Анатолий Левандовский - Потомок Микеланджело
Буонарроти все еще не мог прийти в себя.
— Но ведь я же лишенный прав ссыльный!
— Ты им недолго останешься.
— Даже если бы я и поверил тебе…
— Не станем препираться. Это решено твердо. И не одним мной. Тебе, и только тебе предстоит стать историографом заговора Равных.
Буонарроти размышлял.
— Все это так неожиданно… и сейчас ведь нужно заниматься не писаниной, а делом.
— А я и не думаю, что этим ты будешь заниматься сейчас. Это в будущем… Что же касается дела, то к нему мы сейчас и перейдем. — Лепельтье посмотрел на часы. — Однако уже слишком поздно. Пора спать, на сегодня достаточно. А завтра, с утра, займемся самым важным, тем, ради чего, как я догадываюсь, ты и приехал на мой остров.
9
Третий день определил весь дальнейший жизненный путь Филиппа Буонарроти.
Сразу после кофе Лепельтье перешел к сути дела.
— По приезде ты поинтересовался, мой друг, каким образом мне удалось добиться в условиях ссылки полной независимости. Я отложил свой ответ, и ты сейчас поймешь почему. Он неотделим от весьма широкого круга проблем более общего характера.
Филипп молчал, ожидая, что будет сказано дальше.
— Так вот, — продолжал Лепельтье, — я связан с одной довольно могущественной организацией, которая обеспечила мне столь привилегированное существование на острове, а также и побег отсюда, который будет совершен в самом скором времени… Рассказываю тебе обо всем этом — хотя это глубокая тайна, за несоблюдение которой грозит смерть, — не только потому, что ты умеешь держать язык за зубами, но и, главным образом, потому, что считаю тебя полностью нашим, иначе говоря, потенциальным членом организации, к которой принадлежу.
Подождав вопроса, которого не последовало, Лепельтье спросил сам:
— Ты, конечно, слышал о масонах?
Буонарроти пожал плечами.
— Не больше, чем любой обыватель. Признаюсь, никогда не интересовался этими господами.
— И напрасно. Масоны — занятнейшая корпорация. Хотя апологеты их и утверждают, будто они ведут свое происхождение от «вольных каменщиков» великого архитектора Хирама, создателя храма библейского царя Соломона, в действительности масоны — порождение прошлого века, века Просвещения, века величайших научных открытий и не менее знаменательных мистических заблуждений… По-видимому, первые масоны были каменотесами, создавшими в Англии в начале восемнадцатого века свои производственные товарищества и имевшие свои уставы и символы. Но очень быстро — в той же Англии, а затем и в остальной Европе — организационные формы каменщиков перехватили люди, не имеющие ничего общего со строительным ремеслом. Вновь создававшиеся и дополнявшиеся уставы масонов определяли их как «всемирное братство, возникшее ради объединения человечества на основе общей пользы и в целях нравственного совершенствования».
— Сильно сказано. Значит, «общая польза» и «нравственное совершенствование»…
— Мало того. Масоны всегда подчеркивали, что их не занимает политика, они не вмешиваются в государственные дела и помышляют только об этических проблемах.
— Но, насколько я знаю, это не так.
— Совсем не так. По мере того как начиналось противостояние старого порядка и новых идей, масонские ложи, словно зеркало, отражали эти явления. Появились ложи аристократов и ложи демократов, масоны-рыцари и масоны-разночинцы. В то время как в придворном обществе колдовал Калиостро с его «египетским» обрядом, в то время как в светских салонах тон задавали «Императоры Востока», наш астроном Лаланд создал «ложу Науки», а в Тулузе возникла «ложа Энциклопедистов». Третье сословие Франции, выдвинувшее устами Руссо и Мабли теорию естественного равенства, рассматривало масонские ложи как средство пропаганды и воплощения своих идей. Накануне революции в ложу, основанную Лаландом, входили Байи и Лафайет, Ромм и Форстер, Дантон и Робеспьер.
— Но по-моему, позднее, при революционном правительстве II года, Неподкупный и его соратники изничтожали масонские ложи.
— Как и все другие тайные организации; якобинцы их не терпели: большая часть лож стала противиться ходу революции. Да и к чему были подобные организации, когда власть наконец становилась народной?
— Все это я понимаю, не понимаю только одного: зачем ты мне это рассказываешь?
