Кирилл Резников - Мифы и факты русской истории. От лихолетья Смуты до империи Петра
Вернувшись в Самбор, «Дмитрий» подписал контракт об условиях брака с Мариной. Он обязался ей передать Новгородскую и Псковскую землю, тестю Юрию – миллион злотых и половину Смоленщины и Северщины (другую половину – королю). В течение года Россия должна принять католичество. При несоблюдении срока, Марина может «развестися» с супругом, сохранив пожалованную землю. Началась подготовка к походу. Все лето 1604 г. «Дмитрий» и Мнишек набирали наемное войско. К концу августа в окрестностях Львова собралось полторы тысячи шляхтичей и гайдуков.[51] Перед уходом из Самбора Мнишек и «Дмитрий» казнили боярского сына Якова Пыхачова, якобы подосланного Борисом, и бросили в тюрьму Варлаама Яцкого, теперь узнавшего, что Отрепьев не помнит старой дружбы.
Через две недели после начала похода, под Глинянами, сделали сбор войска. На рыцарском коло[52] избрали гетмана – Ежи Мнишека, и трех полковников. «Царевич» щедро одаривал рыцарей долговыми расписками в счёт будущих побед. Между тем, у «царевича» возникли трудности с переправой через Днепр. Князь Януш Острожский, желая сохранить мир между Польшей и Россией, увел пригодные для переправы суда, а сам стал с войском к югу от Киева. Но киевляне помогли «Дмитрию» переправиться севернее Киева. Там к нему присоединились запорожцы. Всего с «Дмитрием было два иезуита, 1000–1100 рыцарей (конной шляхты), 400–500 гайдуков и около 3000 запорожцев. С этим войском «царевич» собирался покорить огромное государство.
Поход на Москву. 13 сентября 1604 г. небольшое войско «царевича Дмитрия» перешло русско-польскую границу. Вскоре к нему присоединился отряд донских казаков. События развивались безмятежно: без боя сдался Моравск, потом Чернигов. Важную роль сыграли разосланные послания. В них «царевич и великий князь Дмитрий Иванович всея Руссии», призывал русских людей хранить клятву царю Ивану Васильевичу, отложиться от изменника Бориса Годунова и «служить нам, государю своему прирожденному,…а я стану вас жаловать по своему царскому милосердому обычаю, и буду вас свыше в чести держать, ибо мы хотим учинить все православное христианство в тишине и покое и в благоденственном житии». Получив такое послание, «чёрные люди» – посадские, стрельцы, казаки, вязали воевод, если те сопротивлялись, открывали ворота и встречали «царевича» хлебом-солью. «Дмитрий» принимал город под свою руку и заставлял присягнуть приведенных воевод и дворян. Когда Никифор Воронцов-Вильяминов отказался целовать крест, он приказал его казнить.
Под Новгород-Северским случилась первая неудача – здесь начальствовал воевода Пётр Басманов, внук и сын Алексея и Фёдора Басмановых – храбрых воинов, кровавых сподвижников, а потом жертв Грозного. Пётр вполне унаследовал характер отца и деда и начал с того, что сжёг посад вокруг крепости, а посадских загнал за крепостные стены. Не внял он и призыву присягнуть «царевичу». Поляки пошли на штурм – их отбили с потерями. И отбивали трижды. В четвертый раз лезть на стены поляки отказались. «Дмитрий» стал упрекать, что они не великий народ. «Не порочь нашей славы!» – кричали рыцари, – хоть это и не наше дело, мы возьмем крепость, если ты пробьёшь в стенах дырки. А встретимся с неприятелем в поле, «тогда узнаешь, ваша милость, каковы мужество и храбрость наша!». Дмитрий был в отчаянии, но тут пришло известие, что ему присягнул Путивль – главная крепость Северщины, да ещё вместе с воеводской казной. На другой день присягнул Рыльск. Через неделю – Курск, потом Севск и Кромы. Присягнули и крестьяне Комарицкой волости – вотчины царя Бориса.
К этому времени к Новгороду Северскому неспешно подошла царская армия (25 тыс. воинов, а вместе с боевыми холопами – не меньше 40 тыс.). Во главе стоял князь Фёдор Мстиславский – человек родовитый, но не полководец. Войско самозванца (около 10–12 тыс.) попало в клещи: спереди – огромная армия Мстиславского, сзади – Басманов в Новгороде-Северском. Решили атаковать сильнейших. Тут крылатые гусары оправдали славу лучшей в мире конницы. Они разбили полк правой руки годуновцев и, прорвавшись к командной ставке, захватили главное знамя. Мстиславского сбили с коня и несколько раз ранили. На этом успехи гусар кончились – стрельцы их отразили, некоторых взяли в плен. Но московские воеводы отвели полки с поля боя. Ещё хуже было в стане победителей. Наёмники потребовали выдать жалованье вперед. «Дмитрий» отвечал, что таких денег сейчас нет, и обещал выплатить в ближайшее время, но «рыцарство» не унималось – грозило немедленно уйти в Польшу. Пан Ежи тоже объявил, что ему надо домой – у него расстроилось здоровье и, как сенатору, ему пора на сейм.
