Всеслав Зинькевич - «Несвядомая» история Белой Руси
«К концу XVII столетия летаргия белорусской национальной жизни обозначилась вполне ощутительно. Литовско-русское государство, с 1569 года связанное унией с Польшей, успело утратить львиную долю своей самостоятельности. Высший и средний слой белорусского дворянства очень быстро денационализировался. То же самое, хотя более медленно и не в столь резких формах, происходило среди мелкой шляхты и городского мещанства. Лишённый классов, крепких экономически и культурно, придавленный крепостной зависимостью белорусский народ не только не мог продолжать развитие своей культуры, но не был в состоянии даже просто сберечь уже добытое раньше. Лишь основные, первоначальные элементы культуры (вроде языка, обычаев и т. п.) удержал он за собою, а всё остальное, представлявшее собою, так сказать, «сливки» его предыдущего развития, было ассимилировано, вобрано в себя польской культурой и с тех пор фигурирует под польской этикеткой, будучи по существу белорусским.
Одним из наиболее печальных проявлений указанного обнищания белорусской культуры, бесспорно, следует признать почти полное исчезновение печатной книги на белорусском языке. Однако этот язык, переставший уже служить основою для культурного строительства в Литовской Руси, всё ещё повсеместно господствовал в домашнем обиходе многих слоёв населения, даже тяготевших к Польше»[96].
Другой деятель местечкового национализма начала XX столетия, Митрофан Довнар-Запольский, так оценивал Люблинскую унию 1569 года: «Акт унии был актом величайшей несправедливости, которую допустил братский народ. Он не был тактичным дипломатическим шагом, потому что на долгое время обострил отношения между поляками и белорусами»[97].
Помимо культурного обнищания предки белорусов испытывали в Речи Посполитой тяжелейший социально-экономический гнёт. Положение белорусского крестьянства в Польском государстве было одним из худших в Европе. Многочисленные свидетельства об этом оставили нам польские и другие европейские авторы. Приведём ряд таких свидетельств, собранных белорусским историком Николаем Малишевским[98].
1575 год. «Пан считает хлопа не человеком, а скотом, немилосердно обходится с подданными, отбирает их поля… обременяет непосильными работами, взимает огромные штрафы, подвергает тяжкому заключению, избивает, истязает, подрезывает жилы, клеймит, обходится с ними хуже, чем татары». Автор: Джироламо Липпомано (1538–1591) – дипломат, посол Венецианской республики в Речи Посполитой. Источник цитаты: RELAZIONI DEGLI АМВ AS CIATORI. Elenco dei testi pubblicati.
1597 год. «…паны не только отбирают у горемычного крестьянина всё, что им заработано, но и убивают его, если захотят и как захотят». Автор: Пётр Скарга (1536–1612) – католический теолог, иезуит, писатель, деятель контрреформации в Речи Посполитой, первый ректор Виленского университета. Источник цитаты: Kazania sejmowe.
Ciarum Regum Polonorum / E st coelum nobiliorum, /Est internus rusticorum. (Светлое королевство Польское – / это рай для аристократов, / но сущий ад для крестьян). Из анонимного польского памфлета.
Ок. 1640 года. «В стране нет ничего, кроме дикого рабства, которое отдало человека в полную власть его пана… Даже восточные деспоты за всю свою жизнь не успевали погубить столько невинных людей, сколько каждый год их гибнет в Речи Посполитой». Автор: Симон Старовольский (1588–1656) – каноник краковский, историк, публицист и археолог, автор около 60 сочинений. Современники называли его польским Варроном. Источник цитаты: Geographiae Blavianae volumen secundum, quo lib. III–VII Europae continentur. Amstelaedami Labore et sumptibus Ioannis Blavey. 1662 vol. II, lib. V. Polonia major autore Simone Starovolsci. Polonia minor eodem autore. Russia. Prussia eodem autore. Lithuania eodem autore.
1770 год. «Я нигде не видел подобного в Европе, что вижу в Польше: нравы вождей конфедератов чисто азиатские, дивная роскошь, безрассудные расходы, долгие обеды, игры, танцы – вот их занятия… Конфедераты нападают на своих крестьян, грабят и бьют их до смерти… Среди конфедератов не нашёл я ни одного приличного человека, за исключением литвина Богуша; главный распорядитель конфедератов князь Радзивилл – настоящее животное». Автор: Шарль Франсуа Дюмурье (1739–1823) – французский генерал и министр. Источник цитаты: Memoires.
1789 год. «Когда я проезжал [Белоруссию], надрывалось сердце от боли и негодования. Богатая земля населена людьми, которые изнемогают от работы, а глупые паны… управляют с неукротимой властью крестьянами, доведёнными до окончательного обнищания. Много я проехал таких поселений, где нельзя было достать куска хлеба… Грабеж везде бессовестный и неустрашимый». Из записок русского чиновника Дмитрия Борисовича Мертваго (1760–1824).
