Иосиф Флавий - Иудейские древности
Когда Ирод вернулся из Рима, то узнал, в каком бедственном положении обстоят дела в его стране; а так как он не был в состоянии совладать с разбойниками, благодаря поддержке, оказываемой им арабами, но вместе с тем был вне себя от их злодейств, то отправился в Трахонею и стал умерщвлять родственников разбойников. Вследствие этих бедствий разбойники еще более озлобились, а так как у них был закон, в силу которого требовалось всяческим образом мстить убийцам родных[1304], они усиленно продолжали разорять и грабить всю страну Ирода. Тогда царь переговорил об этом с императорскими наместниками Сатурнином и Волумнием[1305] и потребовал наказания разбойников. Но от этого те в своем возбуждении стали еще более дерзки, приводили в полное смятение области Иродова царства, разрушали деревни и умерщвляли пленных, так что их беззакония походили на настоящую войну. Теперь число разбойников доходило уже до тысячи. В гневе на это Ирод стал требовать выдачи разбойников и, кроме того, возвращения долга в шестьдесят талантов, которые он при посредстве Силлая дал ободу и срок отдачи которых миновал. Между тем совершенно отстранивший обода Силлай самостоятельно правил страной; он отрицал, что в Аравии находились разбойники, отдачу же долга отложил впредь до постановления на этот счет Сатурнина и Волумния, наместников сирийских. В конце концов последние постановили, что деньги должны быть выданы Ироду в тридцатидневный срок, равно как должна состояться взаимная выдача подданных. В стране Ирода не нашлось, впрочем, решительно ни одного араба, бежавшего туда вследствие совершения какого-либо преступления или по иной причине, арабам же было доказано, что они дают у себя приют разбойникам.
2. По миновании условленного срока Силлай отправился в Рим, не исполнив ничего из постановленного решения. Ирод стал настойчиво требовать возвращения денег и выдачи разбойников, а так как Сатурнин и Волумний дали ему разрешение пойти на арабов походом, то он во главе войска двинулся на Аравию и сделал в течение трех дней семь [обычных] переходов. Достигнув крепости, где засели разбойники, он приступом взял их всех, сравнял крепость, носившую название Раипты, с землей, но, впрочем, никого при этом не обидел. Арабы под предводительством Накеба поспешили им на помощь, и произошла битва, в которой пало немного людей Ирода, но были убиты сам предводитель Накеб и около двадцати пяти людей его. Остальные обратились в бегство. Наказав их, Ирод переселил в Трахонею 3000 идумейцев, которые должны были держать разбойников в повиновении. Затем он отправил находившимся тогда в Финикии [римским] наместникам донесение об этом и сообщил, что он ничем не преступил данного ему относительно арабов полномочия. По точном расследовании наместники нашли это донесение вполне согласным с истиной.
3. Поспешившие в Рим вестники немедленно сообщили Силлаю о всем происшедшем и при этом по обыкновению сильно все преувеличили. Силлай тем временем уже успел стать известным императору. Лишь только он узнал о посольстве, как немедленно отправился к двору, облекшись в черную одежду, и предстал перед Цезарем с жалобой на то, что Аравия опустошена войной и все его царство приведено в смятение, так как Ирод разгромил его со своим войском. Со слезами на глазах он уверял, что 2500 самых лучших арабов пало и в числе их был убит также предводитель Накеб, его друг и родственник, что богатства, находившиеся в Раипте, разграблены и что никакого внимания не обратили на обода, который не в состоянии вести войну, так как не было налицо ни его, Силлая, ни ядра арабской рати. Так говорил Силлай и хитро прибавил, что он сам не покинул бы страны, если бы не был уверен в желании Цезаря, чтобы везде и всюду царствовал мир, и что война не окончилась бы благоприятно для Ирода, если бы он сам оставался дома. Цезарь разгневался на это и стал спрашивать находившихся налицо приверженцев Ирода и его посланных из Сирии о том только, действительно ли Ирод предпринял поход. Так как те были принуждены подтвердить это, император же не входил в рассуждение, по какой причине все это случилось, гнев Цезаря еще возрос, и он написал Ироду резкое письмо, в котором говорил, что, если он обходился с ним раньше как с другом, он будет видеть в нем теперь лишь своего подданного.
Вместе с тем и Силлай сообщил арабам письмом о повороте дела. Арабы воспрянули духом, не стали вовсе выдавать разбойников, искавших у них убежища, и не заплатили денег; напротив, они теперь совершенно овладели пастбищами, которые им Ирод предоставил за плату, и говорили, что вследствие гнева императора царь иудейский смещен. Этим же моментом воспользовались трахонцы, восстали против идумейских гарнизонов и стали разбойничать вместе с арабами, которые разоряли страну иудейскую, преследуя здесь не только цели наживы, но особенно свирепствуя в видах гнусного мщения.
