Михаил Меньшиков - Выше свободы
Когда мирное разложение начинает угрожать народной жизни, выступает vis medicatrix naturae13, - сами собою слагаются условия восстановления, если, конечно, Бог не совсем отступился от народа. Отдельных людей и народы начинают преследовать бедствия, заставляющее опомниться и вернуться к правде. Возникают бунты, идут нашествия. Нечестивые поколения истребляются сами собой или гибнут под ударами завоевателей. Как сломленное бурей гнилое дерево, нация отрастает от новых побегов, свежих и гибких, которым никакая гроза не страшна. Судя по многим признакам, Россия вступает вновь в эпоху испытаний, как в конце XVII века. Тем элементам нации, которые чувствуют в себе силу и право жизни, следует готовиться к героическому отпору. Войны были и войны будут, непременно будут, хотя никто не знает, когда и где сложится затяжной, неразрешимый узел. Нужно иметь наготове меч!
Предостерегая с всевозможной настойчивостью против войн неподготовленных и не вызванных крайней необходимостью, я глубоко убежден, что эта крайняя необходимость наступит скоро. Горе стране, готовящей себе среди мира поражение вместо победы!
В начале каждого года государство как будто начинает снова жить. В первый день новолетия естественно вспомнить свой первый долг. Этот первый долг всякой жизни - оборона, не забудьте этого! Оборона, а затем уже питание и комфорт и всякий расцвет души. Или не спрашивайте совсем, что нужно России, или имейте мужество отвечать себе искренно. Прежде всего, первей всего необходимо восстановление армии. Без этого условия совершенно тщетны все другие государственные начинания, все грандиозные затраты вроде, например, столь необдуманной Амурской железной дороги. В век Петра не было никаких дорог, но со своей армией он исходил всю страну между четырьмя морями. Теперь мы владеем огромной железнодорожной сетью, а есть ли армия, способная искать победы? Если нет, то мы повалимся - и не далее как в ближайшем будущем - со всеми нашими парламентами, совещаниями, комиссиями, миллиардными бюджетами и внешними соглашениями. Армия не есть простое ведомство, одно из дюжины наших ведомств. Армия - хранитель государства, его щит и меч. От армии зависит - быть или не быть империи: тысячелетняя история наша говорит об этом слишком красноречиво. Не было у славян организованной военной силы - их завоевали варяги. Расстроилась варяжская сила, распустилась в славянстве - Русь завоевали татары. Сложилась рать московская и создала царство. Чуть отстали от соседей в военном деле - едва не попали под польское иго. Могучий гений Петра наладил армию, и Россия сразу вошла в первый ряд народов. Петр торжественно завещал помнить о монархии греческой и не останавливаться в военном деле. Завещание это помнили сто лет - и Россия ширилась и гремела в свете. Не оружием, а своими гражданскими влияниями Европа победила Россию. Она ослабила ее революционным духом, пренебрежением к аристократии, к власти, к героизму, к тому, что составляло суть военной культуры. Революционной Франции захотелось быть гражданской; в подражание ей всюду выдвинулась буржуазная, штатская культура. Едва ли серьезно выиграла от этого сама Франция, и, бесспорно, проиграла Россия, у которой не было буржуазии и у которой единственный сильный класс был военный. Расстройство великой военной школы - результат модного пренебрежения к войне*- стоило России двух громадных войн, проигранных в одно пятидесятилетие, стоило гигантских военных займов, потраченных непроизводительно, и, наконец, упадка мирового положения нашей державы.
С Новым годом, читатели! Если в русском обществе не совсем иссякла любовь к отечеству и чувство народной чести, то пусть центром всех наших дум о будущем станет эта первая необходимость: восстановление армии. Пусть весь наступающей год без остатка будет затрачен на неустанный труд, причем нужны напряжения чрезвычайные, нужна вся мера таланта и патриотизма, на какое способно наше правительство. У нас склонны думать, что с каждым годом мы отдаляемся от страшной войны, воспоминание о которой заливает краской лицо... Ошибка тяжелая! Да, - от маньчжурской войны мы отдаляемся, но с каждым годом приближаемся к другой войне, к той неизбежной, которая непременно вспыхнет, желаем мы этого или нет. С каждым днем мы приближаемся к ней и времени подготовки остается все меньше. Бодрствуйте же вы, стоящие на народной страже! Народ доверил вам свою жизнь и честь... Неужели можно дремать, взяв на себя столь тяжелый долг?