1790 год. «Я вижу миллионы творений, из которых одни ходят полунагими, другие покрываются шкурой или сермягой; все они высохшие, обнищавшие, обросшие волосами, закоптевшие… Наружность их с первого взгляда выказывает больше сходства со зверем, чем с человеком… пища их – хлеб из непросеянной муки… А в течение четверти года – одна мякина… Их напиток – вода и жгущая внутренности водка. Жилищами им служат ямы или землянки, возвышающиеся над землёй (шалаши). Солнце не имеет туда доступа. Они наполнены только смрадом… В этой смрадной и дымной темнице хозяин, утомлённый дневной работой, отдыхает на гнилой подстилке, рядом с ним спят нагишом малые дети». Автор: Станислав Сташиц (1755–1826) – польский идеолог Просвещения, философ, меценат, учёный и литератор. Источник цитаты: Przestrogi dla Polski.
Приведём ещё пару весьма показательных свидетельств.
Английский путешественник Вильям Кокс, посетив местечко Мир в августе 1779 года, записал в своём дневнике, что «жители этой деревушки были так бедны, что мы не могли достать самых обыкновенных съестных припасов»[99]. И это тот самый Мир, где находился знаменитый замок Радзивиллов. В 1785 году по приглашению Пане Коханку замок посетил король Станислав Август, который был поражён богатством и великолепием внутреннего убранства дворца. В это время в окрестностях замка белорусские крестьяне умирали от голода, не зная, что через двести с лишним лет ненавистных им панов будут называть «белорусами», а Мирский замок сделают символом Беларуси.
Картину жуткой нищеты и полнейшего разорения крестьян панами застал в Белоруссии известный русский поэт Гавриил Романович Державин, приехав туда вскоре после разделов Речи Посполитой. Вот его воспоминания: «Приехав в Белоруссию, самолично дознал великий недостаток у поселян в хлебе… самый сильный голод, что питались почти все пареною травою, с пересыпкою самым малым количеством муки или круп. В отвращение чего, разведав у кого у богатых владельцев в запасных магазейнах есть хлеб, на основании [указа] Петра Великого 1722 года, [велел] взять заимообразно и раздать бедным, с тем чтоб при приближающейся жатве немедленно такое же количество возвратить тем, у кого что взято. А между [тем], проезжая деревни г. Огинского, под Витебском находящиеся, зашёл в избы крестьянские и, увидев, что они едят пареную траву и так тощи и бледны, как мертвые, призвал приказчика и спросил, для чего крестьяне доведены до такого жалостного состояния, что им не ссужают хлеба. Он, вместо ответа, показал мне повеление господина, в котором повелевалось непременно с них собрать, вместо подвод в Ригу, всякий год посылаемых, по два рубля серебром.
«Вот, – сказал при том, – ежели бы и нашлись у кого какие деньжонки на покупку пропитания, то исполнить должны сию господскую повинность»»[100].
Национально-освободительная борьба русского народа Речи Посполитой
Однако предки белорусов не были безмолвными созерцателями своего ужасного положения в Польском государстве. В ХVII-ХVIII веках белорусская земля пылала восстаниями против панского рабства и культурного унижения. В 1648–1654 годах Белоруссию, как и Украину, затронуло национально-освободительное восстание под руководством Богдана Хмельницкого. В советской историографии эти события именовались «освободительной войной украинского и белорусского народов», в нынешней белорусской историографии закрепилось наименование «казацко-крестьянская война». И если советские учёные грешили перед истиной тем, что модернизировали историю (отдельных украинского и белорусского народов в то время не существовало, малорусы и белорусы были частью большого русского народа), то самостийные исследователи попросту изъяли из восстания национальный компонент.
Отряды казаков получали поддержку со стороны населения Белоруссии, к ним массово присоединялись белорусские крестьяне. Дьяк Кунаков писал царю Алексею Михайловичу в марте 1648 года: «А к Богдану де Хмельницкому собралися в полки многие люди своевольные и пашенные мужики, побив панов своих в их маетностях… А воевали де Богдан Хмельницкой и полковники ево… Речицу, Мозырь, Гомель, Бар, Бресть-Литовскую, Парцово и иные городы многие подолские и волынские и уезды, которые против них стояли, а ляхов и жидов побивали без милости»[101]. Национальная и конфессиональная составляющая вооружённого конфликта была очевидна. В глазах разъярённых народных масс социальные группы сливались с этносами: поляки («ляхи») отождествлялись с панами и ксендзами, евреи («жиды») – с зажиточными торговцами. При этом русские (белорусы и украинцы) были в основном крестьянами, мещанами и казаками.
