Юрий Алексеев - Государь всея Руси
Благодаря посредничеству великой княгини Марии Ярославны удалось избежать открытого разрыва. Братья получили некоторую компенсацию: Борис — Вышгород, Андрей Меньшой — Тарусу, Андрей Большой—от матери городок Романов на Волге. После долгих переговоров были заключены докончания на крестном целовании. Князья обязались в одностороннем порядке «не вступаться» в бывший удел Юрия Васильевича, ни в другие земли великого князя, «что есмь собе примыслил или что собе примыслим». Им пришлось, тоже в одностороннем порядке, обещать без «веданья» великого князя «не канчивати» (не договариваться) ни с кем, ни даже «ссылатися между собою». Они были вынуждены отказаться от всех своих прежних договоров с кем бы то ни было («целование сложити»).[84]
Отношения между великим князем и его удельными братьями вступили в новую фазу. Прежнему союзу на началах хотя бы относительного равноправия пришел конец. Был сделал принципиально важный шаг к превращению удельных князей в простых вассалов государя всея Руси.
Между тем дело о «византийском браке» шло своим чередом. Еще 10 сентября 1471 г., через несколько дней после возвращения великого князя из Новгородского похода, в Москву прибыл Антон Фрязин (Джосларди), который «царевну на иконе написану принесе». Едва ли не впервые Русь в лице своего великого князя получила возможность познакомиться с образцом портретной живописи итальянского Высокого Возрождения. Посол привез также «листы» от папы Павла «таковы, что послом великого князя волно ходити до Рима... до скончания миру».
6 января 1472 г. новое русское посольство во главе с Дж. Б. Вольпе отправилось в далекий путь «с грамотами... к папе да и ко кардиналу Виссариону». Обратно послы ехали уже с невестой великого князя. В четверг 12 ноября царевна въехала в Москву, встреченная митрополитом и высшим духовенством столицы. В тот же день во временном деревянном храме Успения был совершен торжественный обряд венчания и Зоя Палеолог превратилась в великую княгиню Софью Фоминишну.[85]
С сопровождавшим невесту папским послом состоялись церковные прения. Генуэзец Антонио Бонумбре — августинский монах, епископ Аяччо на Корсике, доверенное лицо папы Сикста IV, в качестве легата и нунция имел от папы полномочия «направлять заблудших на путь истины, укреплять власть папы... налагать церковные кары на виновных и распределять награды между достойными». Конечная цель его миссии выражена в словах Сикста IV: «Мы ничего не желаем горячее, как видеть вселенскую церковь объединенной на всем ее протяжении».[86] Таким образом, Бонумбре выступал как официальный представитель папы для установления в России католичества. Прения с ним держал митрополит Филипп, который считался церковнообразованным человеком («много... изучил он книг словес емлючи»). В помощь себе он взял «книжника» Никиту Поповича. По словам летописи, легат был посрамлен: «Ни единому слову ответа не даст, но рече: ,,Нет книг со мною"».[87]
При великокняжеском дворе Бонумбре был принят как официальный папский посол. Русское государство впервые вступало в прямые дипломатические отношения с самой развитой страной тогдашней Европы. Высокопоставленные итальянцы впервые воочию увидели новое государство на востоке Европы, и с этого времени оно начинает играть все большую роль в политических планах римской курии и других западно-европейских держав.
В ночь с 4 на 5 апреля 1473 г. московский Кремль был охвачен пламенем очередного грандиозного пожара. Выгорело несколько каменных церквей и множество дворов, в том числе митрополичий, сгорела «приправа вся городная», особенно тяжелые последствия имел пожар житничного двора и городских житниц. Сам великий князь, как всегда, принимал участие в тушении пожара, и благодаря этому удалось отстоять «большой двор». Во время пожара скоропостижно скончался митрополит Филипп.[88] Все восемь лет своего пребывания на кафедре он поддерживал великого князя во всех важнейших вопросах. В его лице Иван Васильевич потерял наиболее авторитетного и, по-видимому, убежденного сторонника своей политики.
Выборы нового главы русской церкви состоялись 23 апреля. Митрополитом был избран коломенский епископ Геронтий, человек совсем другого склада ума и политической направленности, чем покойный Филипп.
