Церковная историография в её главных представителях с IV-го века до XX-го - Алексей Петрович Лебедев
Таким образом мы видим, Что Евсевий в некоторых отношениях беспримерный историк, чем определяется его особое место в ряду его собратий по ученой деятельности.
Глава третья
Сочинение Евсевия: Жизнь Константина — Общий характер труда, — как понимать слова Баура, что это сочинение заключает высокий исторический интерес, какого не могло иметь никакое сочинение из прежнего времени? — Очевидные же недостатки этого сочинения, подробное их указание. — Похвальные и непохвальные отзывы новейших ученых о сочинении: «Ж. К.» — Несколько замечаний, смягчающих строгая суждения о недостатках этого труда Евсевиева. — К вопросу о взаимном отношении «Жизни К-на» и IX–X книг Евсевиевой «Истории».
Переходим к рассмотрению сочинения Евсевия: «Жизнь Константина» в четырех книгах. Это сочинение нужно рассматривать в некоторой связи с последними двумя книгами его церковной истории, уже обозренной нами. Две последние книги церковной истории Евсевия, IX и X, и его сочинение: «Жизнь Константина» составляют, по сравнению с историческим описанием у него же церкви первых трех веков — как бы оборотную сторону медали. Как прежде, описывая времена гонений, историк ведет речь преимущественно о кровавых страданиях почитателей имени Христова и тяжелых казнях, ниспосланных свыше на самих мучителей — сцены печальные и мрачные, так, напротив, при изображении царствования Константина, в особенности в сочинении «Жизнь» этого царя, все — начиная от царя и до последнего подданного — являются по уверению историка, настроенными радостно и мирно. Это два рода картин такового же контраста, как картины света и тьмы, счастия и злополучия. «Бог безбожным и сопротивным Ему тиранам приготовил, говорит Евсевий, бедственный конец жизни, а слуг Своему Константину, кроме (счастливой) жизни, даровал еще и многохвальную смерть, достойную нетленных и бессмертных памятников» (Ж. К. I, 3). И описывая благополучие и благоденствие Константина, историк с восторгом говорит: «Бог, уготовав у себя любителям благочестия великие и для ограниченного разума непостижимые блага, позволяет еще здесь предощущать залог тамошних воздаяний» (ibid). «Это яснейшим образом подтверждается чрез то, что Бог, Которого чтил Константин, был милосерд к нему и в начале, и средине, и конце его царствования» (ibid. I, 4). «Притом, явив в нем подобие единодержавной Своей власти, Бог даровал ему победу над всем родом тиранов и сделал его истребителем тех гигантов, которые, в безумии своей души, подняли на царя всех — Бога оружие нечестия» (ibid. I, 5). — В изложении царствования Константина историк, очевидно, находит место для применения другой, оборотной стороны своего исторического прагматизма. Как раньше церковно-исторический его прагматизм побуждал его раскрывать и доказывать, каким образом и сколь сильно гонители были наказываемы за свои злодеяния, так теперь тот же прагматизм располагает его — в возможной ясности проводить мысль, в какой мере пользуются благополучием защитники христианства.
Всеми одинаково признается, что царствование Константина, как обозначающее собой конец периода гонений, составляет эпоху в истории церкви. Историк того времени это так же хорошо понимал, как историки позднейшие. Если бы Евсевий не рассказал истории царствования Константина, в лиц которого высшая правительственная власть выступила на защиту и покровительство христианству, то церковная история нашего повествователя, изображая ряд гонений, оставалась бы как будто незаконченной. Так как церковь до этого времени не видела еще в полном смысле благоприятных условий — политические условия истекшего времени были для церкви источником больших или меньших невзгод, то благоприятные политические условия оставались для нея чем-то желаемым, надеждою, которая неизвестно когда должна была осуществиться. Царствование же Константина своею благорасположенностью к христианской церкви казалось именно таким временем, когда скорбь ея преложилась в радость. Отсюда это царствование под пером Евсевия принимает характер полного осуществления столь продолжительное время скрыто питаемых ожиданий и желаний церкви. Историческая картина дорисовывается. Эта-то картина сбывшихся надежд церкви — в лице Константина — и составляет содержание заключительных книг Евсевиевой истории и главным образом его «Жизнь Константина». Мир церкви обретен, осталось, по-видимому, теперь только жить в мире и счастии членам Христовой церкви. Эта идея придает единство и законченность церковной истории Евсевия, и «это единство по суждению одного новейшего историка (Баура), придает ей высокий эстетический интерес, какого не могло иметь никакое другое сочинение из прежнего времени».[95] С Константином христианство восходит на самый императорский трон, весь римский мир с его культурой падает к подножию креста. Неудивительно, если наш историк останавливает свой взор на времени, которое он описывает, с чувством полной самоудовлетворенности; не странно видеть даже, если он приходит к мысли, что теперь-то достигнут для христианского общества успех, отвечающий самым живым желаниям христиан. «После того, что приходилось видеть мрачного и рассказывать страшного, мы удостоились теперь — говорить с понятным восторгом историк — созерцать и славословить то, чего желали видеть на земле и не видели, хотели слышать и не слышали многие, жившие до нас, праведники и мученики Божий», т. е. первые христиане. «В книге Псалмов говорится: приидите и видите
