Ширер Уильям - Взлет и падение третьего рейха (Том 1)
В 12.30 (31 августа) Гендерсон отправил Галифаксу телеграмму, в которой "убедительно просил" его "настоять" на том, чтобы правительство Польши поручило Липскому запросить у немцев текст предложений для срочной передачи их на рассмотрение своему правительству с целью решения вопроса о направлении полномочного представителя. "Условия кажутся мне умеренными, писал Гендерсон. - Это не Мюнхен... Польше никогда больше не предложат таких выгодных условий..."
В то же самое время Гендерсон направил Галифаксу длинное письмо: "...Предложения Германии не угрожают независимости Польши... Похоже, что позже ей предстоит гораздо худшая сделка..."
Продолжая придерживаться этой точки зрения, Гендерсон послал Галифаксу телеграмму. Эта телеграмма была отправлена в половине первого 1 сентября, то есть за четыре часа до запланированного начала немецкого наступления, о чем Гендерсон не знал. В телеграмме он писал: "Немецкие предложения кажутся мне правомерными... Принятие их сделает войну неоправданной". Он снова настаивал на том, чтобы британское правительство "откровенно и четко" сказало полякам, что они должны заявить "о своем намерении послать в Берлин полномочного представителя".
Британский посол в Варшаве придерживался иной точки зрения. 31 августа в телеграмме Галифаксу он указывал: "Мне кажется, что посол его величества в Берлине считает предложения Германии разумными. С точки зрения Варшавы, я не могу с ним согласиться". - Прим. авт.} Липский не знал, что на Даунинг-стрит мнения Гендерсона не разделяли. Но он знал другое - он не намерен принимать советов неизвестного шведа, несмотря на то что его прислал британский посол, и идти к Герингу, чтобы принять предложения Гитлера. Этого он не сделает, даже если бы имелись на то полномочия, которых у него не было.
{В последний день мира в дипломатических кругах произошло еще одно странное событие, о котором стоит упомянуть. Далерус вместе с Липским посетил британское посольство. Оттуда, из кабинета Гендерсона, он позвонил по телефону в Форин оффис сэру Горацию Вильсону и сказал, что предложения Германии необычайно либеральны, тем не менее польский посол только что отклонил их. "Очевидно, - сказал он, - что поляки отвергают возможность переговоров".
В этот момент Вильсону показалось, что он слышит странный шум в телефонной трубке. Он решил, что немцы прослушивают разговор, и постарался поскорее его закончить, но Далерус продолжал распространяться о неразумном поведении поляков. В меморандуме Форин оффис Вильсон записал: "Я снова посоветовал Далерусу заткнуться, а когда он этого не сделал, я просто положил трубку".
Об этой неосторожности, допущенной в кабинете посла его величества в Берлине, Вильсон доложил своему начальству. В час дня, то есть менее чем через час, Галифакс послал Гендерсону кодированную телеграмму: "Вы должны с большей осторожностью пользоваться телефоном. Звонок Д. (так именовался Далерус в переписке между Форин оффис и британским посольством в Берлине), который он сделал в полдень из посольства, был в высшей степени безрассуден и наверняка подслушан немцами". - Прим. авт.}
Последний день мира
Уговорив, как им казалось, правительства Германии и Польши согласиться на прямые переговоры, английское и французское правительства, отчасти настроенные в отношении Гитлера скептически, сосредоточили свои усилия на том, чтобы эти переговоры состоялись. Англия в этом деле играла ведущую роль, Франция дипломатически поддерживала ее в Берлине и особенно в Варшаве. Хотя англичане и не дали полякам прямого совета принять ультиматум Гитлера и прислать 30 августа своего представителя в Берлин, считая, как телеграфировал Галифакс Гендерсону, что это требование "неразумно", они тем не менее уговорили полковника Бека заявить, что он готов "незамедлительно" начать переговоры с Берлином. Об этом сообщалось в депеше, которую 30 августа Галифакс направил своему послу в Варшаве. Кеннард должен был информировать Бека о содержании британской ноты, которую Гендерсон передал Риббентропу, и заверить польского министра, что Англия выполнит обещание, данное Польше, но при этом подчеркнуть важность немедленного контакта с Берлином.
"Мы считаем необычайно важным, - телеграфировал Гендерсон, - учитывая внутреннюю ситуацию в Германии и мнение мировой общественности, тот факт, что до тех пор, пока Германия открыто заявляет о своей готовности вести переговоры, нельзя давать ей возможность возложить вину за конфликт на Польшу".
