Благочестивые размышления. (Об аде и рае, бесах и ангелах, грешниках и праведниках, и о путях ко спасению). - Иван Иванович Скворцов-Степанов
Греховные мудрецы были наказаны тем, что они, как уверяет житие Василия, получили обидное прозвище «святогонов», и изгнанный ими святой был вознагражден тем, что сделался епископом рязанским, и с этого времени епископский престол навсегда перешел из Мурома в Рязань. Таким образом очень и очень светская борьба между Муромом и Рязанью получила церковное завершение.
По политическим причинам рязанцы стали на сторону Василия и создали сказания об особенной святости своего первого епископа и о его чудесном путешествии в Рязань. Отстаивая свою политическую самостоятельность, всякая крупная область древней России создавала многочисленных святых и окружала их память сказаниями об их прижизненных и посмертных подвигах и чудесах. Это — местные христианские боги, подобные языческим богам покровителям отдельных городов и мелких государств.
Особенно много таких богов выдвинул Новгород. В борьбе сначала с Киевской Русью, потом с Владимирско-Суздальской и, наконец, с Московской, он как бы старался о том, чтобы по числу святых не уступить соперникам: он старался противопоставить им достаточно внушительное небесное воинство.
Епископы и архиепископы новгородские — почти сплошь святые, почти все они творили чудеса при жизни и по смерти и почти все оставили мощи. Но и великим же искушениям подвергались почти все эти святители С некоторыми бывали и такие происшествия, как с Василием Рязанским.
Житие святого Никиты (Жития, книга пятая, стр. 930 и сл. Дополнение второе., стр. 193 и сл.), который был епископом в Новгороде 700 лет тому назад, показывает, насколько трудно бывает отличить праведника от совращенного дияволом, — и как легко беса принять за ангела или даже за самого бога.
Никита начал свои подвиги в Киево-Печерском монастыре, он попросил у игумена благословения подвизаться в одиночестве и уединиться в затворе, но получил в ответ: «сын мой, не будет тебе пользы при твоей юности сидеть праздно». Игумен сослался на примеры затворников, прельщенных бесами. Но Никита не послушался, заключился в пещере, крепко загородил вход и неисходно молился.
Искушение началось с того, что как-то, воспевая молитвы, Никита услышал голос, молящийся вместе с ним, и почувствовал неизъяснимое благоуханье. Прельщенный инок подумал: «если бы это был не ангел, то не молился бы со мною и не было бы здесь такого благоухания святого духа».
«Никита начал еще с большим жаром молиться, взывая, «господи, явись мне сам, чтобы я мог видеть тебя». И тогда был к нему голос: «не явлюсь тебе, потому что ты юн, — чтобы ты не возгордился и не пал». Затворник продолжал слезно просить: «никогда, господи, я не соблазнюсь. Меня научил игумен не внимать бесовским искушениям, — но я исполню всё, что ты повелишь».
Из рассказа не видно кто до сих пор подпевал молящемуся Никите, т.е., повторял за ним слова молитв, кто распространял благоухание, и кто говорил с ним. Мог ли дьявол участвовать в таких душеспасительных упражнениях? Но если это был бог или ангел, то приходится признать, что они подготовляли ловушку, в которую бес уже совсем легко мог поймать Никиту. Выражаясь современным языком, Никита сделался жертвой самой ужасной, самой злостной, поистине сатанинской провокации.
Житие продолжает: «тогда душепагубный змей, получив власть над ним, сказал: «человеку, облеченному плотию, невозможно видеть меня. Поэтому я посылаю ангела моего, чтобы он пребывал с тобою, а ты твори его волю».
Подделка, — если не при содействии, то по меньшей мере при безграничном попустительстве божием, — выполнена столь искусно, что никакой праведник не сумел бы пронюхать в ней пагубную игру нечистого. То же и дальше.
«Затем тотчас предстал пред Никитою бес в образе ангела. Никита пал на землю и поклонился ему, как ангелу».
Человеческое общество изменяется, изменяются люди, а вместе с тем изменяются и соблазняющие их бесы. И даже в одно и то же время для людей разных общественных положений существуют разные бесы. Молодую солдатку они соблазняют на прелюбодеяние, чиновника — на казнокрадства и взятки, владельца постоялого двора — на убийство заночевавшего богатого путника, заплывшего жиром монаха — на чревоугодие, пьянство и блуд, подвижника на то, чтобы пуститься во все тяжкие. И, разумеется, появление самых соблазнительных помыслов всякий приписывает бесу.
Хотя Никита умер в начале тринадцатого века, но сказания о нем окончательно сложились в шестнадцатом веке, отчасти, может быть, во второй половине пятнадцатого века. Россия того времени глубоко втянулась в мировую торговлю. Через неё пролегали главные торговые пути из Западной Европы на богатый Восток: в Персию, в Туркестан, на Кавказ, отчасти даже в Индию и Китай. Другие, более удобные пути были загорожены для западных европейцев турками.
Вся экономическая жизнь России стала перестраиваться по-новому: на неё всё быстрей надвигался торговый капитал. Желая получить наибольшее количество продуктов, которые можно было бы обменять на заманчивые предметы роскоши, идущие с Востока: на шелковые ткани, парчу, вина, драгоценные камни, пряности, помещики все больше обдирали и закрепощали крестьян. Развертывал свою деятельность скупщик, без которого мелкий ремесленник уже не мог сбыть своих изделий, и закабалял себе этого ремесленника. Мелкие и средние купцы, торговавшие внутри России, попадали в экономическую зависимость от крупных купцов, которые вели оптовый торг с заграницей.
Разрушались прежние экономические устои. И те слои, которые больше всего страдали от этого разрушения, с великой ненавистью смотрели на погрязший в грехах Запад, изменивший прадедовским обычаям, и на все, что шло оттуда.
Расширение торговых связей и дел требовало расширения и тех жалких знаний, того скудного образования, которые были вполне достаточны для древней России. Перемены коснулись в конце концов и религии. Приходилось дать себе более ясный отчет в основах вероучения. Во второй половине пятнадцатого века впервые были переведены на славянский язык и собраны те сочинения, которые называются библией. Многие из высших духовных лиц впервые получили возможность познакомиться с ветхозаветными книгами.
Это было уже само по себе новшеством, вызывавшим подозрительное отношение. А тут еще появилась ересь, которая у победивших противников получила название ереси «жидовствующих» и которая по их уверениям признавала только книги ветхого завета.
Сказания о епископе Никите все перепутали: они, как мы сейчас увидим, отнесли к самому началу тринадцатого века то, что могло произойти только в шестнадцатом веке и во всяком случае не раньше конца пятнадцатого века. Сказанию, сложившемуся, в пятнадцатом-шестнадцатом веке, придан
