Арсений Ворожейкин - Солдаты неба
На маршруте «Мессершмитты» долго клевали нас сзади, но ничего сделать не смогли. Небольшими отворотами, применяя своеобразные воздушные ножницы, знакомые еще по Халхин-Голу, мы отбили все атаки. Оказывается, при умении можно удачно вести оборонительные воздушные бои и на наших стареньких И-16 против таких современных «метеоров», как Ме-109.
В бою не до самоанализа. Что главное, что второстепенное в действиях, порой не уловишь. На земле же все раскладывается по полочкам. Теперь я отчетливо понял, что мой инстинктивный разворот для самозащиты не что иное, как растерянность, паника. Вместо того чтобы резким, но коротким рывком самолета увернуться от удара немцев, не нарушая строя (так сделали все), я ушел от товарищей.
Оступился. Какой позор! Почему так получилось? Неужели самосохранение взяло верх над сознанием? Да, выходит так. Когда что-нибудь неожиданно падает на тебя, инстинктивно загораживаешься от опасности рукой и отскакиваешь в сторону. Так поступил и я. Меня атаковали сзади, и я отскочил от огня… А почему, собственно, развернулся на сто восемьдесят градусов навстречу врагу, а не просто уклонился в сторону, как сделали другие? Ведь мой маневр был сложнее и опаснее, чем товарищей. Получается, я сам бросился в наступление, пошел в лобовую атаку.
В воздушном бою при нападении сзади маневр — единственный способ самозащиты. Формы же маневра разнообразны и применяются с учетом обстановки. На Халхин-Голе мы в таких случаях подставляли широкие носы своих самолетов и шли в лобовую. Значит, сегодня я по привычке поступил так же, хотя условия борьбы диктовали другой маневр. Я действовал, как и в Монголии, хотя тактика кое в чем изменилась. Изменилась и организация. Раньше звено состояло из трех самолетов, теперь из четырех. Наименьшая тактическая единица — пара, раньше было звено — тройка.
Какие бы ни возникали в отяжелевшей голове доводы, какие бы ни находил себе оправдания, а объяснения с капитаном Купиным не избежать. Да и с товарищами тоже. Особенно досадно, что неприятность получилась при первом же боевом знакомстве. А первое впечатление о человеке надолго сохраняется в памяти, и не так-то просто его изменить. А надо. Мужество — не природный дар. Кто хочет его приобрести, тому надо наступать на горло самолюбию. А как это тяжело!
Понуро побрел на доклад. Проклятое шасси! Перед глазами снова возник громадный кулак Купина. Зря полетел. Нужно было бы возвратиться. Для этого имел законное право.
Дмитрий Иванович, к моему удивлению, сам шел навстречу.
— Ловко ты принял на себя «мессеров» и отвлек от нас! — сказал он с улыбкой. — За это время мы ушли с территории противника и перестроились из «круга». Поздравляю с третьим боевым крещением! — Купин хотел пожать мне руку, но, заметив что-то неладное, спросил: — Уж не заболел ли?
Человеку, очевидно, свойственно скрывать свои слабости. И я, чтобы не выдать волнения и собраться с мыслями, решил схитрить:
— Без привычки в ушах заложило. Не понял — что вы сказали?
— Продуй! — громко посоветовал Дмитрий Иванович н показал, как это делается.
По-разному можно оценивать отдельные моменты воздушного боя. Со стороны мои действия и были таковыми, как о них отозвался Дмитрий Иванович, но я-то знал, что все получилось случайно, помимо моего желания. Ладно уж, не стоит разочаровывать других, достаточно и того, что сам себя осудил. Впереди еще много боев, и более трудных, чем этот. А мне сейчас нужно доверие товарищей. Без него нельзя успешно воевать.
— А видел сбитого «месса»? Он врезался в землю, — перебивая мой доклад, спросил Купин.
— Ну-у, — вырвалось у меня. «Как же я проглядел?»
— А знаешь, Лазарева пощипал «мессер»! Пойдем посмотрим. Могло бы кончиться и хуже, если бы я опоздал хоть на секунду, — продолжал Дмитрий Иванович.
Только теперь стало ясно, почему в бою я некоторое время не видел Купина, и уже хотел было пояснить, как случилось, что оторвался от него, но он опередил:
— Ты раньше меня заметил атаку по «илам» четверки «мессершмиттов». И правильно сделал, что пошел на них. Ведь я в этот момент выручал Лазарева.
Лазарев, размахивая руками, увлеченно рассказывал собравшимся на стоянке техникам о вылете. Заметив Купина, он быстро направился к нему и с радостной возбужденностью лихо доложил:
— Товарищ капитан, старший сержант Лазарев боевое задание выполнил. После воздушного боя привез четыре пробоины.