4. Когда Ирод потерял расположение Цезаря, то всем этим крайне опечалился; но он должен был переносить это и еще худшее, что вскоре случилось и что его еще больше расстроило. Дело в том, что Цезарь не принял его посольства, которое царь отправил [в Рим], чтобы оправдаться, равно как отослал обратно без аудиенции и второе посольство. Все это убивало царя и внушало ему опасения; еще больше огорчало его, что Силлай находился в Риме и снискал себе доверие, в то же самое время домогаясь всевозможных льгот. Обод успел тем временем умереть, и власть его над арабами перешла к Энею, изменившему свое имя на Арета. Силлай старался клеветой устранить последнего от власти, чтобы самому овладеть ею и с этой целью роздал крупные суммы царедворцам, обещая заплатить самому Цезарю тоже большие деньги. Император успел уже рассердиться на Арету за то, что он вступил на престол, не списавшись предварительно с ним. Между тем Арета послал императору письмо и дары, в числе которых находился золотой венец стоимостью во много талантов. В этом письме он обвинял Силлая, говоря, что это презренный раб, который отравил обода и еще при жизни его захватил высшую власть, что он совершал постоянные прелюбодеяния с арабскими женами и что он занимал деньги, чтобы таким образом добиться власти. Однако император не обратил на это письмо никакого внимания, но отправил его обратно вместе со всеми дарами.
Между тем положение Иудеи и Аравии все ухудшалось, так как в одной царствовала неурядица, а в другой все расползалось за отсутствием хозяина. Царь арабский пока не имел возможности подавлять всех нечестивцев, так как не успел еще упрочить власть свою. Ирод же был принужден сносить все незаслуженные оскорбления, потому что император сердился на него за его слишком поспешные мероприятия. Не видя исхода из столь бедственного положения. Ирод решил еще раз отправить посольство в Рим с целью вновь снискать себе расположение Цезаря при помощи друзей или непосредственным обращением к самому императору.
Глава десятая
1. Туда уехал Николай Дамасский. В это время дела с семейством и сыновьями стали у Ирода гораздо хуже [прежнего]. Вообще, если раньше было очевидно, что злой рок уготовил царю самое ужасное горе, которое может испытать человек, то теперь еще более крупное бедствие постигло царя. Эврикл из Лакедемона, человек, происходивший из довольно знатного рода, но вполне испорченный, равно как отличавшийся большим сладострастием и льстивостью, но умевший скрывать то и другое, приехал к Ироду, привез ему подарки, за которые, впрочем, получил гораздо более ценные, и сумел ловко воспользоваться представившимися обстоятельствами для того, чтобы снискать себе в особенно высокой степени расположение царя. Собственно, он остановился у Антипатра, но посещал больше всего Александра, потому что говорил, что находится в близких отношениях к каппадокийскому царю Архелаю. Таким точно образом он представился также поклонником Глафиры и вообще незаметно сумел всех склонить на свою сторону, причем постоянно следил за всем, что говорилось и делалось, чтобы выводить из этого сплетни.
В конце концов оказывалось, что каждый считал его исключительно своим только другом, тогда как всем прочим казалось, что он общается с другими лишь им на пользу. И так удалось ему склонить на свою сторону юного еще Александра и убедить его в том, что он только ему одному может сказать решительно все. Тогда тот со скорбью рассказал ему о своем отчуждении от отца, сообщил ему о судьбе своей матери и об отношениях к Антипатру, как последний, отстранив их совсем, пользуется теперь неограниченной властью. Все это, говорил Александр, прямо невыносимо, тем более, что отец настолько уже всех их возненавидел, что не принимает больше участия в их обедах и вовсе не говорит с ними. Так, вполне естественно, поведал ему Александр все, о чем скорбел.
Все эти разговоры Эврикл передал Антипатру, указывая на то, что он делает это не из корыстных или личных целей, но потому, что его, которого Антипатр принял с такими почестями, совершенно подавляет вся серьезность этого положения: он присовокупил еще совет остерегаться Александра. Вероятно, говорил он, все это было сказано неспроста: очевидно, что в основании всех этих слов лежит какое-нибудь крайнее решение. Видя в этом доказательство его дружбы и расположения, Антипатр стал теперь делать Эвриклу при разных случаях подарки и в конце концов уговорил его даже сообщить обо всем Ироду. Царь из его убедительных речей вполне вывел заключение о правильности неприязни Александра, и Эвриклу постоянными ловкими нашептываниями удалось настолько настроить и возбудить царя, что ненависть последнего не знала теперь пределов. Это он показал сейчас же, сделав Эвриклу подарок в пятнадцать талантов. Получив эти деньги, Эврикл поехал к каппадокийскому царю Архелаю и стал там восхвалять Александра и Ирода, говоря, что он сам оказал ему крупную услугу, примирив Александра с отцом его. Получив затем деньги и от Архелая, он уехал раньше, чем обнаружилась его гнусность. Впрочем, и в Лакедемоне Эврикл не прекратил своего скверного образа жизни и за целый ряд гнусностей был затем изгнан из отечества.
