Грегори Кларк - Прощай, нищета! Краткая экономическая история мира

В завещаниях могли фигурировать и очень маленькие суммы, как в этом документе:

УИЛЬЯМ CTAPTEH из Толлесхант-Мэйджор, арендатор, 14 ноября 1598 года

Фрэнсису, моему сыну, оставляю 10 шиллингов. Томасу Стонарду, моему зятю, оставляю 1 корову в счет денег, которые я ему должен. Уильяму и Генри, его сыновьям, и Мэри, его дочери, оставляю по оловянному блюду. Остальные мои вещи завещаю моей жене Элизабет. Заверено 3 февраля 1599 года[95].

Завещания чаще составляли не все подряд, а лишь те, кому было что завещать. Однако в доиндустриальной Англии обычай составлять завещания, похоже, распространился далеко вниз по социальной иерархии. В Суффолке в 1620-х годах заверенные завещания составляли до 39 % мужчин в возрасте старше 16 лет[96]. Лица с более высокими доходами были более склонны составлять завещания, но у нас есть масса завещаний, оставшихся от представителей низших социальных слоев, будь то рабочие, матросы, пастухи и арендаторы.

Оценка имущественного положения завещателей производилась исходя из информации, содержащейся в завещаниях, путем суммирования фигурирующих в них денежных сумм с оценочной стоимостью домов, земли, скота и зерна, упоминаемых завещателем. Состояние среднего завещателя в ценах 1630-х годов равнялось 235 фунтам[97]. Но медиана составляет лишь 100 фунтов. Ежегодный доход с этой суммы при типичной для того периода норме прибыли был равен примерно 6 фунтам. Ежегодный заработок плотника в те годы составлял около 18 фунтов, а заработок рабочего — 12 фунтов. Таким образом, завещания содержат информацию о людях с самым разным уровнем доходов.

Эти оценки хорошо коррелируют с уровнем грамотности, о котором можно судить по наличию или отсутствию подписи завещателя, а также с профессией завещателя и его социальным статусом. Это иллюстрирует табл. 4.5, в которой завещатели распределены по семи широким категориям в зависимости от профессии. Наиболее грамотными были представители дворянства, стоявшие на верхних ступенях иерархии и в среднем завещавшие более 1200 фунтов. Напротив, рабочие, находившиеся в самом низу социальной иерархии, по большей части были неграмотны и завещали в среднем по 42 фунта. Однако внутри каждого социального слоя наблюдаются колоссальные различия в размерах состояния. Некоторые рабочие были богаче некоторых дворян. Вообще различия между завещателями в смысле их имущественного положения объясняются их профессией не более чем на 1/5.

ТАБЛИЦА 4.5. Завещатели по социальному положению, 1585–1638 годы

ИСТОЧНИК: Clark and Hamilton, 2006.

Примерно для пятой части от этих 3000 человек мы на основании записей о крещениях в церковно-приходских книгах знаем, сколько детей родили им жены. На рис. 4.3. изображена зависимость числа детей от суммы завещанного имущества для 645 англичан, умерших в основном в период 1620–1638 годов. На диаграмме прослеживается явная и четкая связь между размером состояния и числом детей. У более богатой половины мужчин-завещателей было на 40 % больше детей, чем у более бедной.

РИС. 4.3. Число детей у жителей Англии в зависимости от их состояния на момент смерти

Мы получим некоторое представление о причинах этой связи, если разделим завещателей на «богатых», чье состояние на момент смерти превышало 100 фунтов, и «бедных», оставивших менее 100 фунтов. Это сопоставление производится в табл. 4.6. Богатые люди женились чаще и жили несколько дольше, чем бедные. Но главной причиной, по которой у богатых было больше детей, являлось то, что у них рождалось больше детей за один год супружеской жизни. Богатый человек, проживший в браке не менее 20 лет, становился отцом 9,2 ребенка, а бедный человек за этот срок заводил лишь 6,4 ребенка, то есть богатый имел в этом плане преимущество над бедным более чем на 40 %. Таким образом, уровень фертильности в браке у богатых жителей доиндустриальной Англии вполне соответствовал уровню фертильности у хаттеритов[98]. Это снова говорит нам об отсутствии контроля за фертильностью замужних женщин в доиндустриальной северо-западной Европе. У тех завещателей, чье имущество на момент смерти составляло менее 25 фунтов и которые были женаты не менее 20 лет, рождалось лишь по 5,4 ребенка.

