Пирс Брендон - Упадок и разрушение Британской империи 1781-1997
Казалось, Соединенному Королевству самой судьбой предназначено сохранить примерно двести разбросанных по всему миру маленьких зависимых территорий. Внутри страны и за границей враждебно настроенные обозреватели считали их кусками дискредитировавшего себя мирового порядка, пылью после взрыва системы. Они являлись (особенно — для американцев) остаточными символами четырех столетий стяжательства и наживы. Франклин Д. Рузвельт укорял из-за этого Черчилля в 1944 г., сказав: премьер-министру придется приспосабливаться к новому периоду, который начался в истории планеты. Президент предупреждал своего госсекретаря, что «британцы будут захватывать землю в любом месте в мире, даже если это просто скала или песчаная отмель»[3394].
Некоторые британцы действительно ценили стратегически ценные или привлекательные из-за чего-то иного остатки имперской власти. Ведь даже атомные частицы бывшей славы могли стать гранулами фундамента будущей мощи. Вскоре после своей речи о «ветре перемен» Гарольд Макмиллан решил: «Нам нужны только наши Гибралтары»[3395]. Цепь плацдармов, соединенных по воздуху и морю, становилась современным способом поддержания влияния Британии в мире. Их можно легко охранять. Ими окажется дешево управлять. С местным населением возможны лишь мелкие осложнения.
Ссылаясь на вынужденное переселение людей с Диего-Гарсии, атолла в архипелаге Чагос (вскоре переданного в аренду США), глава Министерства иностранных дел написал в 1966 г.: «Цель — получить какие-то скалы, которые останутся нашими. Там не будет никакого местного населения, кроме чаек». Высокопоставленный чиновник прокомментировал: «К сожалению, вместе с птицами уходят и немногочисленные Тарзаны или Пятницы, происхождение которых неясно. Надо надеяться, что они желают перебраться на Маврикий и т.д.»[3396] Такие острова, покинутые людьми или же населенные, давали власть без ответственности — то, к чему стремились империалисты на протяжении веков.
Обеспечивая это преимущество, они напоминали пояс баз в Карибском море, которые Британия передала США в обмен на пятьдесят старых эсминцев. Та сделка считалась целесообразной и выгодной в военное время, благодаря ей Черчилль надеялся скрепить трансатлантические связи. Это не было хитростью или тактическим ходом Рузвельта с целью вытеснить британцев с восточных подходов к Панамскому каналу и материковой части Америки. Но сделка стала признанием снижения необходимости для Великобритании стратегических позиций в регионе, который все больше становился сферой интересов Америки. Более того, передача баз, совершенная без каких-либо консультаций на местах, отражала давнее равнодушие, неуважение и пренебрежение Британии к бедным, дорогостоящим и излишним островам. Когда сахар все еще оставался продуктом-королем, острова Вест-Индии считались «самыми дорогими драгоценными камнями в короне Британии»[3397]. Но после того, как сахар сбросили с трона, острова стали, по выражению Джозефа Чемберлена, «самой мрачной трущобой империи»[3398].
* * *
История британской Вест-Индии в викторианскую эру стала историей стагнации, оттененной несчастьями. После отмены рабства в 1833 г. старая система плантаций начала разрушаться. Вместо труда свободных людей владельцы получили свободную торговлю. Вначале они пережили уничтожение защищавших их тарифов, потом пришлось столкнуться с конкуренцией зарубежного сахара, выращиваемого рабами, а также сахарной свеклы. Между 1805 и 1850 гг. цены на сахар снизились на 75 процентов. Некоторые владельцы остались платежеспособными. На Барбадосе, фактически монополизированном крупными поместьями и населенном, словно муравейник[3399], у бывших рабов не оказалось иного выбора, кроме как стать оплачиваемыми работниками. Но на большинстве островов, особенно, на Ямайке, начался колоссальный упадок — «с разрушениями и руинами, отчаянием и пренебрежением»[3400]. Кингстон казался брошенным за негодностью, полным запустения и апатичным в крайней степени. Энтони Троллоп сравнил его с городом мертвых. В сельской местности дороги и мосты находились в хроническом состоянии упадка. Они только разрушались. Поля, на которых выращивали тростник, покрылись кустарником. Джунгли выдавливали особняки и сахарные фабрики столь же безжалостно, как паразитическая растительность душит огромное шерстяное дерево. (Это явление известно, как «шотландец, душащий креолку»).
