Николас Гудрик-Кларк - Оккультные корни нацизма. Тайные арийские культы и их влияние на нацистскую идеологию.
Лист использовал все возможные способы для того, чтобы доказать, существование древней национальной культуры в самом сердце наследственных габсбургских земель. Археологические памятники, местные названия, легенды, эпос и народные обычаи дунайской области – всё было описано им так, чтобы убедить окружающих: эта часть центральной Европы всегда являлась частью универсальной и совершенной Германской цивилизции. Его поиск тайного, сознательно культивируемой» арманистского наследства, отыскиваемого в геральдических фигурах, архитектурном орнаменте и прочих древностях также прогрессировал от простого воспевания старой немецкой славы к анализу исторической роли, принятой на себя древними королями-священниками. Тайные смыслы, которые от приписал окружавшей его культуре являлись политическим завещанием и отражали ожидания последних представителей утраченного единства ариогерманской нации. Время для реставрации теперь пришло. Тайное наследие Листа предвещало близкое превращение Австрии и Германии в новую пангерманскую империю.
Немецкий золотой век
Фриц Саксль, немецкий исследователь Ренессанса, прежде всех обратил внимание на возрастающий интерес к гаданию и предсказанию судьбы в начале двадцатого века. Он датировал эти перемены 1910 годом, отметив, что количество журналов, посвящённых астрологии за последние десять лет в Германии резко возросло, их сопровождали специальные учебники, отдельные пророчества и репринты классиков астрологии. Как и следовало, наряду с астрологией появились хиромантия, нумерология, каббализм и карты таро и определили собой научный фундамент для популярного движения, чудовищно разросшегося в 1920-г годах. Допуская возможную нелепость этих наук с логической точки зрения, Саксль отмечал, что душевные и религиозные причины такого движения всё же чрезвычайно важны. В теоретическом отношении вычисление дат, на основе установленных соответствий между естественными феноменами и человеческими поступками, могло и не иметь научной ценности, но смысл предсказания отражал желания и нужды людей. Предсказание будущих событий могло оказаться жизненно важным для тех, кто испытывал тревогу и подавленность. Во время краха всех ожиданий Саксль увидел в пророчествах знак растущего социального недовольства. Он рассматривал эти проявления времени как симптомы Первой Мировой войны.
Пророчества Листа были адресованы немецкой нации в целом, но, оказалось, могли быть пригодны и для определения индивидуальной судьбы. Он предсказывал приближение эпохи благополучия, которая облегчит несчастья немецких националистов в Центральной Европе. Этот оптимистический взгляд в будущее не противоречил его пафосу по отношению к прошлому. Предсказание счастливого национального будущего оказывалось естественным продолжением ностальгии об утраченном золотом веке, поскольку означало один и тот же воображаемый мир. Прошлое и будущее представляли собой две стороны одного контридеала, возникшего на почве жестокого разочарования в настоящем; тайное наследство арманизма, пронесённое через ночь христианской эпохи, служило мостом между двумя идеальными образами; оно одновременно было реликвией древнего благополучия и предвестником нового порядка. В этой главе мы исследуем характер пророчеств Листа, оценим их социальное значение и попытаемся показать как его циклическая концепция времени поддерживала идею о фундаментальных колебаниях счастья, и как эти настроения позднее были преображены мыслью о спасении и линейной концепцией истории.
Три источника теологического вдохновения повлияли на циклический образ времени, в который верил Лист: непосредственно исповедуемая им святость природы, северная мифология и современная теософия. Мы уже показывали как содержание арманистских доктрин определялось «законами природы», эти же в свою очередь зависели от всеобщих планетарных и органических циклов космоса. Лист часто восхищался этими космическими ритмами ещё в своих ранних очерках, посвящённых национальному пейзажу: их устойчивые законы предполагали неизменный божественный принцип, в его поздних работах превратившийся в циклический образ времени. Влияние северной мифологии также очень велико в этом отношении. Упоминания Листа о Fimbulwinter и Gцtterdдmmerung заставляют предположить, что он был знаком с языческими легендами в соответствии с которыми ожидался приход жестокой зимы, после чего земля должна была быть уничтожена огнём и водой для того, чтобы возникнуть снова «богатой, зелёной и светлой как никогда прежде, свободной от страданий и зла». Согласно этим мифам, периоды разрушения и сотворения повторялись непрерывно. Наконец, на Листа повлияла и теософия с её космическими кругами и последовательными перевоплощениями индивидов в каждом круге; всё это заставило его поверить в возвращение вещей.
