Александр Больных - Молниеносная аойна. Блицкриги Второй мировой
Впрочем, от такого увеличения числа дивизий и групп танков в немецкой армии не прибавилось. В ходе реорганизации Панцерваффе дивизии были просто поделены пополам. Однако же я не спешил бы весело смеяться над этой мерой. Некоторые основания для нее имелись, и определенную пользу она принесла. Учитывая протяженность и глубину нового театра, немцам отчаянно требовались новые танковые дивизии. Но промышленность не могла дать столько танков, вот и пришлось немцам изворачиваться, опираясь на свои скудные ресурсы. А польза была очевидной. Если бы у них осталось прежнее количество дивизий, то и танковых групп удалось бы сформировать все те же две штуки, что и во Франции, и, как следствие, военные действия на Восточном фронте приняли бы совсем иной оборот. Так что, можно сказать, немцы проявили изобретательность и нахальство, предъявив советскому командованию «куклу». Сверху лежали сотенные купюры, зато внутри, хоть и самые настоящие, но всего лишь трешки.
Но было еще одно изменение в структуре Панцерваффе, которое далеко не все замечают, несмотря на его серьезное влияние на ход военных действий. Как мы уже не раз подчеркивали, секрет успеха блицкрига заключался в налаженном взаимодействии разных родов войск. И вот на нижнем уровне произошла неофициальная реорганизация танковых частей. Ее редко замечают, скорее всего, именно в силу этой неофициальности. Практически в каждой танковой дивизии были сформированы нештатные, но достаточно устойчивые полковые боевые группы. То есть теперь командир танкового полка не должен был обращаться в штаб дивизии, чтобы получить помощь мотострелков, саперов или разведчиков, они были подчинены ему напрямую. Дальнейшее развитие получила и система взаимодействия с Люфтваффе. Офицеры связи Люфтваффе теперь имелись в каждой дивизии, а часто — и в каждом полку.
Кстати, уже из этого видно, что перспективы германского блицкрига в России выглядели довольно туманными. Размах предстоящих операций был в десятки раз больше, чем на Западе. У немцев элементарно не хватало сил, чтобы реализовать намеченный план. Если перед Курской битвой многие немецкие генералы откровенно не верили в успех операции именно по этой причине, то перед началом вторжения в СССР эти сомнения почему-то никого не посетили. Опьянение победами — опасное состояние, ведь недаром в Уголовном кодексе давно уже состояние опьянения считается отягощающим обстоятельством.
Мы не будем, как предлагает Суворов-Резун, делить немецкие танки на квадратные километры территории, T-III в чукотской тундре смотрелся бы несколько сюрреалистично. Но давайте посмотрим на план «Барбаросса» отвлеченным, холодным взглядом. Он был составлен с учетом имевшихся сил, но уже в разделе задач проявляется явное несоответствие сил и поставленных целей. Чтобы одновременно разгромить противника на всем протяжении фронта от Балтийского до Черного моря, каждой из трех групп армий требовались по две танковые группы. То есть путем элементарной арифметики мы получаем результат — требовалось шесть танковых групп, в то время как Германия имела их только четыре. На большее у нее не хватало ни танков, ни танкистов. Между прочим, можно ли считать случайным совпадением, что в завершающий период войны Красная Армия имела именно шесть танковых армий? То есть уже на стадии планирования ОКВ заложило фундамент будущего поражения Вермахта. Ну, а если Германия не могла в принципе выставить требуемые силы, зачем вообще было начинать войну? Нет, конечно, немцы могли поделить каждую из двух имевшихся танковых групп на пополам и на три части, но это уже получились бы кошкины слезки...
Не меньшую проблему представляла собой и глубина будущих операций. Марш в 500 километров по приличным европейским дорогам немецкие танки еще выдерживали. Конечно, они были надежнее советских, и ремонтная служба в танковых дивизиях Вермахта работала куда лучше нашей, но все равно, следовало учитывать совершенно неизбежный процент поломок и отказов. А потом посчитать, сколько танков не выдержат даже простого марша на Москву, без всяких зигзагов и петель, продиктованных ходом военных действий, даже без боевых потерь. Словом, создается впечатление, что при планировании немецкие генералы не учли совершенно объективные географические факторы, которые никоим образом не зависели от численности, уровня подготовки и боеспособности Красной Армии. Кстати, с этим последним фактором у немцев тоже вышла накладка. Все помнят известную фразу Гитлера о том, что он десять раз подумал бы, прежде чем напасть на Советский Союз, если бы знал, сколько танков у Сталина.
