Петр Столыпин. Последний русский дворянин - Сергей Валерьевич Кисин
И уж совершенно не вяжутся с действительностью панегирики об Аликс как только о нежной, заботливой супруге, обожающей Россию и своих подданных, искренне радеющей за ее благополучие и желающей жизнь положить за други своя. А также заявления лизоблюдов об уклонении императрицы от управления государством и минимальном влиянии на царя-флюгера. Особенно в свете распутинской эпопеи, когда вопросы кадровой политики решались в значительной мере не в Царском Селе, а на Гороховой, 64. К примеру, Коковцов в своих записках замечает: «В своем политическом веровании императрица была гораздо более абсолютна, нежели государь… Своими взглядами она делилась исключительно с одними близкими ей людьми, которые не только не пытались разъяснить ей неправильность такого понимания, но, желая укрепить свое собственное положение, только поддерживали ее взгляды. Таким образом создавался постепенно тот заколдованный круг, который все более укреплял ее в своих взглядах, а с людьми несогласными – с ними не стоило и разговаривать, ибо они были ослушниками воли своего Государя».
Некоторые места из переписки августейшей четы делают более рельефным портрет государыни, претендующей на место в сонме праведников.
Императрица – Николаю: «Мое солнышко, согни их в бараний рог… Пичужка моя, не давай никому из них пощады». «В Думе все дураки; в Ставке сплошь идиоты; в Синоде одни только животные; министры – мерзавцы; дипломатов наших надо перевешать; разгони всех, назначь Горемыкину новых министров… Прошу тебя, дружок, сделай это поскорее; только поскорей закрой Думу, прежде чему будут представлены их запросы; газеты всем недовольны, черт бы их побрал; Думу надо прихлопнуть; заставь их дрожать; все они должны научиться дрожать перед тобой; когда же ты, наконец, хватишь рукой по столу и накричишь? Тебя должны бояться… Сазонов – дурак, Воейков (генерал-майор свиты Владимир Воейков, дворцовый комендант после смерти Трепова. – С. К.) – трус и дурак; посол Демидов (Элим Демидов, князь Сан-Донато, егермейстер высочайшего двора, действительный статский советник, посланник в Греции. – С. К.) – совершенный дурак; Самарин (Александр Самарин, обер-прокурор Святейшего синода. – С. К.) – настоящий дурак; все министры – сплошь дураки; я надеюсь, что Кедринского (так она называла Александра Керенского. – С. К.) из Думы повесят за его ужасную речь – это необходимо и это было бы хорошим примером; спокойно и с чистой совестью я сослала бы Львова в Сибирь; я отняла бы чин у Самарина; Милюкова, Гучкова и Поливанова (генерал от инфантерии Алексей Поливанов, военный министр. – С. К.) – всех их надо тоже в Сибирь».
Что-то здесь слышится от незабвенного Собакевича из «Мертвых душ»: «Один там только и есть порядочный человек – прокурор, да и тот, если сказать правду, свинья».
Как тонко подметил уже ближе к краху монархии кадет Милюков, «Николай II был, несомненно, честным человеком и хорошим семьянином, но обладал натурой крайне слабовольной. Царствовать он вообще не готовился и не любил, когда на него упало это бремя… Как часто бывает со слабовольными людьми, Николай боялся влияния на себя сильной воли. В борьбе с нею он употреблял то же самое, единственное ему доступное средство – хитрость и двуличность». «Я не знаю, как бы она сложилась бы, если бы около него не было другой сильной воли, которой он, незаметно для себя, всецело подчинился: воли его жены, натуры волевой, самолюбивой, почувствовавшей себя сразу изолированной в чужой стране и забронировавшейся от всех, кроме тесного круга единомыслящих…»
Талантливейший поэт-символист Константин Бальмонт еще в 1906 году написал пророческие вирши:
Наш царь – Мукден, наш царь – Цусима,
Наш царь – кровавое пятно,
Зловонье пороха и дыма,
В котором разуму – темно.
Наш царь – убожество слепое,
Тюрьма и кнут, подсуд, расстрел,
Царь – висельник, тем низкий вдвое,
Что обещал, но дать не смел.
Он трус, он чувствует с запинкой,
Но будет, час расплаты ждет.
Кто начал царствовать – Ходынкой,
Тот кончит – встав на эшафот.
Александр III, умирая, взял с цесаревича клятву о том, что он не будет ни курить, ни пить, ни стрелять в птиц и животных. Наследник у постели царя-миротворца клятву дал, чего ж не дать. И всю оставшуюся жизнь курил, пил, ходил на охоту и стрелял ворон. Почему именно он палил в ворон, никто объяснить не мог. Может, накаркали они царю чего? Ерундовая вроде деталь, но царствование, начавшееся клятвопреступлением перед смертным одром одного из самых могучих государей мира, и завершиться должно было вполне предсказуемо.
Вот ради этих людей и собирался положить свою «жизнь за царя» новый премьер и русский патриот Петр Столыпин. Стоили ли они этого?
Большой террор
Кабинет был сформирован. Планов громадье, с чего начать в первую очередь? События в стране сами подсказали, с чего. Разочарованные разгоном Думы и невозможностью создать либеральное правительство, эсеры возобновили приостановленный было весной террор и начали новую фазу восстаний в империи.
Особую опасность выступления представляли в армии и на флоте, что делало вооруженные волнения непредсказуемыми и наиболее кровавыми. Как раз в середине июля 1906 года, пока шло формирование правительства Столыпина, произошел ряд кровавых мятежей на флоте.
17–19 июля под влиянием агитаторов из РСДРП прошло восстание в финской крепости Свеаборг, подавленное силами флота и гарнизона крепости. В итоге – 28 человек приговорено к смертной казни, 967 человек осуждено военным судом к различным срокам заключения или к службе в дисциплинарных ротах.
В те же дни на крейсере Учебно-артиллерийского отряда Балтийского флота «Память Азова», стоявшем на рейде Ревеля, в поддержку Свеаборга начался мятеж с убийством нескольких офицеров. Но большая часть команды не примкнула к мятежникам и арестовала их (18 расстрелянных, 37 осужденных к различным наказаниям).
Параллельно в Кронштадте прогремел спровоцированный эсерами бунт в 1-й и 2-й флотских дивизиях с захватом фортов «Литке» и «Константин». Подразделения верных правительству 94-го пехотного Енисейского и лейб-гвардии Финляндского полков загнали восставших в казармы. По приговорам военно-полевых судов 36 человек было расстреляно, 130 сослано на каторгу, 1251 человек осужден на различные сроки тюремного заключения.
На своей даче Новая Голландия под Севастополем переодетым матросом был убит вице-адмирал Григорий Чухнин (Александр Куприн писал про него, что суда под командованием адмирала входили в иностранные порты с болтающимися на реях повешенными матросами). В Твери эсеры казнили губернатора Павла Слепцова, в Самаре бросили бомбу в губернатора Ивана Блока. После праздничного богослужения в Большом Успенском соборе в Москве в коляску московского губернатора адмирала Федора Дубасова эсер Борис Вноровский швырнул
