Павел Лукницкий - Ленинград действует. Книга 2
… Но стоит проскользнуть привидением в светлеющей, предрассветной ночи над разбухшими, залитыми блестящей водой льдами Ладоги; ощутить, как вдавливается в безграничную, плотную толщу воздуха легонький – смесь металла, фанеры и парусины – самолет У-2[13]; стоит затем попрыгать в люльке попутного мотоцикла по ухабистой, прелой дороге – и вот он передо мною опять, родной Ленинград!
Он все тот же и совсем не тот, каким был в марте. Он необыкновенно чист, строг, прямолинеен ранним майским утром. Омытый легким весенним ветром, прогретый апрельским солнцем, преображенный невероятным трудом сотен тысяч людей, очищенный от грязного снега и льда, от всяческих отбросов и всякой скверны, он сегодня выглядит особенно гордым, торжественным, вечным!
Он в этот день Первого мая трудится, как всегда. Вчера было опубликовано решение Управления агитации и пропаганды ЦК ВКП(б) – считать 1 и 2 мая рабочими днями, демонстраций и парадов не производить, на предприятиях провести митинги «под знаком мобилизации трудящихся за дело обороны страны».
Сегодня солнечный день, теплынь почти летняя. Ленинградцы, бледные, истощенные, но приодетые, не обращая внимания на обстрел, спокойно проходят по улицам. Походка у многих еще слаба, неуверенна, а в лицах выражение людей, счастливых сознанием, что они пусть медленно, но поправляются после тяжелой болезни.
Обстрел длится весь день, но многие явно прогуливаются. Еще недавно людей, которые просто прогуливались бы по Ленинграду, даже если никакого обстрела не было, – невозможно было б увидеть! Сейчас у многих женщин в руках, в петлицах весенних пальто, даже в рабочих ватниках – первые полевые цветы, или еловые веточки, или просто пучки зеленых травинок. Хлорофилл! Как не хватает свежей зелени ленинградцам, как радуются они ей!
В небесах ходят, кружат, охраняя город, наши одиночные самолеты. Кажется, просто играют, резвясь в небесах, – но нет, они несут самоотверженно и бесстрашно свою первомайскую службу, – сегодня немцы опять стремились бомбить Ленинград. Наши летчики их не допустили до города. В этом особенная заслуга балтийцев.
По стенам расклеена «Ленинградская правда». В сегодняшнем номере помимо приказа, который я уже слушал ночью, большая статья П. С. Попкова, статья Вс. Вишневского «Стреляет Красная горка», статья А. Фадеева, на днях прилетевшего в Ленинград из Москвы (вместе с Н. Тихоновым, возвратившимся из довольно длительной командировки). Николай Тихонов публикует сегодня свою «Балладу о лейтенанте». Кроме всего прочего, © газете обращение: «Отважные защитники Севастополя – героическому Ленинграду…»
Прохожие читают газету и одновременно слушают у репродукторов (всегда хрипящих и изменяющих тембр человеческой речи) выступления участников радиомитинга. Заместитель командующего Ленинградским фронтом генерал-майор Гусев говорит:
«Войска Ленинградского фронта отметили революционный международный праздник мощными артиллерийскими залпами, обрушив тысячи снарядов на головы фашистских мерзавцев…»
Да, эти залпы я слышал сегодня ночью!
… «Только за март и апрель противник потерял на Ленинградском фронте убитыми и ранеными свыше 58 000 солдат и офицеров… сбито 240 и подбито 48 самолетов противника…»
Выступают по радио артиллеристы, балтийцы.
«Идет весна, ломается лед, чернеет снег, светлеет день. Гудят вешние воды. Будут великие битвы…» – звучит из репродукторов голос Николая Тихонова…
Все-таки праздник в городе чувствуется! Настроение у всех праздничное!..
И звенит, звенит, проходя по Невскому, обвешанный с двух сторон людьми, везущий на своей «колбасе» гроздья ребятишек, трамвай – необыкновенный трамвай весны 1942 года, трамвай-победитель, трамвай-легенда!
Первые вагоны трамвая после страшной зимы ленинградцы увидели 12 апреля. Тогда, 12 апреля, было официально обнародовано решение исполкома Ленгорсовета о возобновлении нормального пассажирского трамвайного движения с 15 апреля. В этот день торжественно, с красными флагами, лозунгами, плакатами, под восторженные возгласы ленинградцев, двинулись из своих парков красно-желтые вагоны первых пяти маршрутов: «тройки», «семерки», «девягки», «десятки» и пересекающий Ленинград от Барочной петли и Зелениной улицы, через Васильевский остров и Невский проспект, через Лиговку и Смольный проспект до Большой Охты «маршрут номер двенадцать»! … Какое это было торжество! С какой невыразимой гордостью рассказывают мне о нем все, без исключения все беседующие со мной ленинградцы!..
