Сергей Соловьев - История России с древнейших времен. Книга V. 1613-1657
30 июня 1615 года Густав-Адольф осадил Псков, где воеводами были боярин Василий Петрович Морозов и Федор Бутурлин. У короля было 16.000 войска, в числе которого находились и русские черкасы. Первая сшибка с осажденными кончилась для шведов большою неудачею: они потеряли Еверта Горна в числе убитых. 15 августа неприятель подошел к Варламским воротам и, по совершении богослужения, начал копать рвы, ставить туры, плетни, дворы и городки, малые, а подальше устроили большой город дерновый, где стоял сам король; всех городов было больше десяти, и два моста было наведено на Великой реке. Три дня с трех мест били шведы по городу, пустили 700 огненных ядер, а другим чугунным числа нет, но Псков не сдавался. 9 октября шведы повели приступ, но и он не удался. А между тем Джон Мерик хлопотал о мире; положено было решить дело на съезде уполномоченных с обеих сторон, с шведской стороны назначены были Клос Флеминг, Генрих Горн, Яков Делагарди и Монс Мартензон, с русской — князь Данила Мезецкий и Алексей Зюзин. Будучи в Осташкове, русские уполномоченные получили от Мерика из Новгорода известие, что Густав-Адольф осадил Псков; Мерик писал: «Король в грамоте своей ко мне верно и крепко обет дал, что никакого утесненья городу Пскову не сделает, пока не узнает, что от вас, великих послов, на съезде в нынешних делах отродится; а теперь он, король, обет нарушил к своему бесчестью и к неверке, а тот его лист у меня за его рукою и печатью, и сколько я у них ни был, правды мало находил». Русские послы хлопотали, чтоб еще больше рассердить Мерика на шведов, указывали ему, что шведы в своих грамотах не величают его, как должно; Мерик отвечал на это: «Вы, господа, великие послы, мне объявляете, что свейские послы меня не по достоинству пишут: я это себе ни во что ставлю, честь мне дана от великого моего государя, а им того у меня не отнять, и не дивлюсь я, господа, тому, что они так пишут, им на меня не любо: как им случится говорить про царское величество и про вас, великих послов, и про нынешнее дело непригоже, то я их встречаю прямою правдою, и самому королю в том я не молчал, так ему за то на меня и не любо стало; но я знаю, от кого я послан, и не постыжусь правду говорить. Они показывают вид, будто радеют о нынешнем добром деле: как бог принесет нас к съезжему месту, то их раденье объявится; а мое раденье и промысел бог видит: на этом свете ничего больше не желаю, как только чтоб это дело к доброму концу пришло».
Началась предварительная переписка между уполномоченными, из которых русские люди жили в Осташкове, а шведские в Новгороде, пошли споры о титулах: шведы писали Михаила только великим князем и сердились, зачем он называется лифляндским и новгородским; они писали Мезецкому и Зюзину: «Даем вам знать, что вы наполнены прежнею спесью и не подумаете, каков наш король родством против вашего великого князя: наш король прирожденный королевский сын, а ваш великий князь не царский сын и не наследник Российскому государству; тотчас после смерти царя Федора не посадили его на престол, а после Дмитриевой смерти взяли Василия Ивановича Шуйского, потом королевича польского». На это русские послы отвечали бранью, приводили примеры из священной и римской истории, что бог избирал царей славных не от царского корня, писали, что все русские люди от мала до велика за честь государеву готовы против шведов стоять и мстить, «а не так, как у вас делается в Свее: половина государю вашему доброхотает, а другая — польскому Жигимонту королю, а иные арцуку (герцогу) Ягану. И вы такие непригожие воровские слова про помазанников божиих оставьте». Шведские послы получили эту грамоту уже на дороге из Новгорода к съезжему месту, рассердились и объявили Мерику, что дальше не поедут; Мерик писал Мезецкому, что никакими мерами и разговорами их унять нельзя. Наконец он их унял, и уговорились: быть съезду в поместье Хвостова, в