Владимир Бушин - Эоловы арфы
Но люди, сидевшие в зале, не видели, как красива игра света, и даже бабочка, иногда попадавшаяся им на глаза, не вызывала у них ни удивления, пи любопытства, ни желания разгадать, как она сюда попала. Им было не до того. Они собрались в этом зале, чтобы обсудить положение в городе, ибо восставшие горожане поставили их на место разогнанного муниципального совета и нарекли ответственным именем: Комитет безопасности.
Шел третий день восстания в Эльберфельде. Оно было вызвано резким недовольством, которое охватило широкие круги населения в связи с тем, что правительства некоторых немецких государств, прежде всего Пруссия, отказались признать общегерманскую конституцию, выработанную Всегерманским Национальным собранием во Франкфурте-на-Майне и принятую им двадцать восьмого марта этого года. Конституция носила весьма умеренный либеральный характер, но властители Пруссии и Саксонии, Баварии и Ганновера не желали предоставить народу даже ничтожные крохи демократических свобод. Борьба за признание имперской конституции стала знаменем всех демократических сил. Немецкая революционная волна, казалось совсем обессиленная и затухшая, вдруг снова пошла на подъем. Третьего мая восстание вспыхнуло в саксонской столице Дрездене. В Бадене и Пфальце, в Вюртемберге и Франконии происходят массовые собрания, на которых ораторы открыто призывают довести дело до конца, добиться своего с помощью оружия. И сама Пруссия была в таком же возбужденном состоянии, особенно промышленные города Бергско-Маркского округа: Эльберфельд, Изерлон, Золинген, Хаген и их окрестности. Клятвы победить или погибнуть вместе с Франкфуртским собранием, пойти на любые жертвы ради имперской конституции заполняли все газеты, раздавались во всех клубах и пивных.
Власти направили из Кёльна в Эльберфельд один батальон 16-го полка, эскадрон улан и два орудия. Отвергнув предложенные муниципальным советом переговоры, позавчера, девятого мая, в среду, войска вступили в город. Тут-то и произошло то, о чем большинство членов Комитета безопасности не могут вспоминать без ужаса...
Пройдя по главной улице, войска построились около ратуши. Из собравшейся огромной толпы в солдат полетели камни. В окнах тюрьмы, примыкающей к самой ратуше, показались лица заключенных. Это были в основном рабочие Золингена - шестьдесят девять человек, вот уже год ждущие суда: их обвинили в разрушении сталелитейного завода. При виде изможденных лиц заключенных в толпе раздались возгласы: "Свободу золингенцам!" Люди устремились к тюрьме, ворота поддались их напору, и заключенные один за другим стали выходить на волю. Вдруг командир правительственных войск спохватился и отдал команду стрелять: последний заключенный, выходивший из ворот тюрьмы, упал с простреленной головой.
Толпа разбежалась от тюрьмы с кличем "На баррикады!". С поразительной быстротой подступы к центру города были забаррикадированы. Тогда командир правительственных войск решил пустить в дело пушки. Но артиллеристы стреляют слишком высоко, вероятно нарочно. Возмущенный нерешительностью других офицеров, инициативу взял на себя командир 8-й роты капитан фон Уттенхофен. Выйдя вперед, он скомандовал своим солдатам: "Внимание!" В ответ на это вооруженные рабочие крикнули из-за баррикады солдатам: "Не стреляйте! У нас общий враг - ваши офицеры!" Один из рабочих предупредил Уттенхофена: "Если ты скомандуешь "Готовьсь!", мы уложим тебя на месте!" Но капитан был упрям, да, видно, и не из робких. Он скомандовал: "Готовьсь! Пли!" С той и другой стороны одновременно раздались залпы - и капитан упал. Пуля угодила ему прямо в сердце.
Войска не ожидали такого оборота дела и поспешно отступили, даже не забрав с собой труп капитана. Офицер, принявший командование, отдал приказ покинуть город и расположил войска лагерем в часе ходьбы от заставы.
Воодушевленные успехом, восставшие всюду воздвигли баррикады, разогнали муниципальный совет и создали Комитет безопасности. Но Комитет, большинство в котором составили адвокаты, банковские служащие и другие представители мелкой буржуазии, испугался обретенной власти и потому пребывал в состоянии растерянности и пустых словопрений. Такое состояние царит и сегодня, одиннадцатого мая. Вот уже часа два члены Комитета поочередно встают и говорят, то и дело перебивая друг друга замечаниями, вопросами, смешками.
- Господа! Я думаю, что выражу мнение всех вас, если скажу: положение чрезвычайно опасное...
- Надо вступить в переговоры с членами муниципального совета...
- С бывшими?
- Ну как сказать?.. Да, с бывшими.
- Кто знает, где сейчас господин обер-бургомистр?
