Герберт Аптекер - Колониальная эра
В данном случае правящий класс продемонстрировал отличающее его презрение к своим же собственным законам, когда они оказываются помехой. Так, покойный Джон Трэслоу Адамс, чья характеристика событий страдает явным предубеждением в пользу приверженцев так называемых «законных денег», и тот признает, что действия этих лиц, направленные на недопущение обращения платежных обязательств Земельного банка, «в весьма значительной мере выходили за рамки закона». Нельзя умолчать и о том, что действительно «законное» запрещение парламентом действий, предусмотренных программой партии Земельного банка, было осуществлено лишь путем придания обратной силы закону, принятому двадцатью годами позднее[11].
II. «Дело об иске священника» в Виргинии
Драматической иллюстрацией конфликта между должниками и кредиторами, неминуемо перераставшего в битву против английских властей, служит также «дело об иске священника» в Виргинии, которое впервые принесло славу Патрику Генри. Дело это явилось следствием принятия виргинским законодательным собранием, где господствующие позиции занимали должники, закона 1755 года (вновь утвержденного в 1758 году), который разрешал уплату налогов, ренты, жалованья, договорных сумм и долгов — уплачивавшихся в колонии на протяжении многих поколений табаком — деньгами из расчета два пенса за фунт причитавшегося табака.
Закон этот был принят в разгар войны и после засухи — катастроф, поднявших цену на табак почти до шести пенсов за фунт; а принят он был, как заявила ассамблея, с целью воспрепятствовать кредиторам «извлечь выгоду из нужды народа». Он снискал тем более единодушное одобрение в Виргинии, что плантаторы как класс находились вечно и по уши в долгу у британских купцов. Именно это положение побудило одного из них — Томаса Джефферсона — жаловаться, что «долги эти стали передаваться по наследству от отца к сыну на протяжении уже многих поколений, а плантаторы превратились в своего рода собственность, закрепленную за определенными торговыми домами в Лондоне».
Кредиторы решили бороться против этого законодательства и осуществить это наиболее удобным в политическом отношении образом. Они поддержали усилия англиканского духовенства (находившегося на содержании государства), направленные на то, чтобы добиться объявления закона недействительным и получения платы — а жалованье духовенства в течение многих поколений было установлено в размере 16 тысяч фунтов табака в год — деньгами, исходя из сложившихся тогда рыночных цен на табак.
На основе петиции этого духовенства и при активной поддержке английских торговых кругов Тайный совет в 1759 году объявил виргинский закон предыдущего года недействительным и приказал произвести выплату в полном размере плюс компенсацию за убытки. Однако виргинская Палата граждан с Ричардом Блэндом во главе решила оспорить постановление Тайного совета (то есть короля). В ходе борьбы против вето Тайного совета Палата граждан образовала корреспондентский комитет [комитет связи], призванный установить контакт с доверенным лицом в Англии и служить средством быстрейшего уведомления о точке зрения колонии — исторический прецедент для позднейших корреспондентских комитетов.
Дело об иске одного священника, решившее судьбу этого закона, слушалось в ноябре — декабре 1763 года в округе Ганновер; здесь-то 27‑летний Патрик Генри выступил в защиту граждан и против короля. Правовая сторона тяжбы была решена; спор шел лишь о размере компенсации за убытки, которую присяжные заседатели могли присудить истцу. Священник этот держался мнения, что присяжные заседатели принадлежали к «стаду черни», а его адвокат в согласии с ним утверждал, что среди них не было ни одного «джентльмена». Оба они были правы, и в этом отношении состав коллегии присяжных являлся, несомненно, символическим.
Адвокат Патрик Генри (конечно, не встречая препон со стороны председательствующего судьи, которым был его родной отец Джон Генри) обосновывал свою защиту двумя доводами. Во-первых, он ссылался на необычайно дурную славу, которой пользовалось колониальное англиканское духовенство (факт, засвидетельствованный и самими высшими сановниками этой церкви); второй, и более веский довод сводился к доказательству того, что в колониальных делах верховным органом являлось и должно было являться колониальное законодательное собрание. Генри настаивал на том, что особенно в деле, касающемся средств, которые взыскивались и тратились в колонии, колониальная ассамблея являлась суверенным органом и что постановление Тайного совета, объявлявшее такой законодательный акт провинциальной ассамблеи недействительным, было несправедливо; несправедливое же постановление само по себе, именно потому что оно было несправедливым, не имело силы.