С учетом этого неудивительно, что немецкий блицкриг, столь успешный в начале войны, выдохся примерно в 700— 800 километрах от границы (кстати, опять же, поразительное совпадение с глубиной непрерывных операций на Западе), и немцам потребовалась оперативная пауза для приведения в порядок Панцерваффе. Но эта пауза сама по себе означала крах большого блицкрига. Молниеносная война не получилась, да и не могла получиться в принципе, несмотря на все тактические и оперативные успехи блицкрига малого.
Немецкое командование не учло еще один фактор, а именно тотальный характер современной войны, когда мало разбить вооруженные силы государства, нужно еще сломить его политическую систему. Из всех уроков кампании на Западе немецкие генералы увидели только те, которые хотелось увидеть. Французская армия была быстро разбита — на том и закончилась Франция. Но то, что разгром британской армии совсем не привел к капитуляции Великобритании, заметить никто не пожелал. На всякие неудобные моменты Гитлер и его генералы просто закрывали глаза.
А теперь попытаемся рассмотреть, что же сумели сделать 1-я (Клейст), 2-я (Гудериан), 3-я (Гот) и 4-я (Гёппнер) танковые группы, каждая из которых, увы, была не сильнее советского мехкорпуса, и чего они сделать не сумели.
Итак, 22 июня 1941 года немецкие войска пересекли границу Советского Союза на всем ее протяжении — от Балтийского до Черного моря. В последнее время сломано много копий, чтобы доказать, что Германия все-таки объявила войну СССР и не было никакого предательского нападения. Действительно, какие-то ноты были вручены и в Берлине, и в Москве. Но когда? Судя по всему, уже после начала военных действий. Мало того, если полистать мемуары германских генералов, то выяснится, что кое-кто из них, например инициативный Вальтер Модель, начал военные действия раньше, чем это было предусмотрено приказами командования. Из тактических соображений Модель решил захватить важный мост за час до объявленного приказом начала наступления. И вы полагаете, что он оказался единственным из генералов, пошедшим на подобное нарушение? Поэтому с любой точки зрения нападение Германии на СССР действительно было предательским и вероломным, и двух мнений здесь просто не может быть.
Операция «Барбаросса». Приграничное сражение
Впрочем, даже этим вероломством невозможно объяснить все происходившее далее. Но начнем по порядку, с севера на юг. Действия Группы армий «Север» и входившей в ее состав 4-й танковой группы генерал-оберста Эриха Гёппнера были простыми и незамысловатыми. Немцы двинулись вперед, не утруждая себя никакими хитрыми маневрами, обходами или попытками устроить котел. Отчасти это объяснялось сложной местностью — леса, болота, многочисленные реки. Но, скорее всего, причина была той самой, на которую мы указывали, — элементарная нехватка сил. Гёппнер имел всего лишь 3 танковые дивизии в составе двух своих корпусов, поэтому мог сделать только то, что мог.
События первых дней войны в полосе Группы армий «Север» объяснить трудно. Начнем с самого простого. LVI танковый корпус генерала Манштейна должен был захватить важный железнодорожный мост через реку Западная Двина, об этом пишет сам генерал в своих мемуарах. Однако при этом никто из историков не замечает одной маленькой детали. В качестве ближайшей задачи корпусу указана цель, находящаяся почти в 300 километрах от границы! Манштейн как-то буднично сообщает:
«Если корпус хотел выполнить поставленную ему задачу овладеть неразрушенными мостами через Двину у Двинска (Даугавпилс), то после прорыва пограничных позиций необходимо было сделать следующее.
В первый день наступления корпус должен был продвинуться на 80 км в глубину, чтобы овладеть мостом через Дубиссу около Айроголы. Я знал рубеж Дубиссы еще с Первой мировой войны. Участок представлял собой глубокую речную долину с крутыми, недоступными для танков склонами. В Первую мировую войну наши железнодорожные войска в течение нескольких месяцев построили через эту реку образцовый деревянный мост. Если бы противнику удалось взорвать этот большой мост у Айроголы, то корпус был бы вынужден остановиться на этом рубеже. Враг выиграл бы время для организации обороны на крутом берегу на той стороне реки, которую было бы трудно прорвать. Было ясно, что в таком случае нечего было рассчитывать на внезапный захват мостов у Двинска (Даугавпилс). Переправа у Айроголы давала нам незаменимый трамплин для этого».