ТАБЛИЦА 4.6. Фертильность и богатство в Англии, 1620–6138 годы

ЕВРОПА И АЗИЯ

Но если общий уровень фертильности был примерно одинаковым и в северо-западной Европе, и в Восточной Азии, то почему же уровень жизни в Азии был таким низким? Из вышеприведенного замечания о том, что в Англии фертильность в браке повышалась при увеличении дохода, следует, что наблюдавшаяся в Азии низкая фертильность в браке отчасти могла быть результатом плохого питания. На рис. 4.4 показано, как сильно отличалось друг от друга мальтузианское равновесие в доиндустриальной Англии и в Восточной Азии. Если в Японии и в Китае фертильность в браке тоже возрастала с увеличением дохода, то из наблюдаемого совпадения уровней рождаемости следует, что при одном и том же доходе фертильность в Японии и Китае была выше. Поэтому Европа явно отличалась низким режимом фертильности по сравнению с Азией, и в этом отношении предположения Мальтуса выглядят справедливыми[99].

РИС. 4.4. Фертильность и смертность: Англия и Япония

Однако если единственное различие между северозападной Европой и Азией заключалось в уровне фертильности при данном доходе, то уровень рождаемости в Японии должен был быть выше (при наличии убывающей функции уровня смертности), а ожидаемая продолжительность жизни соответственно, ниже. Из совпадения совокупных уровней рождаемости при более низких уровнях дохода также, по-видимому, следует, что уровень смертности при данном доходе в Азии был ниже. Выходит, что Европа выигрывала дважды: фертильность там была ниже, а смертность — выше.

Таким образом, уровень жизни в доиндустриальном мире намного превышал минимум, необходимый для физического выживания, поскольку обычаи и социальные нравы во многих обществах сдерживали фертильность, не позволяя ей подниматься до биологически возможных значений. Однако такие обычаи сильно различались от общества к обществу. В той мере, в какой мы можем судить о далеком прошлом исходя из образа жизни современных собирателей, наши предки из саванн, вероятно, прилагали не меньше усилий к ограничению фертильности, чем оседлые аграрные общества около 1800 года.

Приведенные в предыдущей главе эмпирические данные, свидетельствующие об отсутствии каких-либо признаков улучшения жизненных условий до 1800 года даже в технологически развитых обществах, отчасти объясняются вероятным отсутствием снижения фертильности в этот период истории. Однако в мальтузианскую эру не меньшую роль в определении уровня жизни играла смертность. Что же произошло со смертностью, когда человек отказался от собирательства, перейдя к жизни в оседлых аграрных сообществах? Этот вопрос рассматривается в главе 5.

5. Продолжительность жизни

О счастливые люди будущего,

не ведающие сих бедствий и, быть

может, считающие наши рассказы

побасенками! Эти и еще более

великие кары, без всякого сомнения,

заслужены нами, как заслужены

они и нашими предками;

да будут же ограждены от сей

участи наши потомки!

В данной главе мы рассмотрим два важных вопроса. Первый из них — действительно ли, как предполагается в мальтузианской модели, смертность в доиндустриальном мире была убывающей функцией от дохода. Например, в Англии в 1540–1800 годах вопреки постулатам мальтузианской модели не прослеживается никакой связи между уровнем национального дохода и общенациональным уровнем смертности (равно как и уровнем рождаемости). Быть может, Англия, а возможно и Нидерланды, задолго до 1800 года сумела вырваться из оков мальтузианской экономики?

Второй вопрос связан с возможным влиянием различий в уровне смертности (при данном уровне дохода) на различия между обществами по уровню дохода до 1800 года. Между доиндустриальными обществами существовала серьезная разница в доходах. Например, Англия и Нидерланды в XVIII веке имели относительно высокий доход, а в Японии доход был очень низким. Отчасти эту разницу можно объяснить различиями в уровне фертильности. Но, как отмечалось выше, свою роль здесь могли сыграть и различия в уровне смертности. Удастся ли нам подтвердить существование таких различий?

ОЖИДАЕМАЯ ПРОДОЛЖИТЕЛЬНОСТЬ ЖИЗНИ

Поскольку в доиндустриальном мире даже при наличии всевозможных механизмов ограничения рождаемости уровень фертильности по современным стандартам был высоким, уровень смертности там тоже должен был быть высоким. Как мы уже видели, при стабильной численности населения, типичной для доиндустриального мира, ожидаемая продолжительность жизни при рождении представляла собой величину, обратную уровню рождаемости. В Англии ожидаемая продолжительность жизни при рождении в 1540–1800 годах составляла в среднем лишь 37 лет. Еще ниже — всего 28 лет во второй половине XVIII века — она была в доиндустриальной Франции (где одновременно наблюдался более высокий уровень рождаемости)[101].