Николай Дубровин - Наши мистики-сектанты. Александр Федорович Лабзин и его журнал "Сионский Вестник"
Обещая посвятить свое издание христианству, т. е. религии и Св.Писанию, Лабзин высказывал надежду, что журнал его «не так-то будет скучен, как может быть иной, по содержанию его себе представляет»; что он будет заимствовать подходящие сведения из других журналов и книг, и что наконец содержание журнала будет приспособлено ко вкусам читателей, которых издатель делил на три категории: 1) ученых, которым христианство не противно и которые желали бы в нем увериться; 2) ученых, которые верят христианству и любят его, и 3) просто верующих, которым все то, что говорится о Спасителе, приятно, угодно и любезно [212].
Первая книжка «Сионского Вестника» была встречена с большим сочувствием. Тогдашние издатели журналов имели обыкновение прилагать список подписчиков поименно. Если сравнить число их с числом подписчиков «Сионского Вестника», то Лабзин имел полное право гордиться успехом своего журнала. По выходе первой книжки, он получил 400 руб. «от восхищающегося его изданием»; зная, что подобный журнал на первых порах не может вознаградить трудов и издержек на печатание, приславший деньги выразил желание участвовать «пером и добром своим». Преосвященный Феофилакт, епископ калужский, еще до выхода первого номера, только по одному объявлению, подписался на 30 экземпляров «Сионского Вестника», а по выходе второй книжки было уже 93 подписчика в Москве, и из них 33 человека духовных особ. Митрополит с.-петербургский Амвросий выразил свое сочувствие журналу и не только рекомендовал духовенству читать его, но в письме к лицу, просившему о пропуске одной духовной книги, советовал исправить ее по примеру «Сионского Вестника». — «Да простится издателю сия нескромность, писал Лабзин [213], когда он скажет, что редкий муж, достопочтенный наш отец Филарет (впоследствии митрополит московский), бывший тогда еще в Сергиевской лавре, переписывал для себя «Сионский Вестник», не имев возможности его купить». — Тогдашний митрополит московский Платон домогался узнать имя издателя [214], сам читал и другим поручал читать с тем, что не найдут ли они в «Сионском Вестнике» чего-либо противного вере, говоря, что журнал этот пристыжает духовенство тем, что человек светский принял на себя роль проповедника.
To же сочувствие к изданию разделяли и другие духовные особы, занимавшие высшие пастырские должности, и о которых мы упомянули выше. Только один митрополит киевский Евгений, знаменитый ученый того времени, находил в журнале некоторые недостатки.
«Теперь скажем два слова о «Сионском Вестнике», писал он [215]. Я его получаю и читаю часто до чувствительного умиления и даже до благодарности Богу, вложившему мысли г. Л(абзину) издавать сей журнал. Он многих обратил, если не от развращения жизни, to по крайней мере от развращения мыслей, бунтующих против религии, а и это уже великое благодеяние человечеству! Большая часть сего журнала переводная с немецкого из Штилинговых сочинений, а нечто и из мартинистских — и это жаль, что в чистую воду примешивается и отрава секты... Но за многое хорошее, высокое и трогательное в его журнале, я охотно извиняю его...»
Как бы то ни было, но это издание, первое в своем роде на Руси, приобрело множество читателей и продолжалось при громе шумных рукоплесканий [216].
«A propos о «Сионском Вестнике», писал Лопухин M.М.Сперанскому. Ведь хороший журнал. — Желательно, чтобы ход его не остановился. — Издателю спасибо» [217].
По словам известного юрьевского архимандрита Фотия, книги, написанные Лабзиным, «почти все ученые читали с удовольствием, в семинарии выписывали, хвалами превозносили его яко учителя веры. Архиереи, ректоры, архимандриты, протоиереи и прочие многие из духовных, князья, бояре, ученые потворствовали и желали иметь как бы некую тайну учения и просвещения от него».
«Сему идолу-человеку кланялось начальство С.-Петербургской духовной академии и Синод его чтил» [218].
Красноречие, ясность и страстность изложения [219] привлекли к «Сионскому Вестнику» всеобщее внимание, заставили говорить о нем и несомненно произвели некоторое влияние на тогдашнее русское общество. Всякая новость нравится и увлекает и, по словам Д.П.Рунича, со времени св. Павла благородные дамы любят вмешиваться в штат всякого начальника пропаганды. «Переводы и статьи Лабзина сгруппировали около него знаменитости и ничтожности, кающихся Магдалин и матерей семейства. видевших в его трудах противоядие для философии» [220].
