Аглая Топорова - Украина трех революций
Не отставали в поисках жлобов и люди постарше и вроде как поумнее. Киевский «Журнал культурного сопротивления» (по самоопределению, разумеется) «Шо», возглавляемый русскоязычным поэтом, лауреатом Григорьевской и еще многих российских премий Александром Кабановым, посвятил волнующей каждую украинскую душу теме жлобства целый номер. В нем предлагалось понять и оценить условного жлоба и решить, что же с ним требуется делать. О перевоспитании, замечу, речи не шло, речь шла об уничтожении или в лучшем случае выселении из прекрасного Киева и вообще с Украины.
Практически в это же время молодые украинские художники — позже их проекты вроде «Осторожно, москали», представляющие собой людей (москалей) в клетке, войдут в золотой фонд искусства «революции достоинства» — Олекса Манн, Иван Семесюк и шоумен Антон Мухарский создали целое направление украинского современного искусства «Жлоб-арт». Полупримитивистские работы «жлобистов» призваны были продемонстрировать украинскому обществу все свинцовые мерзости жизни «быдла» и «жлобов». Выставка «Жлоб-арта» пользовалась в Киеве невероятным успехом: посмотреть на изображение жизни «меньших братьев», которые вовсе даже и не братья, стремилось огромное количество продвинутой публики. Хотя что можно было бы сделать в качестве такого культурного проекта, кроме как развесить по залу зеркала? Захотел осудить чужую жизнь, посмотри сначала на собственную рожу!
За почти пятнадцать лет жизни на Украине мне так и не удалось выяснить, кто же все-таки является широко обсуждаемыми и сильно разрекламированными представителями «быдла» и «жлобов». Первоначальное — еще 1960-х годов — определение жлобов как выходцев из сел, непонятно зачем переселившихся в большой город, в 2000-е уже не работало, так что категории «жлоб» и «быдло» ушли в область морали и нравственности. И все-таки у этих понятий не было не то что четких, а хотя бы не противоречивших друг другу определений.
Жлоб говорит только по-украински. Жлоб говорит только на суржике. Жлоб не знает ни единого языка, кроме русского. Жлоб приехал с востока Украины, он же приехал с запада (в этом случае его еще можно называть «рогулем»). Жлоб вырос в Киеве и теперь не хочет ничего добиваться, а только пить пиво, потому что он жлоб. Жлоб-таксист и жлоб-политик. Жлоб мало и нерегулярно платит за работу, но жлоб же и переплачивает другим жлобам, потому что он лох и жлоб. Жлоб голосует за Януковича, потому что тот бандит, за Ющенко, потому что он такой же сельский жлоб, ну и за Тимошенко тоже, потому что она «симпатичная женщина», жлоб же идет и портит на выборах бюллетень, потому что не может выбрать себе подходящего кандидата. Жлоб хочет объединиться с Россией и он же желает всех евросоюзовских благ… Перечисление недостатков условного жлоба и приписываемых ему воззрений можно перечислять бесконечно, хотя никакого понимания ситуации и проблемы это не добавляет. Ясно во всем этом мутном потоке украинской социальной мысли было только одно: какими бы ни были жлоб и быдло по своим качествам — они всегда хуже того, кто решился сегодня о них порассуждать. И, разумеется, находятся ниже него на социальной лестнице. Более того, любые реформы, революции и прочие преобразования нужно проводить не только без учета мнения «жлобов» и «быдла», но и конкретно против них.
Иногда, впрочем, те, кого принято было считать быдлом и жлобами, становились объектами национального сострадания и практически героями.
Дело Оксаны Макар
10 марта 2012 года в городе Николаеве прохожий услышал возле стройки стоны, зашел посмотреть и увидел обгоревшую голую девушку. Будучи человеком неравнодушным, он не прошел мимо, а вызвал милицию и скорую помощь. Обгоревшая девушка — звали ее Оксана Макар — оказалась в сознании и смогла рассказать приехавшим милиционерам и врачам о том, что с ней произошло. Накануне в баре «Рыбка» она познакомилась с тремя молодыми людьми — двадцатитрехлетним Евгением Краснощеком, двадцатидвухлетним Артемом Погосяном и двадцатичетырехлетним Максимом Присяжнюком. Парни чем-то заинтересовали ее, и после недолгой посиделки в кафе восемнадцатилетняя Оксана отправилась с ними продолжать вечеринку в гости к Максиму Присяжнюку. По дороге ребята купили в ночном магазине еще водки и презервативов.
