Александр Костин - ЗАГОВОР ГОРБАЧЕВА И ЕЛЬЦИНА: КТО СТОЯЛ ЗА ХОЗЯЕВАМИ КРЕМЛЯ?

После этого злоключения и сам Борис Ельцин, и вся его семья жили в Свердловске одной мыслью: в Москву! в столицу! Сбудется и эта мечта Б. Ельцина и его семьи, дайте только срок!

Б. Ельцин был поистине публичным человеком, в самом, что ни на есть прямом смысле этого слова. «Может быть, сам того не подозревая, он все время боролся с собственным комплексом неполноценности, намертво вбитым в него отцовским ремнем. Потому-то все свои подвиги Борис Николаевич неизменно совершает на публике. Подобно мифическому Антею, черпавшему свои силы из земли, Ельцин заряжался энергией от зрителей. Без них он просто недвижим…

Годы ельцинского правления в Свердловске ознаменовались проведением множества шумных кампаний. Он едва ли не первым в стране начал возводить МЖК — молодежно-жилищные комплексы, строящиеся силами самих же потенциальных новоселов; изобрел великий почин «коллективной ответственности», когда за прогул или любую другую серьезную провинность одного премий и наград лишали весь коллектив»[105].

При этом он утверждал и искренне верил в это сам, что он пользовался уважением и безграничной любовью окружающих его сотрудников и широких народных масс. Приведем один эпизод из его бурной, насыщенной делами жизни, о котором рассказал в своих мемуарах его верный оруженосец А. Коржаков:

«Очень показательной была его поездка в Чехословакию во главе свердловской делегации. В Праге у них возникло свободное время, и они зашли в оружейный магазин. От ружей, которые он увидел, Борис Николаевич ошалел: таких в Союзе отродясь не бывало. Но особенно ему запал в душу карабин «Зброевка». Уж он и прикладывался к нему, и прицеливался, только денег — все одно — не было. Даже руководителю делегации в загранкомандировки давали гроши. Ельцин грустный ушел.

А перед самым отлетом ему вдруг преподносят эту самую «Зброевку». Оказалось, что Федор Михайлович Мирщаков — секретарь обкома (он потом будет у нас работать управделами в Кремле) — обобрал всю делегацию, чтобы потрафить первому секретарю. Вытряс всю валюту до копейки.

Так Ельцин искренне посчитал, что это — знак любви подчиненных. Когда он пересказывал мне эту историю, специально подчеркивал: Видите, как люди меня любили. Уж так любили, что ни детям, ни внукам — подарков, ни больной матери — лекарство: последний кусок дорогому Борису Николаевичу»[106].

Однако все более стали заметны симптомы внутренней усталости. Девять лет, хотя и разнообразной и напряженной работы, срок достаточно большой, чтобы начать тяготиться ею. Чтобы испытать новый прилив сил и энергии Б. Ельцину требовалось сменить обстановку, начать виток новой работы на более высокой орбите. Он все чаще подумывает о Москве, сожалеет, что порвал со своим верным учителем — Я. Рябовым, о котором забыл сразу же, едва только тот переехал в Москву. Причина такой забывчивости крылась в том, что Рябов, хотя и собутыльничал с ним, но все-таки сдерживал его от чрезмерного увлечения алкоголем.

«Все чаще Борис Николаевич прикладывается к бутылке. Для него было в порядке вещей за обедом и ужином выпивать по стакану водки: причем не залпом, а прихлебывая, как компот. Те, кто играл с ним в волейбол, перед матчем в. обязательном порядке должны были употребить по 150 граммов. За компанию с застрельщиком, ясное дело.

В минуты особого душевного расположения, то есть где-то после четвертой рюмки, Ельцин частенько демонстрировал подчиненным свой коронный номер — двустволку: широко распахивал рот и вливал в себя водку сразу из двух бутылок.

Стрельба из двустволки кончилась печально. В 1982 году у Ельцина случился первый сердечный приступ и эти показательные выступления пришлось сворачивать»[107].

К концу своей работы в Свердловске Б. Ельцин окончательно сформировался в качестве алкоголика.

«Длительное употребление чрезмерного количества алкоголя повреждает многие органы, в первую очередь печень, головной мозг и сердце. От воздействия спиртных напитков у больного может возникнуть патологический ритм сердечных сокращений (аритмия) и острая сердечная недостаточность»[108].

Наина Иосифовна, как могла, боролась с прогрессирующим пьянством супруга, но что она могла сделать с этим самовлюбленным человеком, для которого окружающие его люди воспринимались, как малые планеты, вынужденные вращаться вокруг Бога-Солнца. Подобно сонму подчиненных, она тоже была лишь пылинкой, малой планетой в орбите Ельцина.

