Павел Мельников-Печерский - В лесах (Книга 1, часть 2)
- Да что ж ты полагаешь? - сгорая любопытством, спрашивала Таифа.- Скажи, Пантелеюшка... Сколько лет меня знаешь?.. Без пути лишних слов болтать не охотница, всяка тайна у меня в груди, как огонь в кремне, скрыта. Опять же и сама я Патапа Максимыча, как родного, люблю, а уж дочек его, так и сказать не умею, как люблю, ровно бы мои дети были. - Да так-то оно так,- мялся Пантелей,- все же опасно мне... Разве вот что... Матушке Манефе сам я этого сказать не посмею, а так полагаю, что если б она хорошенько поговорила Патапу Максимычу, остерегла бы его да поначалила, может статься, он и послушался бы. - Навряд, Пантелеюшка! - ответила, качая головой, Таифа.- Не такого складу человек. Навряд послушает. Упрям ведь он, упорен, таких самонравов поискать. Не больно матушки-то слушает.
- Дело-то такое, что если матушка ему как следует выскажет, он, пожалуй, и послушается,- сказал Пантелей.- Дело-то ведь какое!.. К палачу в лапы можно угодить, матушка, в Сибирь пойти на каторгу!..
- Что ты, Пантелеюшка!- испугалась Таифа.- Ай, какие ты страсти сказал! На душегубство, что ли, советуют?
- Эк тебя куда хватило!..- молвил Пантелей - За одно разве душегубство на каторгу-то идут? Мало ль перед богом да перед великим государем провинностей, за которы ссылают... Охо-хо-хо!.. Только вздумаешь, так сердце ровно кипятком обварит.
- Да сказывай все по ряду, Пантелеюшка,- приставала Таифа.- Коли такое дело, матушка и впрямь его разговорить может. Тоже сестра, кровному зла на пожелает... А поговорить учительно да усовестить человека в напасть грядущего, где другую сыскать супротив матушки?
Долго колебался Пантелей, но Таифа так его уговаривала, так его умасливала, что тот, наконец, поделился своей тайной.
- Только смотри, мать Таифа,- сказал наперед Пантелей,- опричь матушки Манефы словечко никому не моги проронить, потому, коли молва разнесется,беда... Ты мне наперед перед образом побожись.
- Божиться не стану,- ответила Таифа.- И мирским великий грех божиться, а иночеству паче того. А если изволишь, вот тебе по евангельской заповеди,продолжала она, поднимая руку к иконам.- "Буди тебе: ей-ей". И, положив семипоклонный начал, взяла из киота медный крест и поцеловала. Потом, сев на лавку, обратилась к Пантелею:
- Говори же теперь, Пантелеюшка, заклята душа моя, запечатана...
- Дюкова купца знаешь? - спросил Пантелей.- Самсона Михайлыча? Наслышана, а знать не довелось,- ответила Таифа. - Слыхала, что годов десять али больше тому судился он по государеву делу, в остроге сидел? - Может, и слыхала, верно сказать не могу.
- Судился он за мягкую денежку,- продолжал Пантелей.- Хоша Дюкова в том деле по суду выгородили, а люди толкуют, что он в самом деле тем займовался. Хоть сам, может, монеты и не ковал, а с монетчиками дружбу водил и работу ихнюю переводил... Про это все тебе скажут - кого ни спроси... Недаром каждый год раз по десяти в Москву ездит, хоть торговых дел у него там сроду не бывало, недаром и на Ветлугу частенько наезжает, хоть ни лесом, ни мочалой не промышляет, да и скрытный такой - все молчит, слова от него не добьешься.
- Так что же? - спросила Таифа.
- А то, что этот самый Дюков того проходимца к нам и завез,- отвечал Пантелей.- Дело было накануне именин Аксиньи Захаровны. Приехали нежданные, незванные - ровно с неба свалились. И все-то шепчутся, ото всех хоронятся. Добрые люди так разве делают?.. Коли нет на уме дурна, зачем людей таиться?
- Известно дело,- отозвалась Таифа.- Что ж они Патапа-то Максимыча на это на самое дело и смущают?
- Похоже на то, матушка,- сказал Пантелей,- по крайности так моим глупым разумом думается. Словно другой хозяин стал, в раздумье все ходит... И ночью, подметил я, встанет да все ходит, все ходит и на пальцах считает. По делу какому к нему и не подступайся - что ни говори, ровно не понимает тебя, махнет рукой, либо зарычит: "Убирайся, не мешай!"... А чего мешать-то?.. Никакого дела пятый день не делает... И по токарням и по красильням все стало... Новый-от приказчик Алексей тоже ни за чем не смотрит, а Патапу Максимычу это нипочем. Все по тайности с ним толкует... А работники, известно дело, народ вольница, видят, нет призору, и пошли через пень колоду валить.
- Да почему ж ты думаешь, что они насчет фальшивых денег? - спросила Таифа.
- А видишь ли, матушка,- сказал Пантелей,- третьего дня, ходивши целый день по хозяйству, зашел я в сумерки в подклет и прилег на полати. Заснул... только меня ровно кто в бок толканул - слышу разговоры. Рядом тут приказчикова боковуша. Слышу, там говорят, а сами впотьмах... Слышу Стуколова голос и Патапа Максимыча. Дюков тут же был, только молчал все, и Алексей тут же. Ну и наслышался я, матушка.