Такое представление о времени могло уживаться с идеями о спасении и искуплении, но лишало их наиболее напряжённого, конечного пункта. Завершение каждого цикла конечно означало духовную эволюцию и космическое обновление, но один цикл сменялся другим: всякий организм предназначался к падению и возвращению в вечность. Этому восточному фатализму времени и судьбы Лист предпочитал иудейско-христианскую версию спасения. Используя теософские материалы для своей космологии, он всё же неохотно принимал её эзотерические следствия. Надежда на восстановление традиционного мира и национальное возрождение вели его к западному апокалипсису. Так, в его творчестве непрерывно спорили между собой концепция линейного времени, окончательного искупления и циклические моменты, заимствованные из теософии. Помня о листовских поношениях христианства, нельзя не улыбнуться этой ситуации. В результате образ пангерманской империи оказался практически полностью основанным на западном апокалипсисе.
Еврейский и христианский апокалипсис отличаются от других форм пророчеств утверждением качественного различия между настоящим и будущим. Дуалистическая и линейная схемы времени соединяют пессимистический взгляд на настоящее с фантастическими и светлыми образами будущего. В настоящем люди всегда подвержены лишениям и несчастьям. Апокалиптический писатель часто говорит о том, что мир есть возрастание морального и физического падения. Эти жалобы сопровождаются обвинениями: мир во власти Сатаны и злых сил. В точке совпадения с самим повествованием, исторический обзор превращается в пророчество. Апокалиптический автор предсказывает, что старые болезни усилятся, разнообразие их возрастёт; он перечисляет несомненные признаки окончательной катастрофы: жестокие климатические сдвиги, засухи, землетрясения и пожары. Появляется дух зла, дракон или другое чудовище, который терзает человечество. С приближением конца времён «страдания мессии» становятся невыносимы. И тогда внезапно появляется божественный воитель, он освобождает избранных, разрушает тиранию зла и устанавливает своё божественное и справедливое царство на земле. Эти действия открывают новый век, когда радуются избранные и не знают страданий искупленные: этот новый мир не подчиняется обычным законам природы и физическим ограничениям; счастье и удача царят здесь вечно.
Основные черты западных апокалиптических пророчеств верно угаданы в этом общем очерке. Лежащий во зле, век достигает апогея, а когда приходят новые времена, те, кто страдал, оказываются спасены и возвышены. Разумеется, такие пророчества имели большую власть над несчастными людьми. Норман Кон показывал, насколько буквально относятся к таким пророчествам потерявшиеся в жизни люди. Когда очередные несчастья обрушиваются на них, они уже слышат «вопли мессии». Тираны обыкновенно отождествляются с апокалиптическим чудищем последних дней, воплощением Антихриста. Растёт ожидание искупителя-мессии, который исполнит пророчество, установив счастливое тысячелетие, в котором они будут участвовать как избранные. Эти надежды заставляли их думать о себе как о мессианском авангарде и бунтовать против сложившихся структур для того, чтобы завоевать для себя достойное место в новом мире. Степень их воинственности обычно определялась ощущаемой близостью спасения.
Воскрешение древних религиозных фантазий в контексте западного революционного воображения свидетельствует о глубокой укорененности стремлений к счастью и комфорту во времена насилия и раздоров. Ведь нищета, эпидемии и войны всегда существовали в средневековой Европе и тем ещё не порождали апокалиптических настроений: идеи золотого века тоже были традиционны. Однако движение Lebenswelt увидело в апокалиптике фундаментальную систему объяснения современных признаков упадка. Предположительный его источник идентифицировался как абсолютное зло, а уничтожение его означало предвосхищение золотого века. Абсолютные категории добра и зла, права и греха восстанавливали равновесие в умах дезориентированных людей. Эсхатологические идеи, таким образом, никогда не покидали иудео-христианской орбиты религиозного влияния.
