Юрий Ненахов - Войны и кампании Фридриха Великого
К этому примешивались сильнейшие религиозные репрессии, которые совершались австрийцами и французами с благословления папы: во время Силезских войн, например, венгры попытались физически уничтожить всех «еретиков» в Словакии (гуситов). Фридриху (а он сразу при восшествии на престол объявил себя «протектором» лютеранской религии в Германии) даже пришлось пригрозить, что адекватные меры будут приняты и к католикам прусской Силезии — только этот шаг несколько привел в чувство Вену и Рим.
Чрезвычайно мягким было отношение Фридриха к пленным. Если не считать того факта, что последних частенько насильно вербовали в прусскую армию, а остальном их положение было вполне сносным. Пленных содержали в приличных условиях, исправно кормили и даже одевали. Жестокость по отношению к содержащимся в заключении врагам категорически запрещалась. Известен случай, когда королю представили на рассмотрение рапорт на пенсию одному старому фельдфебелю. Однако Фридрих (отличавшийся феноменальной памятью) вспомнил, что за 15 лет до этого, в кампании 1744 года, тот был уличен в «низком поступке против своих солдат и в жестокости с пленными». Вместо подписи на рапорте король нарисовал виселицу и отослал его назад.
* * *Что же стало причиной множества громких побед Фридриха над многочисленными армиями его врагов? По мнению Г. Дельбрюка, успехи прусской армии «во многом зависели от быстроты ее маршей, умения искусно маневрировать, скорости стрельбы прусской пехоты, мощности кавалерийских атак и подвижности артиллерии». Всего этого, примерно в середине своего правления, Фридрих II действительно достиг. О каждом из этих факторов я и скажу в следующих главах.
Пехота
Пехота составляла основную ударную мощь фридриховской армии. Она традиционно отличалась отличными боевыми качествами: еще до восшествия на престол Фридриха II ее слава (в отличие от тогдашней прусской кавалерии) гремела по всей Европе. Изрядное старание к этому проявил еще отец Фридриха, король Фридрих Вильгельм. Как пишет Кони, «он хотел, чтобы дальше его корона поддерживала свое значение в глазах Европы не пустым блеском роскоши (как при его отце, Фридрихе I), но сильным и хорошо обученным войском. Все торжества его царствования состояли из смотров и парадов, которые он почитал существенною необходимостью для полного образования войска.
Неутомимая деятельность его вскоре сказалась результатом: солдаты его отличались от всех лучших тогда армий быстротой, верностью и правильностью воинских движений и порядком фрунта. Он старался даже украсить передовые фрунты полков людьми отборными, крепкими, которые и мужественным видом, и ростом могли бы внушить врагам страх и почтение. На красоту формы он употреблял огромные суммы, что, впрочем, совсем не соответствовало его обычной бережливости, даже, некоторым образом, скупости.
Все государство приняло вид воинственный; испуганное просвещение на время приостановилось; Берлин перестал именоваться Афинами, его прозвали Спартою» (Кони. С. 62).
Все это не обошло стороной воспитание будущего короля Фридриха II. При первой возможности, еще в раннем детстве, он был зачислен на службу и одет в военный мундир. «Для упражнения принца в фрунтовых приемах и военных эволюциуях с 1717 года была учреждена кадетская рота, которая впоследствии увеличилась до батальона. Семнадцатилетний кадет, унтер-офицер Ренцель обучал принца ружью…
Двенадцати лет Фридрих уже мастерски знал службу и отлично командовал. Дед его по матери, король английский, посетив Берлин и из-за болезни не покидая комнаты, из окна любовался на военные эволюции, которыми хотел его порадовать внук.
Король (Фридрих Вильгельм) велел устроить в одной из зал дворца небольшой арсенал; наполнил его пушками, ружьями, тесаками и другим оружием, и принц, шутя, учился их употреблению и легчайшему приложению в военное время. В четырнадцать лет Фридрих был пожалован в капитаны, в пятнадцать — в майоры, в семнадцать — в полковники. Наравне с другими нес он службу, исполняя все обязанности по фрунту.
На больших парадах и смотрах, как в Берлине, так и в его окрестностях, обыкновенно присутствовала вся королевская фамилия. Таким образом, наследный принц, еще раньше своего личного принятия на службу, был приучен к военному делу и глазами своего отца смотрел на важность назначения прусского войска. Позднее король начал брать его с собою на смотры и маневры, делаемые в провинциях, и знакомил с отдельными отрядами войск, занимающих границы или содержащих отдаленные гарнизоны» (Кони. С. 56–57).
Отец Фридриха не остановился на этом: во время заседаний его знаменитой «Табачной коллегии» король иногда заставлял своих сыновей тут же упражняться в разных ружейных приемах под команду кого-нибудь из присутствующих генералов.
