Блог «Серп и молот» 2024 - Петр Григорьевич Балаев
А младший, мой ровесник, Юрий, учился у нас до 1984 года, а потом уехал с отцом, сейчас он доцент Московской медицинской академии имени Сеченова, бывший 1-ый Московский мединститут. Кафедра судмедэкспертизы.
В самом начале первого курса Юра попытался сблизиться со мной. Парнем он, в принципе, неплохим был, своя компания его, по всей видимости, самого тяготила, он, кажется, с ними в одной школе учился, поэтому этот круг приятелей у него сложился сам собой. А я вращался среди старшекурсников, у нас не было мажоров, но было весело.
Мы бы и стали приятелями, но как-то он пришел ко мне в общагу в гости и увидел, что я сам стираю свой белый медицинский халат, он удивился:
— Вы что, сами себе халаты стираете?
— Да. А кто еще бы нам стирал? Ты не стираешь, что ли?
— Нет, я горничной отдаю, а она отдаёт в прачечную.
У человека горничная есть! Это для меня настолько было дико! В моем тогдашнем представлении, горничная — это дама в переднике, которая барину за столом прислуживает, я даже не знал, что в СССР есть у кого-то горничные. Чтобы я с барчуком приятельствовал?!
Господин фантаст Лещенко считает, что хитренькие сыночки могли выбрать МГИМО или что-нибудь другое гуманитарное. Уехать учиться куда-нибудь в Москву? МГИМО-то во Владивостоке не было. Только папина квартира и дача — во Владивостоке. И папа царь и бог, первый секретарь, не в Москве, а во Владивостоке. Младший сын ведь и уехал с отцом, не остался во Владивостоке мединститут заканчивать. Насколько я знаю, он в Праге доучивался.
Поэтому и старший сын учился в училище у папы под боком, а потом и служил на КТОФе, командующий которым был в очень теплых отношениях с первым секретарем.
Не выпади папа в 1990 году из обоймы, его на пенсию отправили, судьба двух младших Ломакиных сложилась бы чуть иначе, возможностей у них больше было бы. Но, тем не менее, какую-то платформу им отец сумел подготовить…
* * *
А после того комсомольского собрания ко мне подошла староста параллельной группы, 7-ой, у меня 8-я была, и менторским тоном отчитала меня. Мол, нельзя быть таким категоричным, все-таки вопрос о жизни парня решался, человеку всегда нужно давать шанс. Я назвал ее дурой:
— Марина, если ты по Тимофею сохнешь, то это не значит, что ты в данном случае права.
Тимофей, это не тот гопник, а из их компании парень. Марина — правильная девчонка до зубовного скрежета, и ее позиция была обусловлена только влюбленностью. Тимофей с ней больше разговаривать не стал бы, если бы она меня поддержала. Хотя, он пока и так с ней через губу разговаривал. И предупредил:
— Смотри, как бы тебе потом о твоей пламенной любви не пожалеть.
Что-что, а накаркать я умею. Правда, всё узнал уже через много лет. А в Марину была влюблена половина мужского контингента курса. Она поступила уже в 20 лет, на три года старше почти всех нас была. Круглая отличница. Поступила после вечерних подготовительных курсов (рабфака в просторечии). Почему сразу после школы не поступила, мне теперь уже, с моим жизненным опытом, понятно. Это следствие порока школьной системы, которая не прививала навыка учиться самостоятельно, ученики не учились понимать печатного текста, не усваивали материал без помощи преподавателя. Кстати, до сих пор многие мои ровесники, даже получив высшее образование, не в состоянии нормально понимать и усваивать тексты. Господин фантаст Лещенко — тому пример. Он не понимает даже того, что у меня прочитал.
Девчонка после школы завалила в первый раз вступительные экзамены и всё, у нее больше шансов без рабфака не будет. За год, до следующей попытки поступления, у нее школьные знания выветриваются, а восстановить она самостоятельно по учебникам их уже не может. Все, кто учился в институтах и университетах, знают таких студентов, они, как правило, все отличники, не пропускают ни одной лекции, ни одного семинара, слушают преподавателя во все уши, старательно конспектируют. Иначе они не могут. Специалисты из них потом, разумеется, почти… очень так средненькие. И таких очень и очень много было.
Вот Марина так и училась. На круглые пятерки. Мечта нашего мужского коллектива. Внешность — Ядвига Поплавская, «Верасы», примерно такая. И очки даже такие же. Именно такие девочки нравятся хорошим мальчикам. В нее сходу втрескались два моих одногруппника, Роберт и Василий. Городские маменькины мальчики. К парням пришла первая любовь со всеми ее «радостями», т. е., неразделенная и трагическая. Два года два дурачка страдали.
Хорошо, конечно, когда родители думают о будущем своих детей, следят за учебой, оберегают детей от влияния улицы, но ведь дети заканчивают школу и выходят в мир, который уже не поддается родительскому контролю. Как они себя в этом мире будут чувствовать и что с ними произойдет? С другой стороны, если детям давать больше воли, то тоже опасно. Улица — она опасная для ребенка среда. Куда ни кинь, всюду клин. Та система воспитания подрастающего поколения, которая сложилась в СССР, никуда не годилась. Впрочем, она ничем, в принципе, не отличалась и сейчас не отличается от того, что есть в других буржуазных странах. Поэтому, конечно, Китайская Народная Республика не социалистическое государство. Да-да, как утверждают наши леваки. Потому что там совершенно другая система работы с детьми в школе. Совершенно не советская.
Ни в коем случае нельзя, чтобы ребенок уходил в самостоятельную жизнь, не переболев детскими болезнями. Первая влюбленность — это детская болезнь, до 17–18 лет ею уже нужно переболеть. Иначе может быть беда. Сколько таких дурачков в армии, на срочной службе, стрелялось, вскрыло себе вены, когда узнавали об измене первой своей девушки?
Как я издевался два года над Робертом и Васей! Троллил безжалостно, до слез обоих доводил. Я их вообще не понимал: вокруг столько девчонок, а они по этой очкастой убиваются. Она уже не знает, куда от них прятаться, на всех лекциях и семинарах, они обязательно рядом с ней сидят, красные, как раки, от прилива любовного чувства к головам. Хотя, как это не знает куда деваться? Марина тоже хитрила, запасные варианты держала. Я ей даже пару раз прямо говорил:
— Марина, ты бы сказала этим дуракам, что им не светит.