Тем, кто мучился из-за кусающих или жалящих насекомых, фауна казаласьтакой же чудовищной, как и флора. Путешественники, приезжавшие на острова Карибского моря, рассказывали о «москитах размером с индюков»[3401], «жуков-светляков размером с майских жуков», бабочек «размером с английских летучих мышей»[3402]. Злобность и недоброжелательность природы, судя по всему, лишь подтверждалась такими явлениями, как засухи, землетрясения, эпидемии и ураганы.
Между 1848 и 1910 гг. количество плантаций на Ямайке сократилось с 513 до семидесяти семи. Многие из них продавали по цене котлов, в которых варили сахар. Поместья разбивали на небольшие владения, а трудились там бывшие рабы, ставшие теперь крестьянами. Подобное происходило, как правило, на Сент-Люсии, Сент-Винсенте, Гренаде, Тобаго и других островах. Белое население уменьшалось, а американское влияние усиливалось. В 1860-е годы говорили, что Барбадос полон американских часов, американских повозок и американских долларов — более предпочтительных, чем хаотически начеканенные эскудо, пистоли и дублоны. Черное население развивало отличительную креольскую культуру, оставалось бедным, поскольку платило высокие налоги. Британия практически ничего не делала для жителей в плане инвестиций и мелиорации. Во время поездки на острова Карибского моря в 1859 г. Троллоп сказал: «Британцам следует снять шляпы и попрощаться с нашей Вест-Индией. Прощание не запятнает наш патриотизм»[3403]. Почти тридцать лет спустя Дж.А. Фроуд написал, что произошла «безмолвная революция»[3404], поэтому его соотечественники ослабили хватку на регионе. Он сказал, что Англия на Антильских островах вскоре станет не более, чем просто названием.
На самом деле Британия была далека от того, чтобы бросить или сдать свои владения в Карибском море. Ей удалось совмещать безразличие и вмешательство. Даже те острова, в которых имелись представительские учреждения, стали колониями короны к концу царствования королевы Виктории. Им посылались указы из Уайт-холла, чтобы охранить их от белых олигархов, «маленьких групп местных Пу Ба»[3405]. [Пу Ба— персонаж комической оперы Гилберта «Микадо», имя стало нарицательным для тех, кто занимает несколько должностей и старается произвести впечатление влиятельного человека. — Прим. перев.]
Исключением оказался Барбадос. Там осталось выборное собрание, ведущее свою историю с 1639 г. Оно проводило заседания в зале с готическими витражами с изображением британских монархов (включая Кромвеля). Колония имела свой герб, председательствовал в парламенте спикер в напудреном завитом парике, сидевший на троне под геральдическим львом и единорогом. Однако какой бы ни оказалась форма правления, белые продолжали доминировать в Вест-Индии. Губернатор обычно брал сторону своих. Говорили, что в Британской Гвиане после посещения модного клуба в Джорджауне он «продался местной знати»[3406]. Поэтому расовая дискриминация часто вызывала недовольство и время от времени приводила к взрывам и насилию.
Иногда просвещенный губернатор мог провести какие-то улучшения. Например, общественная жизнь на Сент-Люсии традиционно являлась «смешением фарса, скандала и трагедии»[3407]. Ее население составляло 35 000 человек, почти все были чернокожими. Они говорили на местном диалекте французского языка, подчинялись законам Квебека и терпели трудовую повинность — неоплачиваемый принудительный труд вассалов. В 1869 г. Уильям де Вое стал губернатором и воспользовался своей самодержавной и диктаторской властью — «крайне опасной»[3408] не в тех руках — чтобы сделать свое правление популярным. Среди других мероприятий он обвинил и привлек к суду председателя суда за коррупцию, долги и пьянство. Вынося человеку обвинение в краже, председатель суда «обращался к нему так, словно тот совершил изнасилование»[3409].
Де Вое отменил принудительный труд. Он основал первую централизованную фабрику для производства сахара в Вест-Индии. Губернатор даже провел успешную кампанию против смертоносных ямкоголовых гадюк. Вначале он платил шестипенсовую монету за каждую убитую змею (и в целом выплатил 1 200 за семь месяцев), а затем привез мангустов.
