничто не может угрожать позициям русского самодержавия на Северо-Восточном Кавказе. Поэтому в январе 1840 года главнокомандующий царскими войсками на Кавказе генерал Головин приказал обложить «податью ингушей, состоящих из 1400 семейств или дворов, водворенных деревнями на Конбилеевке, Сунже и Назрановке при урочищах Герцали и Ачалук, каждую семью или двор по одному рублю».
Пытаясь под единым началом сплотить всех горцев для борьбы с Россией, в марте 1840 года Шамиль с ополчением двинулся вверх по Сунже к Владикавказу. Карабулакские чеченцы встретили войска Шамиля с ликованием и сразу же стали на его сторону, подтвердив данную ему на общечеченском съезде в Урус-Мартане присягу.
Двигаясь далее, имам «вызвал возмущение среди некоторых назрановских аулов, — чем увеличил свое скопище до нескольких тысяч человек». 30 мая 1840 года жители назрановских деревень Султанговой и Гелесхановой обратились к шамилевскому наибу Малой Чечни Ахверды Магоме с просьбой прибыть к ним на помощь против царских властей. 1 июня жители этих аулов пытались бежать к восставшим горцам вместе с имуществом и семьями. Но крупный отряд царских войск, подошедший сюда быстрым маршем, окружил селения и помешал их жителям двинуться к восставшим галашевцам, которые в марте 1840 года вошли в состав шамилевского государства.
Узнав, что ингушские аулы, расположенные по рекам Камбилеевке и Сунже, приготовились перейти к восставшим горцам и уже начали вместе со своими семьями, имуществом и скотом отправляться в Галашевское ущелье, комендант Владикавказской крепости Широков двинулся в эти селения и арестовал двух старшин Наврузовых и старшину Османа Мунгалова. Несмотря на это, жители бежали в ближайшие леса. Старшины Наврузовы были подвергнуты наказанию, от которого умерли, а Мунгалова отвезли в крепость Владикавказ, где посадили в тюрьму.
Часть жителей карабулакских и ингушских аулов, обитавших около Назрановского укрепления, успела уйти в горы.
В своем донесении военному министру генерал Граббе писал в октябре 1840 года, что приказал полковнику Широкову «сделать со своей стороны движение к Ассе и Фортанге и, пользуясь отвлечением сил чеченцев... стараться также возвратить на прежние места жительства отложившихся карабулаков и ингуш», пребывавших в Галашевском ущелье и в Малой Чечне.
«В настоящее положение дел на левом фланге Малая Чечня в особенности обращает на себя внимание, ибо там кроме коренных ее жителей гнездятся теперь все беглые карабулаки, назрановцы, галгаевцы, сунженские и надтеречные чеченцы, и по призыву предводителя их Ахверды-Магома, сподвижника Шамиля, собраться могут в значительных силах, хорошо вооруженных, вблизи Военно-Грузинской дороги», — сообщал Головин начальству в конце 1840 года.
После ухода войск Шамиля полковник Широков за участие галгаевцев в восстании приказал взыскать с них в пользу назрановцев по одному рублю серебром и сверх того принять другие меры. Но начальство, видя, что восстание горцев разгорается все шире, запретило ему взимать с живших вместе с назрановцами галгаевцев эти подати. Тогда уже возмутились назрановские старшины тем, что им не разрешили брать подати с галгаевцев. Пристав ингушских и карабулакских народов есаул Гайтов доносил командованию, что «назрановцы имеют намерение по открытии весны предаться на сторону возмутителя Шамиля».
В результате ряда военных экспедиций царскому командованию удалось возвратить назад часть назрановцев и карабулаков. «Многие же селения, не изъявившие покорности, были сожжены».
И все же к Шамилю в Ингушетии было двойственное отношение. Очевидно враждебно относились к имаму и его борьбе ингуши, находившиеся на службе у царизма, пользовавшиеся определенными привилегиями, — большая часть старшин, офицерства, милиции, официального духовенства, части крестьянства, получившего земли с разрешения колониальных властей. Совершенно иное отношение и к Шамилю, и к царским властям было у тех, кто подвергся репрессиям, унижениям со стороны колонизаторов, был согнан со своих земель. Этих людей в Ингушетии было большинство. Oт активного выступления против царизма большинство ингушей удерживала угроза новых репрессий и близость царских крепостей, но были и те, кто открыто высказывал недовольство действиями колонизаторов, участвовал в восстаниях, партизанской борьбе и нападениях на царские укрепления, посты и конвой.
В апреле 1841 года Шамиль предпринял большой поход в ингушские земли и подошел к Назрани. Царскому командованию путем угроз и обещаний удалось не допустить восстания в самой Ингушетии и объединения горцев. Более того, совместно с царскими войсками ингуши оказали сопротивление имаму, который после нескольких дней осады крепости Назрань и тщетного ожидания поддержки со стороны восставших назрановцев отвел свои отряды в Чечню.
Весной 1842 года были разгромлены в Чечне войска генерала Граббе. А осенью 1843-го — полностью изгнаны царские гарнизоны из горного Дагестана и освобождены территория Чечни до Сунжи и предгорный Дагестан.
За три года, прошедшие с избрания Шамиля имамом Чечни, царская Россия потеряла все позиции, завоеванные такой большой кровью еще во времена Ермолова. Царский историк Ростислав Фадеев в книге «Шестьдесят лет Кавказской войны» писал: «...в это время происходила самая кровавая борьба с мюридизмом, распространявшимся неудержимо во все стороны, пока наконец дело не дошло до того, что в 1843 году Чечня была вырвана из наших рук, наши раздробленные и слабые войска сбиты с поля в Дагестане, и 5-й пехотный корпус должен был двинуться с Днестра на Кавказ, для восстановления проигранного дела». Российский генерал Р. Фадеев не мог удержаться от восхищения героизмом горцев: «Единственные войска, которые Восток... мог противопоставлять европейцам, всегда были составлены из кавказцев, чистые азиатские армии никогда не могли выдержать европейского напора иначе, как при несоразмерном численном превосходстве. В отношении военной энергии сравнивать кавказских горцев с алжирскими арабами или кабилами, из которых французское краснобайство сделало страшных противников, может быть только смешно. Никогда алжирцы ни в каком числе не могли взять блокгауза, защищаемого 25-ю солдатами. Адыги и лезгинцы брали голыми руками крепости, где сидел целый кавказский (т. е. служивший на Кавказе. — Д. X.) батальон; они шли на картечь и штыки неустрашимых людей, решившихся умереть до одного, взрывавших в последнюю минуту пороховые магазины, и все-таки шли, заваливали ров и покрывали бруствер своими телами, взлетали на воздух вместе с защитниками, но овладевали крепостью».
