Антони Смит - Две горсти песку
- Вон озеро Эяси,- бесцветным голосом прознес Ален:
ситуация, в которой мы очутились, убила в нем весь энтузиазм.
- Угу,- скупо отозвался Дуглас.
Оба посмотрели на альтиметр в моей руке и убедились, что стрелка продолжает идти вверх. Они, конечно, заметили и то, как сильно дрожала моя рука, однако умолчали об этом. Я увидел, что моя вторая рука не дрожит, и переложил альтиметр в нее; тотчас дрожь передалась ей. Несколько раз я с тупым видом перекладывал прибор из руки в руку, проверяя автоматическую реакцию. Механизм работал безупречно. Рука с альтиметром дрожала, как осиновый лист. Другая рука оставалась спокойной. А стрелка знай себе ползла вверх.
Издали очертания грозовой тучи кажутся четкими, ясными. Когда смотришь на нее вблизи, снизу, никаких определенных очертаний вообще нет. Просто мы, достигнув высоты 2200 метров над уровнем моря, или 1600 метров над озером, начали все больше погружаться в мрак. С одной стороны внизу еще ясно различались земля и скалы, но половину озера уже поглотил туман. Еще немного - и придется стравливать газ и пикировать в воду. Воздух, несомненно, был насыщен статическим электричеством, и я мог только гадать, что произойдет, если в это электрическое поле вдруг хлынет струя водорода. Одно из двух: либо водород вспыхнет (и шар вместе с ним), либо нет. Когда статическое электричество воздействует на огнеопасный газ, середины не бывает - или ничего не происходит, или происходит катастрофа. Лучший способ избежать катастрофы - не попадать в такое положение, когда она возможна. А катастрофа вполне возможна, если в нижней части грозовой тучи выпустить из шара 50-80 кубометров водорода. Я не собирался открывать клапан, пока в этом не будет крайней необходимости.
Туча над нами непрерывно рокотала. Это были не отдельные раскаты грома, а ровный гул - так гремит лист железа при сильном ветре. Своего рода рычание, которое позволяло представить себе, о каких могучих силах идет речь. Если мы углубимся в тучу, нам конец. Никакие контрмеры, даже самые решительные, не помогут - нас бросит вверх на высоту 12 тысяч метров, а то и больше. И нас прикончит либо холод, либо недостаток кислорода, либо декомпрессия, либо пламя горящего водорода, того самого водорода, который поднял нас в поднебесье. Такие облака расправляются с мощными самолетами, разжевывают их на мелкие кусочки и разбрасывают по земле крошки, оставшиеся от людей и механизмов. У нас еще меньше шансов уцелеть, хотя меньше, казалось бы, некуда. Огромное черное чудовище грозно урчало, а мы стояли в гондоле, не зная, что делать.
Альтиметр все еще показывал 2200 метров. Я постучал пальцем по прибору, проверяя, не заело ли стрелку. Она не сдвинулась. Я постучал сильнее. Стоит на месте. Неужели мы остановились? Или что-нибудь мудреное происходит с давлением воздуха? Я опять постучал. Если мы продолжаем набирать высоту, а стрелка не движется, значит, возросло давление. Но с чего бы ему возрастать?
- По-моему, мы остановились,- очень тихо произнес я, боясь ошибиться.
- Угу! - отозвался Дуглас.
И тут невесть откуда под этим черным сводом подул ветерок. Мы поглядели друг на друга. Кажется, двигаемся - двигаемся горизонтально? Ей-богу! Стрелка альтиметра не трогалась с места, но мы, несомненно, стронулись. Точно! Идем как будто на восток, удаляясь от скал, от гряды и ущелья. Идем в пространство над озером. Ну и что? Главное, мы уходим, уходим от этой коварной тучи. Воздух кругом стал как будто легче. Честное слово. И мгла над нами, насколько хватает глаз, посветлела. Вдруг словно по волшебству сквозь нее пробилось солнце.
После этого можно было и оглянуться назад, на тучу. Сейчас она выглядела уже не черной, а белой. Она больше не висела угрожающе над нами, мы смотрели на ее пухлые контуры со стороны. Солнце опять нагрело шар, и стрелка альтиметра перевалила через 2200 метров. Но теперь это не играло роли. Над нами чистое небо. Можно набирать любую высоту. Туча осталась на западе. Пусть выкидывает любые штуки. Мы вырвались на волю. Наш шар опять свободный аэростат, а не предмет, которому угрожает атмосферный "водоворот". Альтиметр показал 2400, 2700 метров, потом стрелка замедлила движение. У цифры "2900" она совсем остановилась, и я сел на дно гондолы, совершенно разбитый.
Именно тогда у меня и родилась мысль написать эту книгу. Важная минута, потому-то с нее и начинается первая глава. Я уже рассказал, что было дальше, как мы висели над озером, пока вечерний ветерок не подхватил шар и не понес его к восточному берегу озера Маньяра. Полет окончился благополучно, мы прошли над районом к югу от реки Танангире на вполне удовлетворительной высоте - 45 метров. То ли из-за неприятных минут, которое мы пережили, то ли из-за выпавшей на нашу долю невероятной удачи и чудесного спасения, но я всегда буду с восторгом вспоминать последние полчаса этого полета. Воздух очистился, было тепло и тихо. Зной спал, и мы легко плыли над землей. Это было воздухоплавание в лучшем смысле слова. Это был верх совершенства.