1909
ЗАВЕТ ПЕТРА
Главная заслуга Петра Великого перед Россией вовсе не в том, что он построил Петербург, "прорубил окно в Европу", создал флот и преобразовал внутренний строй управления. Построение Петербурга оспаривалось современниками. Карамзин считает его "блистательною ошибкой", и в самом деле, ни с какой точки зрения нельзя понять, что, собственно, выиграла Россия, переместив душу и сердце своей страны за этнографическую черту своего племени, в тогдашнюю Швецию. Если бы Петр сумел удержаться в Москве и если бы на Москву были истрачены чудовищные жертвы, ценой которых явился Петербург, то центр государственный был бы поставлен вдвое крепче, а с ним, может быть, вдвое крепче и национальнее сложилась бы вся государственная организация. Перенесением столицы за границу - факт небывалый в истории народов - Петр внес до сих пор ощутимый раскол в русскую жизнь - раскол между народом и его властью. Москва была органическим центром сложения. Петербург явился механической точкой для новой, - не земской, а бюрократической кристаллизации. Оба эти процесса перепутались и стеснили друг друга, завершившись окончательной анархией последних лет.
Точно так же весьма преувеличенным благом явилось для России сближение ее с Европой. Некоторое сближение было необходимо, и оно уже существовало. За 300-400 лет до Петра север России входил в систему наиболее оживленной европейской торговли. Русские конторы были даже в такой глуши, как на Готланде. Убила наши ганзейские связи не Швеция, а сама Москва, не сумевшая сдержаться в своем жесте сосредоточения и доведшая его до судороги.
Впрочем, ход вещей брал свое; торговля вновь налаживалась Через Польшу и Архангельск. Прибалтийский берег переходил много раз из рук в руки, и, конечно, Россия должна была закрепить его за собой. Но через двести лет приходится заключить, что жизненной необходимости в приобретенных гаванях не было. Мы получили гавани, однако до сих пор еще не имеем торгового флота. Нашими морями и гаванями пользуются иностранные флоты, причем ежегодно мы переплачиваем им за фрахт десятки миллионов рублей. Если же мы не имеем ни коммерческого флота, торгующего нашими товарами со всем земным шаром, и если у нас за двести лет не завелось ни одной колонии в океанах, то, стало быть, замысел Петра - сделать Петербург вторым Амстердамом следует счесть ошибочным. Искусственно можно разрушить Амстердам, как, например, был разрушен Великий Новгород, - но создать его нельзя. Мировые центры торговли устраиваются стихийно, сами собою. Перенеся русскую столицу к морю, Петр оказал этим большую услугу заграничной торговле, чем русской. Он приблизил к Европе главный наш культурный рынок, придав всей заграничной нашей торговле более потребительный характер, чем производительный. Облегчен был сбыт не столько наших товаров за границей, сколько заграничных у нас. Это тогда же подорвало развитие нашей собственной обрабатывающей промышленности. Правительство, двор, знать, чиновничество, проживающее в столице дворянство не имели нужды обращаться к внутренним фабрикантам, когда заграничные оказались на набережной Невы. Лондон, Амстердам и Гамбург сделались ближе к Петербургу, чем Москва и Киев. В силу этого товарообмен наш принял невыгодное для России положение. Мы попали в разряд добывающих стран. Обрабатывающая Европа эксплуатирует нас так же нещадно, как свои колонии, и в этом основная причина нашей государственной нищеты. Останься столица наша в Москве, главный культурный рынок был бы в центре страны, и центр России мог бы конкурировать с заграницей в развитии обрабатывающей промышленности.
Еще менее выгод принесло России безоглядное сближение с Европой в сфере так называемого просвещения... Дело в том, что просвещение народа только тогда благодетельно, когда идет изнутри, как плод развития собственного духа.
Только при этом условии природа производит то, что сообразно с действительными потребностями и задатками народа. При системе внешнего просвещения чужая душа начинает господствовать над вашей, вместо развития собственных сил слагается порабощение чужими. Внешнее просвещение всегда сводится к тупой подражательности, причем умные люди обыкновенно проигрывают, теряя здравый смысл. Стремительный наплыв западных - крайне пестрых - идей, обычаев и законов отразился неблагоприятно на раскрытии нашей души народной. Подражание придавило нашу оригинальность, отняло потребность инициативы, завело в духовный плен Западу - точнее говоря, французскому Западу. Как я уже однажды доказывал, Россия вопреки замыслам Петра, усвоила не протестантскую, трезвую и рабочую, культуру Запада, а католическую, мечтательную и бездельную. Это произошло благодаря тому, что сближение с Европой шло через приграничный Петербург, наводненный инородцами. Сложись наше просвещение в Москве, оно, на манер английского, было бы национальным, более независимым и оригинальным. В нем было бы более патриотизма и менее склонности к умственному бродяжеству, не помнящему родства. "А Пушкин?" - возразит читатель. Что ж, Пушкин, - отвечу я, будто бы он не мог явиться в московской России через сто лет после Никона? Москва родила Пушкина, Петербург умертвил его. Петр вынес душу России из ее родины. Кончилось тем, что родина вышла из души русской, и просвещенный класс чувствует теперь себя дома иностранцем, заброшенным на чужбину.