Он идет, ленинградский трамвай, пусть вагоны обвешаны всеми, кто чувствует себя достаточно сильным, чтобы висеть, уцепившись за любой выступ, и не оборваться. Пусть между вагонами огромны еще интервалы. Но слабых женщин пассажиры, ожидающие на остановках, сами пропускают к передним площадкам, подпихивают их, а потом те, кто сильней, подвешиваются снаружи, охраняя собою от падения ослабленную дистрофией старушку. А у старушки в «авоське» трава, жиденькие – но ведь содержащие витамины! – пучки, на суп!.. И все веселы, вежливы, не бранятся, штурмуя вагон трамвая; все, если можно так выразиться, полны чувства товарищеского взаимодействия!
Трамвай идет!.. И я, конечно, не могу не совершить праздничной поездки в трамвае– в моей фронтовой шинели, с толстой полевой сумкой на боку, с двумя «шпалами» старшего командира на зеленых петлицах, а в настроении – явно мальчишеском, в положении – висящего «зайца». Хорошо!..
Гигантские валы грязного снега и льда тянутся, скрывая под собой парапеты набережных. Фонтанка, Мойка, даже красавица Нева еще не скоро с помощью солнца и своих высвобожденных вод осилят эти гигантские, навалившиеся на них горные хребты, свидетельствующие об исполинском труде очищавших улицы и дворы ленинградцев. Но улицы уже чисты! Асфальт и булыжник высушены, прогреты прекрасным солнцем!..
Да, апрель и март были тяжелы, да, из слежавшегося, расколотого ломами снега в уличных сугробах, во дворах извлечены тысячи и тысячи трупов людей, умерших в эту зиму! Тысячи людей ежедневно умирали от голода, от необратимых процессов разрушения организма, и в марте, и, говорят, еще больше, – в апреле!
Но триста тысяч ленинградцев участвовали в очистке города. К 15 апреля вывезено – на санках, на фанерных листах, «а тачках, на чем попало, вручную, волоком – больше миллиона тонн льда, снега, всяческих отбросов. «Ленинградская правда» сообщает нам о двенадцати тысячах очищенных дворов, о трех миллионах квадратных метров улиц и площадей… На стенах повсюду еще висят оборванные, не успевшие пожелтеть «боевые листки» домоуправлений, призывающие к борьбе за чистоту, называющие имена самых самоотверженных тружеников, говорящие о социалистическом соревновании. Нет, кажется, дома, на стене которого не красовался бы такой «боевой листок», написанный карандашом, редко чернилами, еще реже – разрисованный красками. Ударная десятидневка по очистке города началась 27 марта. Совершено чудо! Город удалось спасти от надвигавшихся на него страшных эпидемий!
Люди бледны, в их лицах еще как бы просвечивают пережитые ими страдания, вокруг глаз еще глубока синева, восковыми кажутся щеки и лбы, вялы, бескровны губы, – но в глазах людей светится жизнь!
Я и сам еще не слишком силен, худобой и цветом лица как будто не выделяюсь из массы ленинградцев, а ведь за последнее время в армии я питался несравнимо с многими из них хорошо. Для них время сравнительно сносного питания только еще наступает! В Ленинграде открываются «столовые усиленного питания», их немало уже открылось – прежде всего на фабриках и заводах. В Ленинград от Ладожского озера идут тяжеловесные – по две с половиной тысячи тонн, даже по три тысячи тонн – поезда, ведомые машинистами, объявившими между собою соревнование. От Борисовой Гривы, где скопились большие запасы продовольствия, они идут в Ленинград без остановок.
Увы, эта Ириновская железная дорога коротка – до Ладоги всего полсотни километров. Недоступною стала Ладога с 24 апреля, когда закрылась, растаяла автомобильная Ладожская трасса, прозванная ленинградцами «Дорогой жизни». Но о ней – потом… Сегодня я не хочу омрачать мою запись печалями, ведь праздничное настроение сегодня и у меня!
Я уже сказал, что улицы Ленинграда сегодня необыкновенно чисты, асфальт, словно вымытый с мылом, поблескивает. Немноголюдный город совсем не походит на тот, каким видели мы его год назад, в день еще мирного Первомая. Военные моряки, кители командиров, бескозырки краснофлотцев придают Ленинграду особенно остро ощутимый портово-морской вид, какого у города прежде никогда не было. Корабли на Неве, сбросив панцирь льда, не кажутся, как зимою, оцепенелыми, они вновь обрели свою осанку плавучести. Их причудливо укрывают маскировочные сети, испещренные кусками материи, будто усыпанные листьями. Сети шлейфами тянутся к набережным, сращивая корабли с гранитом. Мачты с некоторых судов, в целях маскировки, до половины сняты. На набережных, около кораблей, стоят «эмочки» и мотоциклы. Сидя на парапетах, рядком с командирами, празднично одетые жены и матери беседуют о чем-то своем, – командиры не имеют права отходить от кораблей. Зенитки на палубах в этот день Первого мая ощерены как всегда. Только несколько дней назад фашистские бомбардировщики прорвались в город, сбросили бомбы вдоль Невы и в Неву. Были попадания и в корабли. Каждый час налеты могут возобновиться.
