Андрей Еременко - Сталинград: Записки командующего фронтом
Еще раз прошу, сделайте что можно и где можно, но вырвите меня из этого проклятого окопа, ибо русские применяют очень много разного огня, чтобы уничтожить нас…»
Солдат 2-го батальона 91-го пехотного полка 20-й пехотной румынской дивизии Спирою Ромулис показал: «Моральное состояние в полку неважное. Солдаты не хотят воевать за немцев. Офицеры обещали, что скоро дивизия вернется домой. Но солдаты теперь уже перестали верить. Это удалось только попу, который после первого боя убежал домой».
В показаниях пленных, в письмах солдат и офицеров на родину, попавших в руки наших разведчиков до того, как они были отправлены, в дневниках и других подобных документах часто давалась более или менее объективная оценка нашей тактики, действий нашей артиллерии, минометов, авиации, боеспособности тех или иных наших частей.
Ефрейтор 4-го танкового полка 6-й танковой дивизии Макс Беккер рассказал: «Унтер-офицеры и даже лейтенанты объясняли солдатам, что задача дивизии под Сталинградом очень трудна ввиду превосходства пехоты противника, что артиллерией советские войска будто бы оснащены в меньшей степени, в частности на этом фронте якобы отсутствуют «сталинские органы» (реактивные минометы). Нам пришлось самим увидеть всю вздорность этих предположений и испытать влияние этой музыки; мы ее слышали, и она произвела исключительно сильное впечатление».
Командир батальона 571-го пехотного полка 305-й пехотной дивизии Фридрих Гизе показал: «Красная Армия сильна в обороне, особенно сильна пехота, катюши сводят с ума». О действиях нашей авиации он отозвался: «Ваши бомбардировщики действуют только ночью. Только один раз они крепко били нас днем, это было у реки Оскол».
Унтер-офицер 297-го артиллерийского полка 297-й пехотной дивизии Алоис Хаймессер в своем дневнике не раз отмечает сокрушительные действия нашей артиллерии и авиации:
«19.8.42. Артиллерия обстреливает местность; приходит первое сообщение, что другие батареи нашего полка [100] опять имеют большие потери; артиллерия очень хорошо садит здесь.
20.8. Две мины попали прямо по ОП. Тяжелая батарея русских стреляет неприятно долго и близко от нас.
23.8. Русское залповое орудие три раза обстреляло наш участок. В этом месте находится много уничтоженных машин 14-й танковой дивизии и 29-й моторизованной дивизии.
26.8. В 11.30 русские после артподготовки идут в атаку. Русские мины и артснаряды ложатся совсем близко от нашего НП.
30.8. Воздушный налет 20 русских бомбардировщиков. Генерал Пфефер и командир полка тоже лежат на животе. Перед Сталинградом можно видеть, по крайней мере, 50 прожекторов. Ночью сильная бомбежка. «Сталинский орган» тоже здесь.
31.8. В 3 часа… нападение русской штурмовой авиации. На огневых позициях сильная бомбежка, нападение штурмовой авиации. В 14 часов опять нападение русских самолетов.
1.9. «Сталинский орган» стрелял через нас; как мы узнали позже, были обстреляны огневая позиция и наши боевые порядки. Убито 4 человека и 10 лошадей. В 9-й батарее убито 26 лошадей. В 9 часов сильный налет пикировщиков впереди нас, вслед за этим бомбежка и налет русской штурмовой авиации.
3.9. Столько «сталинских органов» одновременно мы еще не видели.
4.9. Русская артиллерия очень сильно обстреливает нас. Везде становится совершенно невозможно: на наблюдательном пункте находишься под обстрелом пулеметов и минометов, на огневой позиции – под артиллерийским огнем.
15.9. Когда я в 24 часа заснул, вдруг ужасно загремели падающие бомбы».
Старший ефрейтор 71-го мотополка 29-й мотодивизии В. Шнейдер, взятый в плен в районе разъезда «74 км», показал, что он «очень высокого мнения о боеспособности Красной Армии, оснащенность которой самолетами, танками и техникой в последнее время необычайно возросла; советская артиллерия ежедневными мощными налетами уничтожает скопления немецких войск и материальную часть; также прекрасно работают советские летчики, [101] налетая по 4-5 раз в сутки на сосредоточения немецких войск, они успешно бомбят их».
Из этих источников, а также из наблюдений разведчиков, из их бесед с мирным населением, из донесений партизан мы получали довольно разностороннее представление о состоянии войск противника, а также о положении местного населения в фашистской неволе, о жизни в самой Германии и т. д., а главное, имели возможность знакомиться с действиями противника и его расчетами как на предыдущие недели, так и на ближайшее будущее.
