Андрей Васильченко - Новые тамплиеры. Духовники «черного ордена»
На следующий день все четверо направились на гору, где находился сад расположенного поблизости аббатства. При этом они посетили окутанное мифическими сказаниями ущелье Штилльштайн (Тихий камень). В указанное время брат Георг (Ланц) «еще три или четыре раза» встречался со Стриндбергом. Если верить Ланцу, то во время этих встреч они говорили о том, что Стриндбергу надо было присоединиться к одному из старых орденов. При этом Ланц дал весьма подробную характеристику действовавшим орденским организациям. Кроме всего прочего, Ланц советовал шведскому писателю посещать монастыри, принадлежавшие орденам, где он мог бы почерпнуть мудрость и многому научиться. Стриндберг был достаточно обеспеченным человеком, не привыкшим отказывать себе в удовольствиях жизни, а потому выразил обеспокоенность тем, что в монастырях было запрещено употребление алкоголя и курение табака. В ответ Ланц поспешил успокоить Стриндберга, которому обещал некоторые «послабления». Кроме этого Ланц посоветовал Стриндбергу предпринять шаги к тому, чтобы его произведения были переведены на немецкий язык. Также велись беседы о естественно-научных исследованиях шведа, которые в некоторых своих моментах соприкасались с европейской мистической традицией. Например, Стриндберг интересовался алхимией.
Много позже Ланц-Либенфельс написал в своих воспоминаниях о прогулке по ущелью Штилльштайн. Во время нее они говорили о многих религиозных вещах. В глубоко врезавшемся в скалы ущелье в то время находилось изваяние Мадонны, что придавала религиозному разговору особую мистическую окраску. «Здесь пролегал путь, который вел нас к залитому солнцем ландшафту. Это уберегло нас от мрачных размышлений, и именно здесь он (Стриндберг) изменил свое отношение к Богу». Действительно, многие биографы Августа Стриндберга отмечали, что отношение шведского писателя к религии стало меняться именно после 1896 года. Он отказался от атеистических воззрений. Однако его вера, если и была христианством, то весьма странным. Несмотря на утверждения Ланца-Либенфельса, едва ли можно допустить, что Стриндберг полностью изменил свои взгляды на жизнь после одной-единственной прогулки по австрийскому ущелью. Скорее всего, Ланц-Либенфельс преувеличивал свою роль в духовной трансформации шведского литератора. Кроме этого не стоило забывать про то, что взгляды самого брата Георга (Ланца) были достаточно странными. Он был цистерцианцем, который охотно рассуждал о нумерологии и даже пытался делать некие «арифмософические» вычисления. Скорее всего, именно последние представляли для Стриндберга особый интерес. Если все же допустить, что «преображение» писателя с мировым именем произошло именно в ущелье Штилльштайн, то это было отнюдь не спонтанным действием, а итогом очень продолжительного процесса. Мистическое ущелье, таинственный молодой монах, который владел некими «оккультными знаниями», — все этого могло спровоцировать некий духовный прорыв, который зрел в Стриндберге долгое время. Таким образом, брат Георг (Ланц) мог выполнить всего лишь некую психотерапевтическую функцию, подтолкнув шведа к отказу от атеизма.
Впрочем, если мы посмотрим на приблизительное содержание бесед, которые вели между собой Ланц и Стриндберг, то можно заметить, что они были далеки от традиционного христианства. В частности, они говорили о каббалистической мистике чисел. Они пытались применить ее принципы к различным словам. Например, через разложение на цифры Ланц и Стриндберг пытались постигнуть смысл слов «цистерцианец» и «водород».
В воспоминаниях Ланц-Либенфельс указал, что именно нумерологические вычисления оказали воздействие на дальнейшую жизнь Стриндберга. «Истолкованное слово „цистерцианец“ в 1896 году имело для Стриндберга решающее значение». С одной стороны, Ланц-Либенфельс полагал, что именно он оказал духовное и мистическое влияние на Стриндберга, с другой стороны, он с явным почтением именовал шведского писателя «нашим большим другом» и «магом Севера». Это указывает на то, что в 1896 году Ланц, будучи молодым монахом, был несказанно рад повстречаться со Стриндбергом. Скорее всего, тон разговоров задавал отнюдь не Ланц. Именно по этой причине он позже пытался представить себя в роли некого духовного проводника шведа, чем мог ввести в заблуждение многих людей. Реальная роль брата Георга (Ланца) была более скромной и менее примечательной.
В момент, когда Ланц встретился со Стриндбергом, он был еще монахом, и хотя бы в силу этого он еще не сформировал собственную расистскую идеологию. Это произошло несколькими годами позже. Поэтому весьма вероятно, что действительное влияние Ланц-Либенфельс оказал на шведа позже, то есть когда создал «Орден новых тамплиеров». Но отнюдь не значило, что непременно надо отрицать тот факт, что молодой монах, брат Георг (Ланц), не мог появиться в творчестве Стриндберга в качестве некой символической фигуры. В частности, речь идет о романе «На пути в Дамаск», одним из действующих лиц которого является таинственный монах. Нет никакого сомнения, что сам Стриндберг выступал в романе в качестве безымянного героя. Шведский писатель описывал свое путешествие в Дамаск, как бы сравнивая себя с Саулом (апостолом Павлом). Никто из реальных монахов не может быть идентифицирован с фигурой конфессора. В нем явно проглядываются черты Ланца-Либенфельса. Во всяком случае, очень сложно представить себе католического монаха, который бы занимался нумерологией и каббалистикой. Это позволяет предположить, что в основу романа «На пути в Дамаск» Стриндберг положил впечатления, которые он почерпнул в Штрудене.