Книжки «Сионского Вестника» стали быстро расходиться, и издатель был в праве сказать, что не обманулся в своих предположениях, что любители христианского чтения есть и найдутся еще новые. Ободренный таким успехом, Лабзин напечатал в мартовской книжке статью «Дaнь благодарности», в которой говорил, что, приступая к изданию журнала, он не скрывал от себя тех трудностей, с которыми сопряжено подобное предприятие. Друзья говорили ему о том же, но внутреннее убеждение ободряло его и уверяло, что «Сионский Вестник» найдет читателей, одобрителей и подкрепителей [221].
Надеясь на сочувствие общества и будучи готов во всякое время прекратить издание, Лабзин оставался зрителем, ожидающим последствий своей работы. Последствия не замедлили выказаться и с выходом первых двух книжек Вестника, министр народного просвещения, граф Завадовский, признал, что «Сионский Вестник», как по своему, названию, так и по статьям, содержащим рассуждения о религии, должен подлежать рассмотрению духовной цензуры, и поручил попечителю Петербургского учебного округа H.Н.Новосильцову предписать о том цензурному комитету. Исполняя приказание министра, Новосильцов счел, однако же, необходимым просить разъяснения следующих вопросов:
1) Если «Сионский Вестник», по своему названию, подлежит рассмотрению духовной цензуры, то необходимо определить, все ли книги с заглавием, заимствованным из Священного Писания, должны быть рассматриваемы также духовной цензурой. К таким книгам Новосильцов относил Мильтоновы поэмы: «Потерянный рай» и «Возвращенный рай», трагедии Расина: «Есфирь и Атолия», «Размышления о величии Божием» и многие другие. Такие издания, говорил он, всегда подлежали рассмотрению гражданской цензуры.
2) Приняв за основание, что сочинения, касающиеся вопросов религии, с цитатами из священного писания, подлежат духовной цензуре, надо допустить, говорил Новосильцов, что многие книги, не только до метафизики и нравственности относящиеся, но и самые повести и романы должны также подлежать духовной цензуре.
«Из множества примеров, писал он [222], я приведу здесь только один, именно, Матильду, — новый французский роман в шести томах, отменно одобряемый со стороны нравственности и стиля, взятый из Крестовых походов и содержащий в себе рассуждения о религии христианской и весьма многие доводы и цитаты из священного Писания. Но прилично ли духовной цензуре рассматривать сие и подобные книги, которых большей частью главный предмет любовная интрига».
Новосильцов находил, что по смыслу §8 цензурного устава ведению духовной цензуры подлежат только книги церковные, проповеди, катехизисы и богословские сочинения, все же остальные, как например, переложения духовных псалмов и даже жизнь Иисуса Христа печатались всегда в светских типографиях и с разрешения гражданской цензуры.
«Ожидаю на все сие разрешения вашего сиятельства, добавлял Новосильцов в своем заключении, которое тем нужнее, что цензоры, не имея точных сведений о том, что принадлежит к цензуре духовной и что следует к их рассмотрению, невольным образом могут учинить отступление от данного им предписания и через то навлечь новые неприятности».
Граф Завадовский был поставлен в крайне затруднительное положение и в течение трех недель не отвечал H.Н.Новосильцову. Наконец 21-го апреля он сообщил мысль свою, «что цензура должна руководствоваться в рассмотрении оных (духовных книг) 22-м пунктом Устава о цензуре, в котором скромное и благоразумное исследование всякой истины, относящейся до веры, предоставлено рассмотрению гражданской цензуры» [223].
Пока шла переписка между попечителем учебного округа и министром народного просвещения, Лабзин отпечатал апрельскую книжку и, не получая разрешения на ее выпуск, заявил Новосильцову, что если журнал его вместо «чаемой им существенной пользы приносит мнимый вред», то он без ропота готов прекратить его издание, но при условии: 1) дозволить ему объявить подписчикам, что он не сдерживает данного публике слова не по своей вине и 2) возвратить подписавшимся деньги обратно, о чем и объявить в газетах.