И посадка, когда гондола наконец ударилась о каменистый грунт, тоже прошла превосходно. Никто не ушибся, мы выкарабкались из гондолы и обменялись рукопожатиями. Наша туча, это чудовище, таяла на глазах в лучах вечернего солнца, и мы смотрели на нее чуть ли не с нежностью. Огромного озера не было видно, да и скалы начали пропадать, как только солнце ушло за них. Заканчивался сказочный день. Мы по очереди вскакивали на гондолу, чтобы полюбоваться видом. Потом, смеясь и говоря наперебой о том, что каждый сам еще отлично помнил, принялись складывать оболочку, не очень-то задумываясь над тем, как мы вернемся в лагерь.
КРАТЕР НГОРОНГОРО
Вы удивитесь, но мы провели эту ночь в нашем старом Маньярском лагере. С лужайки перед отелем на горе Джоун наблюдала весь наш стокилометровый полет и отправилась на машине за нами. Когда она часа через два после того, как бурый фон земли поглотил контуры аэростата, добралась до нас, мы стояли на шоссе и ждали, не появится ли кто-нибудь, хотя бы Джоун. Аэростат сел меньше чем в километре от Большой северной магистрали - в этом нам сильно повезло. К тому же в полутора километрах находился лагерь дорожников, и рабочие видели, как мы снижались. Так что все сложилось как нельзя лучше. Будь у меня чуть побольше терпения, мы, пожалуй, смогли бы сесть прямо на дорогу и уж во всяком случае ближе к лагерю, если бы заметили его. Но у нас, когда мы наконец коснулись земли, оставалось всего четверть мешка балласта, а этого маловато для страховки от несчастных случаев. Допустим, при посадке прямо по курсу возникло бы дерево; сбросив весь песок, мы бы, возможно, и проскочили над ним, однако после этого нечем было бы смягчить падение. Словом, мы приземлились вовремя. Нельзя же без конца испытывать фортуну; нам и так целый день везло.
Трудно сразу уяснить, что какое-то дело удалось вам не на сто процентов, особенно когда оно чуть не кончилось катастрофой. Во всяком случае, возвращаясь вечером в лагерь, мы этого еще не уяснили. Как и тогда, когда дружно рассмеялись при виде удивленной физиономии Киари, огорошенного нашим внезапным появлением из ночного мрака. Зато наутро, укладывая в машины и прицепы наше имущество и томясь от небывалого зноя, мы уже испытывали некоторое недовольство. Ведь за весь полет, если не считать приземления, мы не подходили к животным ближе чем на двести метров. На таком расстоянии они не обращали на нас никакого внимания, но, чтобы проверить нашу идею о пригодности гондолы аэростата для наблюдений, нужно было опуститься ниже. К тому же сам воздушный шар требовал от нас чересчур большого внимания. Мы должны чувствовать себя вроде как бы на воздушном плоту, чтобы все касающееся передвижения происходило помимо нас. Но и мы подобно команде плота в шторм вынуждены считаться с прихотями природы.
И мы решили отправиться в Нгоронгоро, этот кратер, который настолько богат всякой дичью, что мы при любом курсе непременно должны были пройти над тысячами животных (во всяком случае мы так думали). Наша задача проверить реакцию животных. У меня были свои соображения о недостатках обыкновенного, наполненного водородом, свободного, неуправляемого аэростата, но важнее всего было установить, как его воспримут животные. До появления автомобиля никто не мог ожидать, что он окажется таким удобным для наблюдения фауны. Я подразумеваю не то, что автомобиль позволяет наблюдателю охватывать большую площадь, а то, что звери подпускают его неожиданно близко. По разным причинам, одни из которых известны, другие еще не разгаданы, животные воспринимают человека в автомобиле как себе подобное создание, укрывшееся в своем логове. Но стоит приоткрыть дверцу и высунуть ногу, как звери стремглав убегают.
Такую реакцию животных на автомобиль предусмотреть было невозможно, однако она оказалась чрезвычайно ценной. Никто не мог заранее сказать, как воспримут звери аэростат, но, прежде чем намечать что-то всерьез, кому-то надо было это выяснить. Если воздушный шар не будет им мешать, он может сослужить добрую службу. Например, очень мало известно о повадках льва, о том, как часто он ест, сколько съедает за раз. Его методы атаки тоже недостаточно изучены. Привязанный к земле заградительный аэростат, чьи аэродинамические свойства позволяли бы ему противостоять ветру, мог стать удобным пунктом для наблюдений над обширным участком дикого ландшафта. С него можно изучать обитающих на участке львов, так как с земли не изучишь. Или, скажем, вести круглосуточное наблюдение над источником, куда звери ходят на водопой. Или следить за миграцией животных через определенный район и подсчитывать поголовье. Но все это отпадет, если животные не приемлют бесшумно парящих над ними сферических предметов. Этот вопрос и предстояло первым делом исследовать.