Главная тревога 1473 г. была на псковско-ливонском рубеже. Немцы отказывались продлить перемирие и явно готовились к войне. Один за другим ехали к великому князю псковские послы с просьбой о помощи. 1 октября очередной посол застал его в подмосковном селе Острове. Великий князь обещал помощь. Наконец 25 ноября, по окончании осенней распутицы, во Пскове получили известие, что московские войска князя Данилы Холмского стали на рубеже Псковской земли. День за днем в город беспрестанно вступали войска, становясь лагерем на Завеличье. «Бе бо множество их видети, князей единых 22 из городов, из Ростова, из Дмитрова, из Юрьева, из Мурома, из Костромы, с Коломны, из Переяславля и из иных городов».[89] Псковичи никогда не видели в своем городе такого огромного войска. Не «старший брат» и даже не великое княжество Московское — все Русское государство пришло на защиту Пскова.
Одно присутствие русских поиск в городе обеспечило мирный и благоприятный исход конфликта: в январе 1474 г. в Пскове были заключены договоры о мире между Орденом и Юрьевом Ливонским с одной стороны и Псковом и Новгородом с другой — так называемый «Даиильев мир» (по имени князя Холмского).
А столицу через год после кремлевского пожара постигло повое бедствие. 20 мая 1474 г. рухнул недостроенный Успенский собор, возведенный уже «до верхних комор». Разрушение собора, которому придавалось такое большое значение и в строительство которого было вложено столько сил, заставило впервые в истории Русского государства обратиться за помощью к иностранным «каменосечцам». Задача «мастера пытати церковного» была возложена на Семена Толбузина, выехавшего в Венецию 24 июля 1474 г. Это посольство отправилось в ответ на посольство дожа, прибывшее в Москву 25 апреля.
Посольство Толбузина занимает особое место в истории становления русской дипломатической службы. Впервые в Италию во главе посольства едет не «фрязин», а русский по происхождению человек. Впервые на русского посла возлагается не только чисто дипломатическая миссия, по и особое задание — привлечение на русскую службу иноземных специалистов.
Дед Семена Ивановича Толбузина пал на Куликовом поле, а отец был воеводой великого князя Василия Дмитриевича. Первый русский посол в Венеции проявил себя умным, наблюдательным и энергичным человеком. Рассказ его о поездке сохранился в митрополичьей летописи; составителю ее Толбузин подробно рассказал о своих впечатлениях о Венеции, о порядках выборов тамошнего дожа, о своих переговорах с Фиоравенти, согласившимся поехать на Русь за баснословное жалованье — 10 руб. в месяц (деревня на Руси стоила 2—3 руб., столько же стоил хороший боевой конь, а за 100 руб. можно было купить большое село с десятками крестьянских дворов). Толбузин познакомился на месте с образцами искусства Фиоравенти — архитектора, строителя, механика. Несмотря на то что мастер запросил огромную сумму, несмотря на упорное нежелание дожа отпустить на Русь искусного мастера, русский посол добился своего. Потребность в иностранных специалистах ясно осознавалась великим князем, и для привлечения их на свою службу он решил не останавливаться ни перед чем.
26 марта 1475 г. — день прибытия в Москву Аристотеля Фиоравепти вместе с послом Толбузиным — важная веха в истории русской культуры. В нашу страну впервые прибыл представитель европейского Возрождения, разносторонне одаренный мастер высокого класса, открывший путь в Москву целой плеяде своих соотечественников.[90]
Аристотель Фиоравенти съездил во Владимир. Тамошний Успенский собор произвел на пего сильное впечатление. По словам летописца, он «похвали дело» и даже приписал строительство собора итальянским мастерам («некых наших мастеров дело») — в устах Фиоравенти это было, вероятно, изысканным комплиментом создателям шедевра русской архитектуры.
В Москве закипела работа. К концу первого года строительства явственно обозначились контуры нового храма. Он был обложен «полатным образом», «столпы же едины четыре обложи круглы — и, рече, крепко стоять». В сердце Русской земли, на одной из площадей Кремля росло повое величественное здание — символ преемственности Древней Руси и нового Русского государства, символ единства русской и европейской культуры. Культурная изоляция страны отходила в прошлое. В истории русского градостроительства и архитектуры, в технологии ряда производств начинается новый этап, обогащенный достижениями передового европейского опыта. Что до Орды, то дань ей, по-видимому, платить перестали. Но с Ахматом нельзя было не считаться, как нельзя было не считаться и с возможностью совместного выступления хана и короля. Вот почему свое главное внимание в эти годы дипломатия великого князя уделяет поискам союзника в борьбе с могущественными врагами. Таким союзником мог стать крымский хан Менгли-Гирей. Крымское ханство, выделившееся когда-то из Золотой Орды, с тревогой смотрело на усиление державы Ахмата, на его попытки возродить могущество древней кочевой империи. Неофициальные связи с Крымом Москва поддерживала уже давно. 31 марта 1474 г. к Менгли отправляется первый русский посол Никита Васильевич Беклемишев.
