Михаил Геллер - Машина и винтики. История формирования советского человека

Тоталитарную систему возглавляет Вождь, обладающий тоталитарной властью. Объем власти генерального секретаря ЦК коммунистической партии не может быть меньше объема власти, которой располагает партия. Авторитет вождя должен быть воплощением авторитета партии. Юрий Андропов, аранжируя детали ритуала, чтобы создать впечатление перемен, вернулся к досталинской практике публикации раз в неделю порядка дня заседания Политбюро. Целью было не раскрытие «тайны-тайн», не «демократизация» процедуры, не демонстрация вездесущности партии и ее руководящего органа. Судя по коммюнике, для Политбюро нет мелких вопросов: часы работы магазинов и парикмахерских и стратегические проблемы, связанные с установкой новых ракет в Европе, идеологическая работа в театрах и трудности, встреченные строителями сибирского газопровода. Бесчисленное количество проблем и единственно правильный ответ на каждую.

Непрекращающиеся споры о характере советской системы осложняются появлением генерального секретаря нового типа. Абсолютный характер власти Сталина или Мао почти не вызывал сомнений, не считая тех западных экспертов, которые не переставали считать Сталина жертвой «твердых» членов Политбюро, заставлявших «чудесного грузина» совершать неприятные ему поступки.

Известно, что даже Сталин не мог делать абсолютно все, что ему хотелось: Хрущев вспоминает, что Сталину очень хотелось сослать после войны в Сибирь всех украинцев, как он это сделал с некоторыми народами Кавказа, Крыма. Технические трудности высылки 40 млн. человек помешали Отцу народов. Но мог Сталин очень много, как мог Мао. Даже Хрущев, казалось бы, значительно более ограниченный в своей власти, провел, например, — вопреки советам специалистов — «освоение целинных земель»: катастрофические экологические последствия этого «волевого» решения еще не осознаны.

Абсолютная, тираническая власть «гениальных секретарей» позволяет, при определении характера советской системы, использовать классификацию Макса Вебера, различавшего три «чистых типа» власти (правовую, традиционную, харизматическую). Леонард Шапиро видел аналогию советской системе в традиционной власти, порою, в харизматической власти, подчеркивая, что решающим моментом для этих двух типов власти является личный авторитет руководителя. Исчезновение харизматических генеральных секретарей можно рассматривать, как свидетельство достижения системой зрелого возраста. Брежнев, Андропов, Черненко — вожди переходного периода — еще сохраняют отблеск харизмы «героических» предшественников. Новые генеральные секретари, обкатываемые как стальной слиток слябингом, будут штамповаться по мере продвижения по иерархической лестнице, лишаясь всех выразительных личных качеств. Зловещая фигура «нового молодого человека», которого Бердяев увидел в 1922 г., не знающего прошлого, не знающего других стран, не помнящего революции, войны, поражений, знающего только победы, обеспеченные могучей армией, стоит на пороге высшей власти.

Исчезнет харизматический генеральный секретарь. Останется харизматическая функция генерального секретаря. Ханна Арендт излагала в 1951 г. точку зрения нацистских лидеров: вождь «необходим, не как личность, но как функция, без этой функции движение обойтись не может». История дает примеры, позволяющие говорить, что «движение», радикальное, революционное — всегда нуждается в харизматическом лидере. Нет сомнения, что самое удивительное революционное движение последних лет — рождение «Солидарности» в Польше носило бы иной характер без Леха Валенсы. Остановившаяся система не только не нуждается в харизматическом лидере, он угрожает ее спокойствию, ее неподвижности. Но такая система обязательно нуждается в харизматической функции. Эта функция в советской системе дает ее исполнителю значительную власть, вытекающую только из функции.

Максим Горький, открывая 17 августа 1934 г. первый съезд советских писателей, точно определил характер советской системы: «Мы выступаем в стране, освещенной гением Владимира Ильича Ленина, в стране, где неутомимо и чудодейственно работает железная воля Иосифа Сталина». Никому из специалистов-политологов не удалось найти формулу, которая по ясности и выразительности могла бы сравниться с дефиницией Горького. Советская страна продолжает освещаться Солнцем — Гением вождя-основателя, в ней продолжает работать чудодейственно железная воля стального генерального секретаря.