О варварских действиях фашистов, грабеже ими нашего достояния, угоне наших людей в рабство в Германию, об уничтожении ими целых деревень и сел, жители которых были заподозрены в связях с партизанами, и о прочих зверствах гитлеровцев читатель хорошо знает. Я приведу здесь всего лишь один документ – письмо Семена Тихоновича Семыкина своим сыновьям (Семыкину с помощью наших разведчиков удалось перейти линию фронта).
«80 лет прожил я на свете. Испытал на своем веку и гнет царизма, и тяжелый подневольный труд на барщине, и кулацкую плеть, и тяжесть двух войн… Но то, что я пережил за три дня пребывания под властью немцев, затмило все пережитое за три четверти века. Я не в силах рассказать всего: так велико причиненное нам горе.
У нас было родное, хорошее село. Теперь его нет. Остались развалины да обгоревшие печные трубы. Наше мирное село сожгли фашисты. Нет сотен наших женщин, стариков и детей – немцы их частью сожгли, частью расстреляли, многих же угнали к себе, в Германию.
…В погребе, во дворе моего сына, спрятались дети моих сыновей Петра, Алексея, Леонида, которые служат в Красной Армии. Там были одиннадцать моих внучат. Когда к дому подошел фашист и, облив керосином, поджег его, женщины бросились из погреба в хату, чтобы спасти свое добро. Мерзавец прикладом загнал их обратно, запер погреб и подпалил ляду. Дым и огонь проникли внутрь. Вопли женщин и детей долго раздавались по двору.
В погребе все задохнулись, сгорели. В нем погибли одиннадцать моих внучат. Погибли и их матери. [102]
Слушайте, сыны мои, Петро, Алексей, Леня! К вам и вашим друзьям по оружию обращаюсь я:
– Нет больше у вас жен, нет у вас любимых дочерей и сыновей, моих внучат. Их отнял враг. Нет вашего села, нет ваших домов: все сожгли захватчики. Я знаю, больно вам это слушать, но это правда. Отомстите кровавому врагу!»
Стоит привести несколько фактов, характеризующих жизнь в самой Германии, где, несмотря на хвастовство гитлеровских заправил, положение становилось все более напряженным. Вот письмо родных солдату Оскару Винклеру из Зигесдорфа:
«Дорогой Оскар! Мы много думаем о тебе и можем понять твое положение. Днем под минометным огнем, а ночью копаем, и долгое время без отдыха. Конечно, можно потерять и жизнь, и здоровье. Тебе, вероятно, иногда приходит в голову мысль, почему одни должны быть на передовой, а другие – сидеть в тылу. Сыновья богатых крестьян сидят в тылу или же служат в артиллерии, и у многих находится масса особых причин для получения отпуска».
Вот еще один отрывок из письма ефрейтору Францу Крейнеру (полевая почта 21958) от 13 августа 1942 года; пишет его мать:
«Твой брат Руди тоже 18 месяцев не был дома. Последние три месяца он был во Франции, а теперь получил отпуск. Однако ему снова нужно уезжать, даже на 8 дней раньше окончания срока его отпуска: он записался добровольцем в Африку, чтобы не быть посланным на Восток».
Здесь отчетливо видно, что гитлеровцы как огня боялись Восточного фронта и по сравнению с ним Африку считали раем. Это лучше всяких доводов и рассуждений опровергает фальсификацию второй мировой войны буржуазными историками, в том числе и Черчиллем, которые пытаются внушить читателю, что перелом в войне наступил якобы в результате побед западных союзников в Африке над Роммелем.
Вот еще документ, весьма недвусмысленно показывающий ужас, который наводил на вражеских солдат Восточный фронт.
9 июня 1942 года солдату Вальтеру Зоммерфельду пишет жена из Дортмунда: [103]
«…Теперь я перехожу к самому ужасному; я не могу поверить тому, что ты должен ехать на Восток. Это для меня слишком сильно. Я этого просто не могу себе представить. Начинаю думать: мне становится так, как будто я задыхаюсь, будто дом рушится мне на голову. Ведь у меня всегда была надежда, что ты останешься на Западе… Теперь я уже желала бы, чтобы болезнь твоя возвратилась – и ты снова бы вернулся на родину, в лазарет… Ты в опасности, которая может сразить в любой день».
Однако, что же мы узнали о главном, о планах противника на ближайшее будущее? Суммарные данные, полученные из многочисленных сведений, добытых разведкой, раскрыли нам ряд важных моментов по этому вопросу. Необходимо, однако, оговориться, что, как бы хорошо ни была налажена разведка, от нее нельзя требовать всеобъемлющих данных: в ее сведениях всегда могут быть неясности, а подчас и противоречия; в разведывательные данные вместе с истиной могут просочиться и специально подтасованные или фальсифицированные врагом факты. Поэтому лишь тщательная обработка и глубокий анализ разведывательных данных гарантируют действительно объективные и правильные выводы.
