Аполлон Кузьмин - Начало Руси
Передвижения обычно связывались и с серьезными изменениями в социальной сфере и в огромной степени способствовали слому сложившихся отношений либо в сторону углубления социального расслоения, либо, напротив, в сторону «оздоровления» обстановки за счет нивелировки пропасти, разделявшей богатство и бедность. Я. Филип показывает, как развивался, например, процесс социальной дифференциации у кельтов раннего железного века: «Рождающаяся придворная среда жила в ущерб широким массам в невероятной роскоши, иногда — да будет нам позволено воспользоваться этим выражением — почти постыдной». Но «в определенное время настал перелом, который был неизбежен». Происходит процесс «эмансипации», может быть в результате мощного восстания[177]. Аналогичные «перепады» происходили неоднократно и в более ранние эпохи, причем экономически более целесообразные отношения обычно способствовали прогрессу производительных сил, а неоправданное социальное размежевание могло вести к разрушению достигнутого за целый ряд столетий.
Процесс образования народностей обычно связан с разрывом кровнородственных отношений, с оттеснением их на задний план по сравнению с чисто социальными и территориальными. Но этот процесс также был весьма противоречивым и не прямолинейным. На протяжении многих тысячелетий идет борьба и своеобразное состязание двух принципов, в результате чего они могут причудливо сочетаться. В целом чем древнее эпоха и чем консервативнее социально-производственный уклад, тем сильнее в этносе действуют принципы кровнородственных отношений. Социальная дифференциация на первых порах предусматривает дифференциацию племен и родов, рабами и зависимыми становятся прежде всего выходцы из чужого племени или родственного, но попавшего в разряд «низших». В однородной этнической среде социальное расслоение приводит постепенно к возникновению ложных генеалогий, когда социальная верхушка стремится отделиться от действительной истории своего народа или племени, придумывая себе другую, более яркую, а иногда даже и не более яркую, а просто другую генеалогию. Вплоть до конца Средневековья переплетение этих противоречивых факторов накладывает отпечаток на формирование и развитие народов, и тем важнее были они в древности, на заре процесса классообразования.
В этногенетических преданиях европейских народов часто фигурирует малоазиатская Троя, а начало народов связывается с Троянской войной и вызванных ею передвижениях племен. Несомненно, что в средневековых этногенетических преданиях сказывается влияние литературной традиции. Но дело не может быть сведено только к ней. XIII в. до н. э. — время бурных катаклизмов и перемещений больших масс населения почти по всему Средиземноморью. По замечанию Маркса, «хотя греки и выводили свои роды из мифологии, эти роды древнее, чем созданная ими самими мифология с ее богами и полубогами»[178]. «Система кровного родства, соответствующая роду в его первоначальной форме, — поясняет Маркс это положение, — … обеспечивала знание родственных отношений всех членов родов друг к другу. Они с детских лет на практике усваивали эти чрезвычайно важные для них сведения».
Великолепным примером достоверности народных преданий являются упомянутые выше сказания полинезийцев, которые, как отметил С.П. Толстов, позволили «восстановить не только общие направления заселения островов Полинезии, но и их относительную и абсолютную хронологию на протяжении полутора тысячелетий». «Суть дела, — поясняет автор, — именно в генеалогическом элементе сказаний, играющем значительную общественную роль в жизни позднеродового общества, когда генеалогия становится важнейшим регулятором браков и вместе с тем отношения генеалогического старшинства получают огромное значение в повседневных взаимоотношениях между племенами, родами и их подразделениями». И «хотя последнее влечет за собой и стремление к созданию фальсифицированных генеалогий», существует своеобразный корректор в лице общественного мнения, в результате чего «фальсификация должна неизбежно приспосабливаться к общепринятой генеалогической концепции»[179].
Примерно так же оценивал древнейшие генеалогии Д.Ж. Томсон. «В примитивном обществе, — замечает он, — старейшины рода держат в голове родословную во всех коленах… поскольку это нужно для передачи родовых традиций и управления родом». Затем постепенно родословная растворяется «в обобщенном представлении о предке рода». При этом «хронология обычно сокращается, но представление о происхождении остается»[180]. Лишь с распадом родовой системы генеалогии подвергаются произвольным изменениям.