сельце Дедерине, где стоять английскому послу; царским послам стоять на Песках, а шведским в Селищах; съезжаться у английского посла. Явились еще посредники: голландские послы Рейнгоут Фан Бредероде, Дирк Бас, Альбрехт Иоахим и Антон Гетеерис, последний оставил нам описание этого посольства, замечательное для нас по изображению тогдашнего состояния Московского государства. На пути из Ревеля в Новгород послы должны были проезжать через страну, опустошенную козаками, нигде не находили селений, почти всегда должны были ночевать в лесу, иногда только, по счастию, отыскивали где-нибудь полуразрушенный монастырь. Из Новгорода отправились они в Старую Русу, которую нашли в самом жалком положении. Но все претерпенные ими до сих пор затруднения и неприятности были ничтожны в сравнении с теми, какие они должны были выносить на пути из Старой Русы: несколько раз подламывался под ними лед на реке (это было в ноябре), люди и вещи падали в воду, и, чтоб высушиться, надобно было зажигать на берегу опустелые избы. Ночевали в опустошенных деревнях; чтоб войти в избу, должно было прежде вытаскать из нее трупы прежних ее жителей, побитых козаками; но отвратительный запах выгонял голландцев из избы, и они должны были ночевать на морозе. Мерику очень не понравился приезд этих новых посредников: сначала он наговаривал русским послам и царю, что голландцы приехали не для того, чтоб радеть Москве, но потом объявил, что они будут с ним вместе и будут ему во всем послушны. Царь в своей грамоте к Мерику настаивал на том, что Густав-Адольф, не сдержав своего обещания, не слушая представления его, Мерика, обесчестил Якуба короля; царь упрашивал Ивана Ульяновича (Мерика), чтоб он шведам их неправды выговаривал и побуждал их к доброму делу.
Дедеринские переговоры начались 4 января 1616 г., начались спором, потому что шведские послы назвали Густава-Адольфа корельским и представляли, что Корела была отдана шведам еще при Шуйском; это, разумеется, повело к спору о том, имеют ли право шведы удерживать уступку Шуйского после поведения их под Клушином. Шведы жаловались на Шуйского, что он не платил им выговоренных денег, выставляли свои заслуги в битвах против литвы и тушинцев. Русские возражали, что против литвы воевали не один Делагарди и немецкие люди, больше было в то время с князем Михаилом Васильевичем русских людей и промысл весь был князя Михаила. Делагарди отвечал на это: «Вы говорите, что не одним мною и шведскими людьми города очищались и польских людей побивали, а были с князем Михаилом Васильевичем многие русские рати, так скажите нам, которых городов дворяне и дети боярские с князем Михаилом Васильевичем были?» Мезецкий : было князю Михаилу с кем города очищать и с польскими людьми биться: были стряпчие, стольники и дворяне из городов, новгородцы, смольняне, дорогобужане, вязмичи и иных городов дворяне. Делагарди : с князем Михаилом было 15 человек дворян; когда смольняне пришли в Тверь, то я начал биться с литвою, а смольняне и других городов дворяне побежали. Шведы одни пошли к Колязину, разбили литву, завладели Александровской слободой, выручили этим Москву. Мезецкий : при Колязине шведов было немного, и князь Михаил Васильевич платил им хорошо, а вор бежал потому, что царь Василий посылал на него воевод своих и бояр. Делагарди : назовите хотя кого-нибудь из русских, кто бы ранен был в этих битвах? А за мою службу царь Василий мог бы не только давать наем по договору, но и дарить многими подарками, служил я ему прямо, как своему прирожденному государю. Мезецкий : воевали бояре, князь Федор Иванович Мстиславский с товарищи, а кто ранен или убит, как наизусть упомнить? Наемные деньги были вам выплачены, тебя же, Якова, капитанов, ротмистров и дьяка Моншу царь Василий, сверх найму, жаловал из своей царской казны дорогими соболями, запонами, сосудами и платьем да и к государю вашему Карлусу свейскому царь дорогие подарки посылал. А когда царь послал брата своего, князя