В квартире Максима Присяжнюка Оксана выпила еще — позже она и ее мать Татьяна Суровицкая будут утверждать, что в выпивку что-то подсыпали, — и ей стало плохо. Она заснула. Проснувшись, обнаружила, что была изнасилована. Обвиняемые Краснощек, Погосян и Присяжнюк, впрочем, утверждали, что занимались с ней сексом по обоюдному согласию. Подтвердить или опровергнуть это суду впоследствии так и не удалось.
Тем не менее проснувшаяся Оксана почувствовала себя изнасилованной и обиженной и пригрозила молодым людям милицией. В ответ они выпили еще водки и один из них — Евгений Краснощек — начал душить Оксану. Увидев, что она уже не дышит, он еще раз совершил с ней половой акт.
Но с трупом в квартире надо было что-то делать — родители Присяжнюка должны были скоро вернуться с дачи, и оставлять им квартиру с трупом друзья не хотели — они решили вынести казавшуюся им мертвой Оксану на находящуюся поблизости стройку. Завернули ее тело в простыню и наволочку, отнесли на стройку, бросили в мусорную яму, а для верности еще и подожгли. Впоследствии обвиняемые утверждали, что сделали это, чтобы Оксану Макар не смогли опознать.
Насильники были задержаны, что называется, по горячим следам. Однако двое из них — Погосян и Присяжнюк — в тот же день были отпущены под подписку о невыезде. Это вызвало возмущение жителей Николаева и они собрались на митинг возле городской администрации. Активисты связались со столичными журналистами и, в общем-то, вполне заурядное, хотя и чудовищное в своей жестокости бытовое преступление обрело социальное измерение. Обвиняемые Краснощек, Погосян и Присяжнюк были названы «мажорами», чьи семьи были якобы близки правившей в тот момент Партии регионов. Впоследствии богатство и высокое происхождение ни одного из них не подтвердились, но для тогдашней антимажорской кампании — в СМИ много писали о разнообразных бесчинствах детей депутатов от Партии регионов и других высокопоставленных чиновников — история Оксаны Макар оказалась как нельзя кстати.
Под давлением общественности, в том числе и столичной, Присяжнюк и Погосян снова были взяты под стражу, а делом Макар заинтересовался сам президент Янукович и взял его под личный контроль.
Впрочем, уже 14 марта в Сети появилось видео допроса Евгения Краснощека, производившее на тех, кто все-таки не поленился посмотреть его, довольно странное впечатление. Обвиняемый Краснощек выглядел вполне благообразным молодым человеком с грамотной, хорошо поставленной речью, который ничуть не стесняясь, не переживая и вообще не выражая каких-либо эмоций, последовательно и подробно рассказывал о том, что именно, как, когда и зачем он и его товарищи делали с Оксаной Макар. Рассказывал так, словно пересказывал фильм или прочитанную книгу. В его речи не было ни пауз, ни каких-то смысловых нестыковок. Просто история о том, как все происходило. Разумеется, я не знаю, как ведут себя настоящие убийцы, как они должны выглядеть перед камерой, но гладкость и отстраненность рассказа Краснощека по-настоящему смущали — в конце концов о гораздо более простых и невинных вещах люди рассказывают с куда большей нервозностью. В конце ролика ни разу ни появившийся до этого мужской голос (видимо, следователя) задает Краснощеку вопрос:
— Ты понимаешь, что наговорил на пожизненное?
— Да, — совершенно спокойно отвечает Краснощек.
Подлинность, да и происхождение этого видеоролика так никто и не подтвердил, и не опроверг. Всезнающие украинские СМИ и блогеры в этом случае почему-то оказались бессильны. Они не стали заморачиваться ни поисками героя-милиционера, показавшего обществу правду, ни подлеца-милиционера, раскрывшего тайну следствия. Это вообще характерная черта украинских журналистских расследований: задав тысячу вопросов и найдя тысячу ответов, они никогда не ищут ответа на вопрос, который мог бы объяснить если не все, то, по крайней мере, многое в той или иной резонансной ситуации. Более того, тема законности распространения этой записи и ее подлинности впоследствии не всплыла и на суде. Тем не менее общественное мнение было сформировано мгновенно. И пока вся страна спасала находившуюся на грани жизни и смерти Оксану, блогеры, журналисты и просто граждане обсуждали, что же именно стоит сделать с ее убийцами, а также с продажными следователями, чиновниками и вообще всеми представителями власти. Комментарии, исполненные самых настоящих садомазохистских фантазий, буквально разрывали социальные сети. Многие задавались вопросом ответственности жертвы: если девушка пьет водку с незнакомыми мужиками, то чего бы она хотела.