После известной размолвки Фридриха с королем, когда принца заключили в крепость, его, разумеется, изгнали с военной службы. Только в конце 1731 года, по коллективной просьбе высших офицеров гвардии и полков столичного гарнизона, к которым присоединился и главнокомандующий князь Дессауский, Фридрих был вновь принят на службу: 30 ноября его пожаловали в шефы пехотного полка, а в феврале 1732 года — назначили командиром одного из полков гвардии, который стоял в Руппине. После того как 12 июня 1733 года Фридрих вступил в брак с принцессой Елизаветой Христиной Брауншвейгской, отец купил ему замок Рейнсберг в окрестностях Руппина, чтобы, как он выражался, «жена не отвлекала его от обязанностей службы». Характерно, что вербовку рослых рекрутов для своего полка кронпринц осуществлял за счет своих личных, весьма скудных средств и поэтому влез в значительные долги, делая займы за границей.
Фридрих Вильгельм питал фанатическое пристрастие к солдатам высокого роста: по его приказу вербовщики рыскали по всей Европе, добровольно, обманом или насильно вербуя рекрутов ростом не ниже 180 сантиметров и вывозя их в Пруссию, не заботились о том, чьим подданным являлся новый гвардеец короля. Из этих людей комплектовали гренадерский лейб-батальон, охранявший Потсдамский дворец и крепость Шпандау. В частности, в эту гвардию был принудительно завербован будущий великий русский ученый М. В. Ломоносов, находившийся на учебе в Марбургском университете и обладавший видными, как известно, ростом и фигурой. Правда, вскоре ему удалось бежать и скрыться от погони — случай, уникальный в истории этого батальона (пойманных дезертиров, как правило, сразу же казнили или отрезали им нос и заключали в крепость).
Даже испанскому послу король как-то заявил следующее: «Господин кавалер! Если король испанский может располагать некоторым числом рослых и статных молодцов, то попросите его, чтобы он прислал их ко мне. Я разумею уроженцев Галиции, потому что в этой стране добываете вы лучших своих солдат. Мне будет нужно для третьей роты несколько человек в семь футов; я решительно не хочу, чтобы в ней был хоть один солдат ниже шести футов с половиной. Итак, господин кавалер, не забудьте моего поручения…»
Фридрих, еще будучи кронпринцем, не слишком жаловал излишнюю плац-парадность отцовского видения армейской службы. Тем не менее он был вынужден потакать слабостям Фридриха Вильгельма I: вернувшись на службу после своей размолвки с отцом и заключения в крепости, он «употреблял все меры, чтобы заслужить милость короля точным исполнением своих воинских и государственных обязанностей. Он заботился 6 том, чтобы его полк на ежегодных смотрах и маневрах был одним из лучших и опытнейших. Такое усердие невольно отстраняло все неудовольствия, которые король все еще по временам обнаруживал к Фридриху за его наклонность к ученым занятиям. Фридрих употреблял также все средства набирать в рекруты людей самого большого роста и красивой наружности и помещал их в полк, шефом которого был сам король» (Кони. С. 78).
Фридрих II же с самого начала своего царствования несколько отошел от отцовских взглядов на внешний вид армии. Молодой монарх отменил всякое излишество и роскошь в военном быту. «Такой именно случай был со знаменитой „гвардией великанов“, которую содержал покойный король в Потсдаме собственно для своего удовольствия. При этом рассказывают, что Фридрих Вильгельм, незадолго до смерти, поставил на вид своему сыну огромные суммы, отпускаемые на содержание этого войска, и что он советовал ему распустить его. Гвардия эта явилась в последний раз 22 июня, при похоронной церемонии своего учредителя; вскоре затем она была раскассирована по полевым полкам. Это дало Фридриху средство умножить свою армию за несколько недель более, нежели десятью тысячами человек» (Кони. С. 96).
Пехотный полк состоял из двух батальонов. В составе каждого числилось шесть рот: одна гренадерская и пять мушкетерских. По штату в гренадерской роте насчитывалось 4 офицера (капитан, 2–3 лейтенанта, фенрих (прапорщик), 9 унтер-офицеров, 5 флейтщиков и барабанщиков, 1 фельдшер, 6 квартирмейстеров и 90 гренадер. Мушкетерские роты были более крупными: кроме 8 офицеров и 20 унтер-офицеров, в них числилось 6 музыкантов, 3–4 фельдшера и 225 мушкетеров (фузилеров в фузилерных полках). В каждом полку (как в гренадерских, так и в мушкетерских ротах) имелось некоторое количество солдат, обученных азам инженерного дела. Их называли «плотниками» (Charpentier), фактически они составили основу саперных подразделений. При полковом обмундировании саперы носили кожаные фартуки, а кроме мушкета, имели при себе также топор на длинном топорище. К 1757 году из солдат этих рот сформировали специальный Пионерный полк, который в полном составе сдался в плен при Кунерсдорфе.