Дмитрия, и тебя на польских людей под Смоленск, то выплатил тебе сполна вперед за два месяца, и ты тех денег ратным людям не дал, а хотел дать после боя: которых людей побьют, и ты их деньгами хотел корыстоваться, Еверт Горн изменил, и ты, Яков, делал неправдою, отъехал к Жолкевскому и воевал против боярина князя Дмитрия Ивановича Шуйского. Делагарди : изменили не шведы, а немцы. Вы нас, чужеземцев, называете изменниками, а где ваша правда? Государя своего с государства ссадили, постригли и в Литву отдали! Когда мы на поляков выходили, то царь Василий призвал меня к себе в комнату, и я ему говорил, чтоб он велел дать ратным людям наем сполна и этим к службе их приохотил, а только им найму не дать и от них чаять всякого дурна; царь говорил, что деньги за мною вышлет в Можайск, и не прислал; был в то время у царя Василья в комнате дьяк Телепнев, он свидетель. Мезецкий : казна отдана была тебе при мне в селе Мышкине перед боем: а хотя и одни немцы изменили, то все же твоя вина, потому что царь Василий во всем верил тебе. А что ты говоришь, что мы государя своего ссадили, то царь Василий сам царство оставил, а потом Жолкевский его постриг; и только бы немецкие люди не изменили, и ты б того не похотел, то тебе было идти к царю Василию в Москву, а не к Новгороду. Делагарди : знаю я, что со многими дьяками казна за князем Дмитрием и за мною была прислана и мне ее объявили, только я ею не корыстовался, самого меня ограбили донага, все это сделалось не Горновой изменой и не моею неправдою, а потому что князь Дмитрий пошел из Можайска в самые жаркие дни и шел со всей ратью наспех до Клушина сорок верст, ратные люди и под ними лошади истомились, а иные остались назади; и князь Дмитрий, не дождавшись остальных людей, стал на стану, не укрепясь, а знал, что неприятель перед ним. Немецкие люди, которым найму не дали, были шатки, и только бы они все не рассержены были за неплатеж денег, то они бы не изменили. А к царю Василию с того разгрома я не поехал, потому что был ограблен и остался сам-осьм, к князю Дмитрию было приехать не с кем; а с дороги я посылал к царю Василию двух немцев сказать, что, собравшись, опять к нему приду на помощь; царь Василий с этими немцами ко мне писал, чтоб я сбирался в Новгородском уезде, брал там людские и конские кормы и, собравшись, шел бы к нему на помощь; но мне кормов давать не стали. Делагарди сильно рассердил русских послов, сказавши: «Князь Иван Никитич Одоевский и всяких чинов люди крест королевичу Карлу целовали; и вам бы теперь в том своем приговоре устоять и королевича Карла Филиппа на Московское государство принять». Мезецкий отвечал ему: «Что ты за бездельное дело затеваешь? Мы королевича не хотим, да и сам государь ваш к боярам писал, что, кроме московских родов, никого на Московское государство из иноземцев не выбирать, а кого государем выберут, и он, король, с ним будет в дружбе и любви, да и сами вы нам про то объявили: и только вперед станете об этом говорить, то нам не слушать». Делагарди : бояре и воеводы били челом о королевиче в Ярославле? Мезецкий : говорить об этом непригоже: делалось это без ведома всей земли. — С сердцем русские послы встали из-за стола; третьи , т.е. английские и голландские послы, начали говорить: «Дела никакого доброго от вас в зачине не бывало, и вам бы такие безмерные дела и несходительные слова оставить». Русские и шведы по привычке и в жару спора могли и не чувствовать стужи, сидя в январе месяце в шатре, но сильно чувствовали ее третьи и потому объявили, что вперед в шатрах съезжаться нельзя, предложили съезжаться на квартире английского посла: двор был разгорожен надвое, и положили, чтоб с переднего входа приходили русские, а с заднего — шведские послы; столы и скамьи были поставлены так же, как и в шатре: с большого двора, с приезда, скамьи государевым послам, а от задней стены, против него, — шведским, третьим — столы и скамьи по конец государева стола, против комнатных дверей.