Вечером «Дмитрий» тайно выплатил деньги лучшей роте. Наутро, об этом узнали другие, вспыхнул мятеж. Наёмники стали грабить обозы, подступили к «Дмитрию», сорвали с него соболью ферезь[53] (её потом выкупили за 300 злотых). Один крикнул: «Ей-ей, ты будешь на коле!» – «царевич» дал ему в зубы. Это мало помогло, «царевич» ходил от роты к роте, просил именем Христа, «бил челом», «падал крыжом», умолял не уезжать. На сторону «Дмитрия» встали иезуиты. Кончилось тем, что 1500 поляков остались с «царевичем», а 800 ушли с Мнишеком в Польшу. Но где убыло, там и прибыло: к Дмитрию подошла подмога – конные запорожцы. Теперь он имел 15-тысячное войско. Получила подкрепления и московская армия – численность ее достигала 60 000 – 70 000. Прошли стычки передовых отрядов, где годуновцев разбили. «Дмитрий» собрал совет, что делать дальше. Мнения разделились, и «царевич» решил наступать и дать бой. Армии сошлись вблизи села Добрыничи.
«Царевич» подал личный пример. С обнаженной саблей он скакал впереди одного из отрядов. Конница наступала двумя крыльями – на левом шли поляки и русские конники, на правом – запорожцы. В тылу остались пешие донцы с пушками. Поначалу поляки потеснили московскую конницу, та поддалась, открыв простор для стрельбы стрельцам и немецким мушкетерам. Грянул залп из 16 тыс. ружей и все окуталось дымом. Первыми побежали запорожцы. «Дмитрий» зарубил нескольких, но остановить бегство не смог. Побежали и польские рыцари. На месте остались донцы, принявшие главный удар и почти все погибшие. Семь верст преследовали годуновцы воинство «Дмитрия». Сам он ушел чудом, конь под ним был ранен, он пересел лошадь князя Мосальского и остановился, лишь достигнув Путивля. Разгром был полный – полегло более шести тысяч сторонников «царевича». Взятых в плен, тут же вешали. Пощадили знатных поляков – их отправили в Москву на поругание.
«Дмитрий» был в отчаянии, он собирался бежать в Польшу, но русские сторонники его удержали. На его счастье годуновская армия занялась расправой над комарицкими мужиками и осадой Рыльска. Все присягнувшие «царевичу» крепости остались ему верны. А иезуиты залечили душевные раны «Дмитрия». Они объяснили, что поражение было наказанием Господа за прегрешение одного из солдат – во время боя он изнасиловал русскую женщину. На самом «царевиче» греха нет, и Проведение ему благоприятствует. Действительно, пребывание в Путивле складывалось для него благоприятно: царская армия безнадежно застряла под Кромами, на сторону «царевича» продолжали переходить города и остроги юга России – Оскол, Воронеж, Валуйки, Белгород, Царёв-Борисов, позже – Елец и Ливны. Церковная анафема и грамоты Бориса, что «царевич» есть расстрига Гришка Отрепьев, были сведены на нет появлением в Путивле чернеца, называвшим себя Григорием Отрепьевым. Был ли он монах Леонид либо второй Отрепьев, остается неизвестным.
В Путивле «Дмитрий» стремился выглядеть в глазах русских истинно православным государем. Он настоял, чтобы чудотворную икону курской Божьей Матери перенесли в Путивль, вышел ей навстречу, заставил обнести ее крестным ходом вокруг города и хранил возле себя. А для иезуитов, он оставался верным католиком, регулярно исповедовался и выполнял католические обряды. Иезуиты принимали эту двуличную игру, умилялись тягой «царевича» к просвещению и восхищались его великими планами, сочинять которые он был мастак. Во время сидения в Путивле у «Дмитрия» сложился свой двор из перешедших на его сторону бояр и князей. Сам самозванец стал именовать себя царём.
Фермопилами войны «Дмитрия» с Годуновым стали Кромы, где 500 донских казаков атамана Корелы (позже их число удвоилось), более трех месяцев противостояли 75-тысячной царской армии. Леонидом Кром был Андрей Корела – «шелудивый маленький человек, покрытый рубцами, родом из Курляндии, и за свою великую храбрость Корела ещё в степи был избран… в атаманы, и он так вел себя в Кромах, что всякий… страшился его имени». Казаки вырыли землянки и норы, где их не достигали пушки, и постоянно делали вылазки, выманивали из московского лагеря молодых дворян – охотников достать их верхом, и из мушкетов и длинных пищалей «каждодневно клали мёртвыми тридцать, пятьдесят, шестьдесят воинов». Годуновцы не знали покоя – казаки «то внезапно нападали на них, то обстреливали, то глумились над ними или обманывали. Да и на гору часто выходила потаскуха в чем мать родила, которая пела поносные песни о московских воеводах… и войско московитов к стыду своему должно было всё это сносить, и стреляли они всегда из своих тяжелых пушек попусту, ибо не причиняли и не могли причинить кому-нибудь вреда; в Кромах между тем беспрестанно трубили в трубы, пили и бражничали».