- Фон Карнап? Говорят, он уже удрал в Дюссельдорф.
- Удрал! Нельзя ли попочтительнее?
- По другим, более почтительным сведениям, он все еще сидит под перевернутой коляской, забросанной навозом...
- От имени Военной комиссии я заявляю со всей ответственностью: город к обороне не готов...
- Мы обязаны добиться признания законности нашей власти со стороны муниципального совета...
- Предлагаю включить пять членов совета в Комитет...
- Бывших?
- Да, да, черт возьми! Бывших!
- До сих пор мы не провели смотра преданных нам войск. Безобразие!..
- Господа! С радостью сообщаю, что вчера поздно вечером несколько купцов, владельцев красилен и фабрикантов передали на нужды нашего Комитета десять тысяч талеров...
- Купцы финансируют мятеж? Ха-ха!..
- Кто отвечает за состояние баррикад?..
- Военная комиссия...
- Я хочу знать, кто именно...
- Мы не должны допустить, чтобы камни Эльберфельда вновь обагрились кровью...
- Нас называют террористами и людоедами!..
- Нас сравнивают с Робеспьером и Дантоном!..
- Успокойтесь, сударь, уже не сравнивают.
- Надо как-то поощрить красильщиков за то, что они ни разу не прервали работу, даже в дни баррикадных боев...
- Хозяева их уже поощрили. Ведь никому из рабочих не платят так хорошо, как красильщикам...
- Восстание в Дрездене подавлено. Наши соседи - Бармен и Кроненберг, Леннеп и Лютрингхаузен - не примкнули к нам. Господа! Мы в одиночестве...
- Солдаты ландвера* колеблются, гражданское ополчение решительно против восстания. Кто же с нами?..
_______________
* Л а н д в е р - войска, составленные из запасников второй очереди, ополчение.
- А купцов и фабрикантов забыли?
...Резко распахнулась дверь, и в зал стремительно вошел Трост, один из членов Военной комиссии. Он почти подбежал к председателю Комитета безопасности Хёхстеру, плюхнулся рядом с ним в пустое кресло и стал что-то торопливо, взволнованно говорить ему на ухо. Все замерли, глядя на них. Некоторым было слышно, как бабочка два раза ударилась о стекло и забила крыльями. Побледневший Хёхстер наконец тяжело поднялся и негромко, даже вяло проговорил:
- Господа! Только что получено известие, что со стороны Золингена к нашему городу приближается большой отряд...
- Вооруженный? - сразу перебил кто-то.
- Это установить не удалось, - ответил Трост.
- Ничего себе разведка! - насмешливо и нервно выкрикнул другой голос.
- А что значит "большой отряд"? - спросил еще кто-то. - Пять тысяч? Тысяча?
- Известно только, - Трост тоже встал, - что у отряда нет пушек. А численность его достигает приблизительно двух батальонов.
- Отряд возглавляет человек, имя которого вам всем хорошо известно. Хёхстер, кажется, несколько пришел в себя и говорил уже не так вяло. - Оно известно вам и потому, что этот человек один из редакторов "Новой Рейнской газеты", и потому еще, вероятно, что он когда-то жил в нашем городе, а родился совсем рядом, за рекой, в Бармене.
- Энгельс?! - раздалось одновременно несколько голосов.
- Да, Фридрих Энгельс-младший.
- Землячок! - опять насмешливо выкрикнул нервный голос.
- Какая же у него цель? Чего он хочет?
- Кто может это знать? - Хёхстер беспомощно пожал полными плечами. Скорее всего, он идет на помощь нам.
- А нужна ли нам его помощь?
- Надо послать ему навстречу нашего представителя и потребовать, чтобы он тотчас прибыл сюда.
- Не потребовать, а пригласить!
- По-моему, дельное предложение, - охотно согласился Хёхстер. - Я думаю, лучше всего поручить это господину Хюнербейну. И не только потому, что он сам из Бармена...
Все поняли, что хотел сказать председатель: портной Фридрих Вильгельм Хюнербейн был членом Союза коммунистов и поговаривали даже, что он переписывался с самим Марксом. Хюнербейн встал со своего места, поклонился председателю в знак согласия выполнить его поручение и, ни слова не говоря, вышел.
- Вполне возможно, - сказал Трост, обращаясь к Хёхстеру, но его услышали все, - что Энгельс со своим отрядом уже вошел в город.
Члены Комитета безопасности, как любопытные школяры, бросились к боковым окнам. Им было известно, что из этих окон ратуши (фасадом она выходила в узкий переулок) виден почти весь город. И действительно, у огромного нескладного здания бывшего музея, от которого начинается главная улица города, все сразу разглядели большое скопление движущихся людей. Через некоторое время над людьми стали различимы черно-красно-золотые и красные флаги, символы общегерманского единства и революции.