— Наверно, увлекся боем и не заметил «месса»? — спросил Купин, рассматривая пулевые дырки в правом крыле самолета.
— Никак нет, товарищ капитан, я его видел, но думал — под таким большим углом не попадет.
— Нельзя так рисковать.
— Когда ни умирать, а день все равно терять, — разудало ответил летчик, словно ему в этом вылете ничто не угрожало, а пробоины в его самолете — отметки за доблесть.
Завтрак кажется необыкновенно вкусным. Давно я уже не ел с таким аппетитом. Летчики, с которыми летал, вдруг стали для меня самыми близкими товарищами, словно знаю их давным-давно. Бой не только сближает, но и роднит людей. Сырая, заплесневелая землянка сейчас выглядела уютной, чуть ли не домашней, желанной комнатой. Не зря так любовно, даже трогательно, вспоминается нам фронтовая жизнь.
От печки, сделанной из железной бочки, в землянке жарко. Бодро потрескивают сухие дрова. Мы сидим за двумя маленькими, из некрашеных досок столиками и ведем оживленный разговор. На первый взгляд может показаться, что тут находятся только обстрелянные, опытные бойцы, уже давно знающие друг друга. Однако, если присмотреться пристальнее, быстро увидишь, что это далеко не так. Ветераны полка все же выделяются. Они разговаривают между собой без деланной позы, спокойно, понимают друг друга с полуслова. Даже в движениях, по-деловому, будничных, собранных, угадывается внутренняя сила, так свойственная закаленным в боях людям.
А вот трое молодых. Они еще по-настоящему не вросли в боевую жизнь и даже не сформировались как летчики. Среди них выделяется Сергей Лазарев.
На его колени из печки выскочил красный уголек. Сергей ловко его подхватил и с нарочитой серьезностью пояснил:
— Как «мессершмитт», атакует. Тебе место в аду. — И, кинув «агрессора» в печку, стал рассказывать о своем последнем воздушном бое, в котором пытался отправить вражеский истребитель на тот свет..
Ветераны полка слушали его внимательно, и по всему было видно, что Лазареву это приятно.
Сергей, видимо, считал, что сделанные им первые боевые вылеты уже дали ему право держать себя на равных с более обстрелянными товарищами. Он старался вести себя непринужденно, подчеркнуто самостоятельно, подражая бывалым людям. Что поделаешь, в девятнадцать лет многим хочется казаться зрелыми. Сергей после первого рассказа о бое тут же начал второй, акцентируя внимание на смешных сторонах, как это иногда делают опытные летчики. Но Купив, как бы между прочим, заметил:
— У связистов есть правило — поработал на передачу, переходи на прием.
Сергей понял намек, тут же оборвал свой рассказ и басовито заворчал на официантку:
— Где это вы такого столетнего кабана откопали? Как подошва, нож не берет. И даже несоленый.
Серьезное лицо официантки Маши вспыхнуло. Она резко заметила:
— Вам, я смотрю, соль — не соль, мясо — не мясо! Все едят, а вы куражитесь, как балованный ребенок.
— Да у него нож тупой! — сострил Мелашенко под общий смех.
Лазарев пытался защищаться, неуважительно назвал кого-то из хозяйственников «обтекателями», по его никто не поддержал.
А вот и третья группа летчиков. Это люди не из молодых, они когда-то уже повоевали, послужили порядочное время в строевых частях, но только что прибыли на фронт. Они внимательно, изучающе ко всем прислушиваются, сами же в разговор вступать не спешат. Главное сейчас для них — все понять, оценить и цепко врасти в новую жизнь.
Кроме этих, как бы внутренних различий летчики делились на две категории по форме одежды. В кожаных регланах — — довоенной выучки, в комбинезонах — молодые, ставшие летчиками только перед войной или совсем недавно.
Завтрак прошел быстро. У летчиков-истребителей вырабатывается привычка все делать быстро, в темпе, напористо. Маша, ранее работавшая в полку бомбардировщиков, сразу отметила:
— Вы как пожарники. Куда только спешите?
— Ясно, Маша, — отозвался Купин. — Хочешь сказать, не как у бомбардировщиков. Ничего, скоро и к нам привыкнешь, у нас вон какие орлы!
— Что там бомбер1 — желая обратить на себя внимание, снова начал Лазарев. — У-у, везу, везу-у!.. То ли дело «ястребок»: пролетит — аж маникюр с пальчиков отскочит!
Сергей петушком вертелся около Маши, проявляя к ней повышенное внимание. Она метнула было неодобрительный взгляд на парня, но, видимо сделав скидку на его молодость, снисходительно улыбнулась:
— Ладно, ястребок, помоги мне лучше посуду в ящик уложить.