Троянская война и в самом деле была фактором мирового значения. В течение почти двух тысяч лет Троя контролировала путь из Причерноморья в Средиземноморье. Примечательно, что один из героев Троянской войны — Ахилл — и в греческой литературе, и у населения Северного Причерноморья связывался именно с черноморским побережьем. Так, в современных Гомеру «Кипрских сказаниях» имеется сюжет о перенесении богиней Артемидой невесты Ахилла Ифигении к таврам. В этих же сочинениях говорится о погребении Ахилла Фетидой на острове Белом у устья Дуная[181]. Да и Артемида, по мнению некоторых ученых, была импортирована древними греками из Причерноморья[182]. Культ ее сохранялся у тавров — народа, по представлению греков классического периода, крайне варварского, убивающего иноземцев. Двусторонний культурный обмен в данном случае мог происходить лишь за много столетий до классического периода.
Троянская война неизбежно должна была вызвать передвижения многих племен, как побежденных, так и победителей. Около 1260 г. до н. э. пала Троя, около 1200 г. рухнула Хеттская держава. Примерно в то же время загадочные дорийцы опустошают культурные центры Средиземноморья; появляются новые этнические группы в Италии и других районах Европейского континента. Происходят серьезные изменения и по всей зоне, смежной с предполагаемой первоначальной областью славянского расселения.
Примерно с XIII в. до н. э. в Центральной Европе складывается лужицкая культура, которую пытались рассматривать в качестве предшественников либо славянских, либо германских, либо кельтских племен, либо вместе взятых[183]. Несомненно, что эта культура сыграла определенную роль в истории названных народов или каких-то их частей, хотя какую именно — величина искомая. Лужицкая культура занимала территорию почти всей Польши, Бранденбург, Лужицу, нынешнюю Саксонию, северную часть Чехии, Моравии и Словакии. Ее некоторое смещение на запад и юго-запад по сравнению с тшинецкой культурой побуждало многих специалистов, особенно польских, ограничивать территорию славянской прародины висло-одерским бассейном. С другой стороны, лужицкая культура захватывает территории Верхней Эльбы и Наддунавья, отличавшиеся особым культурным обликом, в частности разными вариантами курганной культуры. Возникновение новой культуры из неоднородных частей предшествующих заставляет предполагать вмешательство военной силы. Какое-то племя или какие-то племена распространяют свою власть на ряд соседних, принадлежащих к другому языку и этно-культурному облику.
На большей части территории, занятой лужицкой культурой, в предшествующий период был распространен обряд трупоположения умерших (обычно в скорченном положении на боку) с каменными конструкциями. Широко были представлены, в частности, каменные ящики, которые являлись преобладающей формой захоронений у населения культуры колоколовидных кубков, а также у некоторых племен Прибалтики и Причерноморья. Теперь на эту территорию с юга наступает обряд трупосожжения, и распространяется он довольно быстро.
Смена погребального обряда обычно связана с изменением религиозных представлений. Одни и те же представления могут держаться многие тысячи лет, и резкое изменение в обряде — фактор огромного значения. Для такой перемены древнему обществу требовались весьма сильные потрясения. Это мог быть внутренний социальный взрыв, это могло быть следствием воздействия иной культурной струи, за которой стоит чаще всего определенная экономическая или военная сила. В данном случае распространение обряда трупосожжения идет рука об руку с возникновением нового племенного или, точнее, раннегосударственного образования. Хотя спорадически обряд трупосожжения и ранее проникал на территории, позднее занятые лужицкой культурой[184], он, видимо, отражал лишь результаты естественных контактов населения, например, тшинецкой культуры и их южных соседей, где такой обряд существовал с эпохи бронзы. И полная смена обряда надвигалась опять-таки с юга. Следует отметить, что в Греции обряд трупосожжения возникает несколько позднее: примерно в XI в. до н. э. и сохраняется недолго — до VIII в. до н. э.[185] Здесь, возможно, его возникновение связывалось с вторжением «северных варваров» — дорийцев или какой-то их части. Но у некоторых народов, втянутых в Троянскую войну, этот обычай был уже известен. Под Троей таким образом хоронили и осаждавшие (сожжение Патрокла, амазонок, самого Ахилла), и осажденные (сожжение Гектора). Останки сожженных на костре помещали в урны. А погребальные сооружения несколько различались: Патрокл был погребен в срубе, а Гектор — в каменном ящике. Можно отметить и тот факт, что в «Илиаде» осуждается Ахилл за убийство 12 троянцев и сожжение их на костре друга. В этом, видимо, проявлялись обычаи, не свойственные ахейской Греции[186].