Конечно, Генри отлично знал, что объявление недействительными колониальных законодательных актов сотни раз производилось королем в Совете[12], но он знал и свою Виргинию и своих собратьев колонистов, он знал, что его слова — хотя адвокат противной стороны и вскакивал с криком: «Джентльмен вещает измену!» — выражали чувства подавляющего большинства его сограждан. А там, где «изменнические» взгляды получают такую поддержку, правительству лучше позаботиться о своей власти.
Присяжные заседатели, среди которых не было ни одного «джентльмена», вынесли решение в пользу истца-священника и присудили ему компенсацию за убытки в размере одного пенни!
III. «Предписания о помощи» и Джеймс Отис
Дело с «предписаниями о помощи» в Массачусетсе раскрывает перед нами ряд новых аспектов колониальной политической борьбы. Оно возникла в результате стремления британского правительства добиться строгого соблюдения своих меркантилистских постановлений в условиях, когда Семилетняя война близилась к концу, а завоевание Канады было уже завершено. События эти совпали с вступлением на престол в октябре 1760 года Георга III и назначением в августе того же года нового — и, как надеялись британские власти, более энергичного — губернатора Массачусетса Фрэнсиса Бернарда.
Возможность более строгого соблюдения имперских постановлений представилась именно в последние годы войны, так как значительная часть военно-морского флота могла быть освобождена от непосредственного участия в военных действиях. Кроме того, сама война, умножив английский государственный долг, открыв перспективы устранения французской угрозы и расширив колониальные владения Англии, всем этим подталкивала Англию на путь возобновления попыток установления новых и строгих форм подчинения своему господству и эксплуатации колоний, развивавшихся с угрожающей быстротой.
Сыграло свою роль и то, что британские купцы и плантаторы Британской Вест-Индии оказывали, давление на английское правительство, требуя соблюдения этих постановлений, поскольку колонисты открыто вели нелегальную торговлю с Французской и Голландской Вест-Индиями даже в те годы, когда Англия находилась в состоянии войны с Францией. И действительно, к концу 1750‑х годов купцы Род-Айленда ввозили мелассы[13] с иностранных островов в пять раз больше, чем с английских, а Массачусетс ввозил из иностранных источников почти в тридцать раз больше, чем из английских, — и все это была нелегальная торговля! Меласса в свою очередь служила сырьем для десятков предприятий по перегонке рома в Новой Англии, а производство рома было, несомненно, ведущей отраслью промышленности Новой Англии в годы, предшествующие Американской революции1.
Попытки нового губернатора добиться строгого соблюдения законодательных актов, касавшихся торговли и таможенных установлений, вызвали решительное противодействие со стороны бостонских купцов. В результате генеральный контролер губернатора обратился к британскому суду казначейства с просьбой об издании «предписаний о помощи» — до тех пор применявшихся только в других частях королевства, — которые представляли собой в действительности универсальные ордера на обыск, дававшие право вооруженному ими должностному лицу обыскивать в любое время дня и ночи любой дом или корабль в поисках контрабандных товаров и принуждать сторонних зрителей приходить ему на помощь.
Когда британский суд решил удовлетворить указанную просьбу, губернатор предложил судам колонии претворять в жизнь данное решение, и это казалось — с точки зрения закона — чисто формальным делом. Бостонские купцы, однако, решив оказать противодействие усилиям судов, объединили свои ресурсы и на исходе 1760 года наняли двух выдающихся юристов — Оксенбриджа Тейчера и Джеймса Отиса младшего — принять на себя защиту их дела. И ясным знамением времени послужило то, что Отис ушел в отставку с поста адвоката королевского суда вице-адмиралтейства, отдав предпочтение службе у купцов.