- Что ж они, Пантелеюшка? - с нетерпеньем спрашивала Таифа.- Про эти самые фальшивые деньги и толкуют?.. Ах ты, господи, господи, царь небесный!..
- Верно так,- ответил Пантелей.- Начало-то их него разговора я не слыхал проспал, а очнулся, пришел в себя, слышу - толкуют про золотые пески, что по нашим местам будто бы водятся; Ветлугу поминают. Стуколов высчитывает, какие капиталы они наживут, если примутся за то дело. Не то что тысячи, миллионы, говорит, будете иметь... Про какие-то снаряды поминал... Так и говорит: "мыть золото" надо этими снарядами... И про то сказывал, что люди к тому делу есть у него на примете, да и сам, говорит, я того дела маленько мерекаю... Смущает хозяина всячески, а хозяин тому и рад - торопит Стуколова, так у него и загорелось- сейчас же вынь да положь, сейчас же давай за дело приниматься. Стуколов говорит ему: пока снег не сойдет, к делу приступать нельзя. А потом, слышу, на Ветлугу хозяин собирается... Вот и дела!.. - Ах, дела, дела!..
Ах, какие дела! - охает мать Таифа.- Так-таки и говорят: "Станем фальшивы деньги делать"?
- Напрямик такого слова не сказано,- отвечал Пантелей,- а понимать надо так - какой же по здешним местам другой золотой песок может быть? Опять же Ветлугу то и дело поминают... Не знаешь разве, чем на Ветлуге народ займуется?
- А чем, Пантелеюшка? - спросила мать Таифа. - Леса там большущие - такая Палестина, что верст по пятидесяти ни жила, ни дорог нету,- разве где тропинку найдешь. По этим по самым лесам землянки ставлены, в одних старцы спасаются, в других мужики мягку деньгу куют... Вот что значит Ветлуга... А ты думала, там только мочалом да лубом промышляют?
- Ах, дело-то, какое дело-то!.. Матушка царица небесная!..- причитала мать Таифа.
То-то и есть, что значит наша-то жадность! - раздумчиво молвил Пантелей.Чего еще надо ему? Так нет, все мало... Хотел было поговорить ему, боюсь... Скажи тыпри случае матушке Манефе, не отговорит ли она его... Думал молвить Аксинье Захаровне, да пожалел - станет убиваться, а зачнет ему говорить, на грех только наведет... Не больно он речи-то ее принимает... Разве матушку не послушает ли?
- Не знаю, Пантелеюшка,- сомнительно покачав головою, отвечала Таифа.Сказать ей скажу, да вряд ли послушает матушку Патап Максимыч. Ведь он как заберет что в голову, указчики ступай прочь да мимо... А сказать матушке скажу... Как не сказать!..
В тот же день вечером Таифа была у игуменьи. Доложив ей, что присланные припасы приняты по росписи, а ветчина припрятана, она, искоса поглядывая на ключницу Софию, молвила Манефе вполголоса:
- Мне бы словечко вам сказать, матушка. - Говори,- ответила Манефа. - С глазу бы на глаз.
- Что за тайности? - не совсем довольным голосом спросила Манефа.
- Ступай покаместь вон, Софьюшка,- прибавила она, обращаясь к ключнице. Ну, какие у тебя тайности? - спросила игуменья, оставшись вдвоем с Таифой.
- Да насчет Патапа Максимыча,- зачала было Таифа.
- Что такое насчет Патап Максимыча? - быстро сказала Манефа. - Не знаю, как и говорить вам, матушка,- продолжала Таифа.- Такое дело, что и придумать нельзя.
- Толком говори... Мямлит, мямлит, понять нельзя!..- нетерпеливо говорила Манефа. - Смущают его недобрые люди, на худое дело смущают,- отвечала мать казначея.
- Сказано: не мямли! - крикнула игуменья и даже ногой топнула.- Кто наущает, на какое дело? - Фальшивы деньги ковать...- шепотом промолвила мать Таифа.
- С ума сошла? - вся побагровев, вскрикнула Манефа и, строго глядя в глаза казначее, промолвила: кто наврал тебе?
- Пантелей, матушка,- спустя голову, смиренно сказала Таифа.
- Пустомеля!.. Стыда во лбу нет!.. Что городит!.. Он от кого узнал? - в тревоге и горячности, быстро взад и вперед ходя по келье, говорила Манефа
- Ихний разговор подслушал...- отозвалась мать Таифа.
- Подслушал? Где подслушал?
- На полатях лежал, в подклете у них... Спал, а проснулся и слышит, что Патап Максимыч в боковуше с гостями про анафемское дело разговаривает.
- Ну?
- И толкуют, слышь, они, матушка, как добывать золотые деньги... И снаряды у них припасены уж на то... Да все Ветлугу поминают, все Ветлугу... А на Ветлуге те плутовские деньги только и работают... По тамошним местам самый корень этих монетчиков. К ним-то и собираются ехать. Жалеючи Патапа Максимыча, Пантелей про это мне за великую тайну сказал, чтобы кроме тебя, матушка, никому я не открывала... Сам чуть не плачет...