Кеннард встретился с Беком в полночь. Министр иностранных дел обещал проконсультироваться со своим правительством и представить "продуманный ответ" к полудню 31 августа. Доклад Кеннарда об этой встрече был получен Форин оффис в восемь утра, но Галифакса он полностью не удовлетворил. В полдень - это был последний день августа - он направил Кеннарду телеграмму, в которой просил его проконсультироваться со своим французским коллегой в Варшаве (с Леоном Ноэлем, послом Франции) и предложить польскому правительству сообщить правительству Германии (желательно напрямую, а если это невозможно, то через посредство англичан), что ему известно содержание ответа Англии немцам и что оно подтверждает свое согласие на ведение прямых переговоров. Далее в телеграмме указывалось: "Французское правительство опасается, что правительство Германии может использовать молчание польского правительства в своих интересах".
Лорда Галифакса все еще беспокоила позиция польских союзников. Менее чем через два часа после отправки предыдущей телеграммы - в 13.45 - он снова телеграфировал Кеннарду:
"Прошу вас немедленно снестись с правительством Польши и предложить ему, учитывая, что оно согласилось с принципом прямых переговоров, тотчас проинструктировать польского посла в Берлине о необходимости сообщить правительству Германии, что, если оно имеет какие-либо предложения, он готов передать их своему правительству, чтобы оно могло рассмотреть и внести предложение по скорейшему открытию переговоров".
Однако незадолго до того, как эта телеграмма была отправлена, Бек в ответ на демарш, предпринятый в полночь, письменно информировал британского посла, что правительство Польши "подтверждает свою готовность принять участие в прямом обмене мнениями с правительством Германии". Он сообщил также (устно), что дал Липскому указание искать встречи с Риббентропом и передать последнему, что "Польша приняла британское предложение". Когда Кеннард спросил Бека, что станет делать Липский, если Риббентроп вручит ему предложения Германии, министр иностранных дел ответил, что польский посол в Берлине не уполномочен принять их, "так как опыт прошлого показывает, что они могут оказаться ультимативными". Важно возобновить контакт, считал Бек, а позднее будет установлено, кто, с кем и на какой основе начнет переговоры. В свете "опыта прошлого", о котором говорил некогда пронацистски настроенный министр иностранных дел, такая позиция была не лишена смысла. Как телеграфировал в Лондон Кеннард, Бек заявил, что "если он будет приглашен в Берлин, то конечно не поедет, потому что не желает пережить то, что пережил президент Гаха".
В действительности Бек отправил Липскому не совсем такую инструкцию. Липскому было приказано сказать немцам, что в Польше предложения Англии встретили "благоприятное отношение", вместо того, чтобы сказать, что правительство Польши эти предложения "приняло". Ему также надлежало сообщить, что официальный ответ польского правительства будет дан в течение нескольких часов.
Инструкция Бека Липскому содержала и другие пункты, и немцы, расшифровавшие код поляков, об этом узнали.
По ряду причин, которые вскоре станут ясны, немцы не спешили принять польского посла в Берлине. Было уже слишком поздно. В час дня, через несколько минут после получения по телеграфу инструкций из Варшавы, Липский попросил встречи с Риббентропом, чтобы вручить ему послание своего правительства. Последовало напряженное ожидание в течение двух часов, после чего раздался телефонный звонок. Звонил Вайцзекер. От имени министра иностранных дел он спрашивал, прибудет ли Липский как полномочный представитель или в другом качестве.
"Я ответил, - сообщал Липский в докладе, - что прошу о встрече как посол, чтобы передать послание своего правительства".
Опять последовало долгое ожидание. В пять вечера Риббентропу позвонил Аттолико и сообщил, что дуче просил фюрера принять Липского, чтобы "установить хотя бы минимальный контакт, который позволит избежать окончательного разрыва". Министр иностранных дел Германии обещал передать фюреру пожелание дуче.
В последний день августа это была не первая попытка итальянского посла уведомить Вильгельмштрассе о своем желании сохранить мир. Еще в девять утра Аттолико звонил в Рим и сообщал, что ситуация "отчаянная" и что "если ничего нового не произойдет, то через несколько часов начнется война". В Риме Муссолини и Чиано пытались найти выход. В результате сначала Чиано позвонил Галифаксу и сказал, что Муссолини не вмешается, если не будет уверен, что сможет обеспечить Гитлеру "лакомый кусок - Данциг". Английский министр иностранных дел не попался на эту приманку. Он ответил Чиано, что вначале надо установить прямой контакт между немцами и поляками через Липского.