— Сейчас поймешь. Итак, обрати внимание: масоны не представляли собой ничего константного, единого, определенного. Напротив, их организация оказалась весьма удобной для всякого рода политических, идеологических и иных комбинаций. Она могла в равной мере — при соответствующих условиях — служить (и служила) как одним, так и другим, противоположным целям, являясь то пристанищем мистики и обскурантизма, то братством филантропов; то рычагом в руках наиболее реакционных сил общества, то вспомогательным отрядом революции. Вот эту-то особенность масонства, его таинственность, неопределенность, многозначительность и использовали филадельфы, о которых пойдет речь…
— Филадельфы… — Буонарроти даже вскочил от возбуждения. — О них-то я и хотел бы узнать побольше… Но разве филадельфы — масоны?
— И да и нет… Но не спеши. Все должно быть рассказано по порядку. Итак, робеспьеровское правительство ликвидировало масонов, а их Великий мастер, бывший герцог Орлеанский, был отправлен на гильотину. Но, придавленные во Франции и подвергшиеся гонениям в соседних странах, они не замедлили возродиться. Ни Директория, ни Первый Консул не преследовали «вольных каменщиков»; мало того, уверяют, будто Бонапарт сам входит в одну из лож. И вот эта легальность, возможность объединиться без страха быть разогнанным и подбросила кое-кому некую мысль.
— Создать новую организацию под старой вывеской?
— Примерно так. Поначалу филадельфы были обычными масонами и ни от кого не скрывали своего существования. Они ставили перед собой чисто филантропические задачи, в первую очередь взаимопомощь, взаимную поддержку в трудных обстоятельствах. Это полностью отвечало их названию: ведь «филадельф» по-гречески означает «любящий брата».
— Но когда же они появились на свет божий?
— Не скажу точно; видимо, в эпоху Директории. Организацию общества связывают с именами двух литераторов — Шарля Нодье и Ригоме Базена. Сначала они действовали во Франш-Конте, в Безансоне, и первый устав датируется 1797 годом. Это был обычный масонский устав. Но после 18 брюмера положение изменилось. Не меняя вывески — если принять твою формулировку, — филадельфы быстро изменили свою сущность. Они все больше и больше стали приближаться к ордену иллюминатов, от которого — я уверен в этом — весьма многое позаимствовали.
— Иллюминаты!.. Ну сия-то материя нам хорошо известна…
Действительно, Филипп Буонарроти, равнодушный к масонам, с давних пор — еще до начала своей революционной деятельности — живо интересовался этими загадочными «просветленными», или «совершенствующимися», как они сами себя называли. И сумел проникнуть в некоторые из их секретов…
…Под именем «иллюминатов» выступали различные организации в Испании и во Франции еще в позднее средневековье. Но подлинные иллюминаты как всемирно известный орден появились в 1776 году в Баварии. Основателем ордена был профессор Ингольштадтского университета Адам Вейсхаупт. Буонарроти знал, что главная мысль учредителя состояла в том, чтобы противопоставить сильную и могущественную корпорацию свободолюбивых людей главному оплоту мировой реакции — ордену иезуитов, безраздельно господствовавшему в образовании, науке, культуре. Правда, сначала «сильная и могущественная корпорация» состояла всего из пяти членов, включая основателя; но через три года она имела уже несколько филиалов в различных городах страны. Вейсхаупт был верным учеником французских просветителей, прежде всего Руссо, Мабли и Морелли. Он сумел вовлечь в свою организацию таких корифеев мысли, как Гете, Шиллер, Гердер, Виланд. Составленная им программа «просветленных» имела «двойное дно». Для рядовых членов ордена в ней ставились задачи нравственного совершенствования, борьбы с обскурантизмом и суевериями, формирования гармонической личности. Но верхушка посвященных («Ареопаг») знала, что конечная цель иллюминатов — полная ликвидация религиозного гнета, уничтожение во всем мире монархий и монархических институтов, создание всемирной республики свободных и равных людей…
— Однако что же восприняли филадельфы от иллюминатов? — спросил Буонарроти, выслушав лекцию Феликса по истории баварского ордена и убедившись, что память ему не изменила.
— Что восприняли? — повторил вопрос Феликс. — Отчасти конечную цель. Затем — строжайшую внутреннюю дисциплину, градуированность организации, деление ее на степени — иначе говоря, общую структуру. Наконец, подобно тому как это водится у иллюминатов, старшие филадельфы обладают вторыми именами, или псевдонимами, заимствованными из античности или средневековья. Ты помнишь прозвища вождей иллюминатов?