Она прекрасно понимала, что если существующее служебное положение мужа — это вершина его карьеры и если они навсегда останутся в Свердловске, то Борис Николаевич очень плохо кончит. Поэтому она тоже мечтала о Москве, где училась ее младшая дочь Татьяна и где она стала работать по окончании факультета вычислительной математики и кибернетики Московского государственного университета. Мало того, Татьяна уже дважды успела выйти замуж и родить внука для счастливых бабушки и дедушки, которого в честь деда назвали Борисом.

Стремление в Москву стократно возросло, но никаких предложений для Б. Ельцина не поступало, а внуку Борису уже четыре года и он жил со «стариками», тогда как ему очень требовалось постоянно ощущать материнское тепло. Семья должна во что бы то ни стало объединиться.

Однако родители уже давно поняли, что Татьяна ни за что не бросит полюбившуюся ей Москву, и если семье суждено объединиться, чтобы внук Борис рос в здоровой семейной обстановке, нужно как можно быстрее перебираться в Москву. Старшая дочь Елена их беспокоила меньше всего, она прочно обосновалась в Свердловске, второй раз вышла замуж (за пилота Валерия Окулова), поскольку первый брак был неудачным, хотя в этом браке в 1979 году родилась первая внучка четы Ельциных, которую назвали Катей.

Все помыслы о дальнейшей жизни у Ельциных были связаны только с Москвой. Стала мечтать о Москве и старшая дочь Елена. Второй брак оказался более удачным. В 1983 году у них родилась вторая дочь Мария (Валерий Окулов удочерил старшую дочь Елены — Екатерину, так что она не знала даже фамилию своего родного отца — Сергея Фефелова).

И вот свершилось! В апреле 1985 года в жизни семьи Ельциных произошли кардинальные изменения, «неожиданно» Б. Ельцину позвонил секретарь ЦК КПСС Егор Кузьмич Лигачев и от имени Генерального секретаря ЦККПСС Горбачева предложил ему должность заведующего отделом строительства, от чего отказываться было бы совершенно неуместно, поскольку вся семья уже буквально грезила Москвой.

Итак, в памятный для всей страны день 12 апреля (День Космонавтики) 1985 года Борис Николаевич Ельцин приступил к работе в Москве.

Глава II. ВЗЯТИЕ МОСКВЫ.

2.1. КРЕМЛЕВСКИЕ ИНТРИГИ.

Москва! Как много в этом звуке

для сердца русского слилось.

Как много в нем отозвалось.

Перевод Б. Ельцина в Москву проходил по давно устоявшемуся ритуалу, сложившемуся в верхнем эшелоне всемогущего партийного аппарата. Любое предложение провинциальному руководителю о переводе его в Москву тщательно прорабатывалось в Секретариате и Политбюро ЦК КПСС и выносилось в качестве проекта соответствующего решения Политбюро на рассмотрение Генеральному секретарю. В случае одобрения со стороны последнего, машина кадрового перемещения кандидата начинала работать в обратном направлении с тем, чтобы то ответственное лицо, с которого начиналось изучение всей подноготной кандидата и под начало которого пойдет назначенец, сделал ему предложение, якобы исходящее и от него самого. Как правило, предварительное обсуждение кандидатуры происходило строго конфиденциально, чтобы не вызвать у последнего ненужных эмоций и преждевременных надежд, что, безусловно, скажется на качестве его работы на прежнем месте, в случае, если по каким либо причинам перемещение не состоится.

С небольшими нюансами и отступлениями от стереотипа в отношении Б. Ельцина все происходило именно так. Изучением вопроса о перемещении Б. Ельцина в Москву занимались Е. К. Лигачев и сам М. С. Горбачев, но предложение ему по телефону сделал секретарь ЦК В. И. Долгих, в подчинение которому как раз попадал Б. Ельцин в случае его согласия занять предложенный пост.

Слово самому «выдвиженцу», который в суете повседневных дел и забот, связанных с подготовкой к посевной кампании, вдруг вечером 3 апреля 1985 года, сразу же после проведения очередного бюро обкома, получил по телефону предупреждение, что с ним хочет переговорить товарищ Долгих:

«Не предполагал я, что именно в этот вечер мысли мои будут совсем в другом месте. В машине раздался телефонный звонок из Москвы. «Вас соединяют с кандидатом в члены Политбюро, секретарем ЦК товарищем Долгих». Владимир Иванович поздоровался, спросил, для вежливости, как дела, а затем сказал, что ему поручило Политбюро сделать мне предложение, переехать работать в Москву, в Центральный Комитет партии, заведующим отделом строительства. Подумав буквально секунду-две, я сказал, что нет, не согласен»[109].