Сам же Ланц-Либенфельс постоянно цитировал отрывки из произведений Стриндберга. Особенно часто он обращался к тем моментам литературных произведений, в которых описывались пейзажи Штрудена и духовное состояние автора, находившегося в тех местах. Когда мы говорим о цитировании, то речь идет не о каких-то воспоминаниях, которые подкреплялись литературными пассажами. Речь идет о «Легендариуме» «Ордена новых тамплиеров», в котором можно было найти «памятный день фра Августа Стриндберга, тамплиера-фамиляра из Верфенштайна (скончался в 1912 году)». В этой части «Легендариума» приводился следующий текст: «Когда-то он был атеистом, реалистом и противником христианства. Он был полностью погружен в суету этого мира. Но однажды он пробудился лишенный этого дурмана. Он осознал себя самоистязающим пессимистом и антифеминистом. Он пытался найти спасение от чандальных искушений при помощи творчества Эммануила Сведеборга, спасительного островка чистейшего христианства. Он бежал от мира и пытался отыскать временное прибежище в бельгийском бенедиктинском монастыре. Однако он не нашел там того, что искал. Только в христианстве тамплиеров этот вечный странник, вечно ищущий пилигрим, обрел заветный духовный мир. Только там он смог найти алтарь, на котором зажигается огонь веры, и только там можно найти озарение и стремление к обожествлению человека будущего. С Библией на груди Стриндберг отошел в иной мир как тамплиер-христианин».
Не исключено, что Ланц-Либенфельс существенно преувеличивает значение, которое играл «Орден новых тамплиеров» в судьбе Августа Стриндберга. Однако биографы шведского писателя никогда не отрицали факта членства Стриндберга в «Ордене новых тамплиеров». Кроме этого Ланц-Либенфельс знал детали, которые мог почерпнуть только в личном общении с писателем. В частности, он писал в «Легендариуме»: «Решающие перемены в его жизни и в творчестве произошли, когда он вступил во второй брак. Его избранницей оказалась австриячка Фрида Уль, дочь Фридриха Уля, главного редактора „Венской газеты“ — официального вестника австрийского правительства. Именно благодаря своей супруге он прибыл в Верхнюю Австрию в местность Грайн. Там оказался в замке новых тамплиеров, в замке Верфенштайн. В этих краях он открыл для себя новый мир». Если внимательно изучить приведенный отрывок, то можно заметить, что Ланц-Либенфельс подтасовал факты. Дело в том, что в 1896 году Верфенштайн еще не был замком «новых тамплиеров». Однако для мистического мышления Ланца-Либенфельса эта несостыковка не являлась большой проблемой. Он полагал, что замок Верфенштайн уже в то время был предназначен для того, чтобы в нем был создан новый орден.
В «Легендариуме» Ланц-Либенфельс не раз цитировал произведения Стриндберга. Немецкие исследователи отмечали, что это были очень «вольные» цитаты. Впрочем, это можно было отнести к особенностям перевода, так как Ланц-Либенфельс не пользовался считающимися классическими в Германии переводами. Поскольку в нашем случае интерес представляют не особенности шведской литературы, а «Орден новых тамплиеров», то приведем те варианты, которые оказались воспроизведенными в «Легендариуме». Из Стриндберга для этой служебнокультовой книги «новых тамплиеров» были взята следующие отрывки: «В ожидании моего скорейшего отъезда, когда я должен был отправиться (в силу привычки) сам не зная куда, я торопился закончить мои эксперименты с золотом. Цинкованная ванночка, в которой я новым способом пытаюсь синтезировать золото, изнутри покрыта невероятными соляными узорами, которые весьма напоминают причудливый природный ландшафт. Я вижу в этом знак свыше, но даже в тот момент не могу даже предположить, что эта исключительная местность может действительно существовать в природе. Она существует с хвойными деревьями, заснеженными горами, покрытыми ельником, с холмами, фруктовыми садами и нивами. Все это должно было указывать, что я нахожусь где-то рядом с решением проблемы, рядом с источником силы. Мне видится в соляном инее разрушенная скала с венчающими ее руинами могущественного замка». «Я путешествую по Дунаю, прогуливаясь по заливным лугам, на которые без страха выходят косули. Этот пейзаж будит мои фантазии. Где-то в кустах мне видятся поблескивающие звезды. Я слышу пение невидимой мне овсянки. Именно здесь я нашел самого себя. Здесь меня стали посещать великие мысли. Здесь почувствовал Божье благословение. Здесь я вновь стал верить в Бога, хотя еще не отдавал себе отчет относительно того, что нужно понимать под словом „вера“». «Я поднимаюсь по длинной многокилометровой тропинке на гору. Когда я оказался на вершине, то передо мной открылся удивительный пейзаж. Я вижу крутую котловину, бесчисленные ели по ее краям, которые напоминают края вулканического кратера. В центре это огромной воронки находится деревня. Я вижу церковь, а на высокой скале — средневековый замок. В разных сторонах виднеются поля, лентой вьется ручей, который, плутая между скал, исчезает в ущелье. Взгляд, брошенный на этот странный и уникальный пейзаж, внезапно будит во мне давнишнее воспоминание. Я уже когда-то видел этот ландшафт! Но где? Когда? Точно! Этот пейзаж был нарисован окисью железа на боках цинковой ванночки в парижском отеле „Орфила“. Нет никаких сомнений — это та самая местность».