Тоталитаризация — соединение всех векторов обработки человеческого материала в единое направление: воспитание Убеждения, что Партия (непосредственно или через управляемые ею органы) всюду, что она — все, что без нее — нет ничего. Ироническая песенка: прошла зима, настало лето — спасибо партии за это, — иронизирует, в конечном счете, над вбитой в сознание советского человека верой, что возможно и в самом деле — уход зимы и приход лета зависят (пусть даже в небольшой степени) от воли Партии. Тоталитаризация позволяет планировать полное подчинение человека нуждам власти путем контроля всех форм его жизнедеятельности. Она позволяет также заминировать все выходы из тоталитарной системы, подменяя идеи, желания, слова: патриотизм, национализм, религия, демократия, надежды, благородные стремления. Подмененные понятия приводят обратно — в тоталитаризм.

Инструменты

Выдержал под наковальней

Станешь подобен Марксу,

Не вынес — туда и дорога.

Выбрав Цель, начертав карту подступов к ней, наметив основные линии, определяющие характер необходимого Нового Человека, созидатель подбирает инструменты. Герой «1984» не понимал, какова цель тоталитарного государства, в котором жил, но понимал, думал, что понимает, как оно действует, как обрабатывает человеческий материал. Орвелл представил действие основных инструментов, с помощью которых «мясо человеческого благополучия» приобретает необходимую форму Нового человека: страх; ненависть к врагу, назначенному партией; любовь к Большому Брату; власть над памятью, личной жизнью; контролируемая нищета; новояз. В романе Мы те же инструменты, за исключением нищеты. В 1920 г. Замятин уже видел, что страх, ненависть, любовь к Благодетелю, манипулирование памятью, власть над словом и полный контроль личной жизни, должны изменить человека. Русский писатель включает в набор инструментов литературу и искусство, которыми почти совсем пренебрегает Орвелл. В «Мы» власть принадлежит Государству-Партии, в «1984» — на первом плане — Партия.

Замятин и Орвелл назвали почти все основные инструменты обработки человека. Они не изобрели их: порознь эти инструменты употреблялись — в разной степени интенсивности — всеми правителями. Об их комплексном использовании мечтали многие утописты.

Впервые в истории на протяжении долгих десятилетий разнообразнейший набор режущих, колющих, пилящих рубящих, усыпляющих и возбуждающих инструментов применялся для осуществления плана, менявшегося в деталях, но неизменного в главном. Есть сведения, что в древнем Китае изготовляли причудливых уродов для цирков, помещая новорожденных в специальные вазы, удивительных форм. В одном из рассказов Мопассана появляется женщина, носившая во время беременности особые корсеты, чтобы производить уродов — для цирков. Компрачикосы, по свидетельству Виктора Гюго, использовали для той же цели хирургию. Известно, что в определенных условиях, например при сверхнизкой температуре, газы меняют свою структуру — становятся жидкими.

Обыкновенные люди, населявшие российскую империю, оказались — после октября 1917 года — в необыкновенных условиях.

Страх

Мы живем в эпоху великого страха.

«Мы живем в эпоху великого страха», — заявляет профессор физиолог в пьесе А. Афиногенова «Страх», которая шла с огромным успехом на 300 сценах советских театров в 1931 г. Сталин не возражал против такого определения «своей» эпохи. Необходимость страха, как инструмента обработки человека, одного из эффективнейших методов перевоспитания, осознается и подчеркивается вождями революции, прежде всего Лениным, с первых же дней пребывания у власти.

Профессор Бородин, руководитель Института физиологических стимулов, обнаруживает, что деятельность человека определяется 4 стимулами: страхом, любовью, ненавистью и голодом. Герой пьесы «Страх» не был оригинален: открытие «стимулов» произошло очень давно. Заслуга проф. Бородина была в другом: он открыл, что, используя стимул, можно изменить поведение. Профессор-физиолог проделывал свои опыты на кроликах, но полагал, что «по аналогии, найдя господствующий стимул социальной среды, мы можем предугадать путь развития социального поведения». И добавлял: «Мы все кролики». Повествуя о событиях последующих лет в «Архипелаге ГУЛаг», Александр Солженицын находит лишь одно общеродовое определение для миллионов арестованных: «кролики». Проф. Бородин решил, что его опыты над кроликами означают наступление эпохи, «когда наука начинает вытеснять политику». Он жестоко ошибался: политика стала наукой. И ученица Бородина, партийка, пришедшая в науку, провозглашает: «Не может политика диктовать свои законы физиологии! А мы докажем, что может. Наша политика переделывает людей; умирают чувства, которые считались врожденными… Растет коллективность, энтузиазм, радость жизни — и мы поможем росту этих новых стимулов…»