Нина Соротокина - Канцлер (Гардемарины, вперед - 3)
- Ну появись хоть на час...- мысленно молился Бестужев,- Хоть засвидетельствуй... Ведь не на простую пьянку собрались, а протрубить славу русскому оружию.
Господь услышал молитвы канцлера, только счел, что час присутствия государыни - многовато. Елизавета присутствовала в Каменноостровском саду ровно двадцать восемь минут. Свита ее была немногочисленна, но внушительна. Три брата Шуваловых, две супружницы- Мавра Егоровна и Екатерина Ивановна, прозванная Соляной столб. Здесь же был младший Разумовский - гетман Кирилл Григорьевич. Старший Разумовский после того, как место рядом с государыней занял Иван Шувалов, редко появлялся на приемах, однако, по рассказам, отношения с государыней имел по-прежнему самые сердечные.
Или боясь сырости, которая ощутима в сентябре, или из-за наплевательского отношения к своей внешности, которое вдруг у нее появилось, государыня была обряжена в платье-робу из тяжелой, темной парчи. Видно было, что золототканая одежда затрудняет движения, что ожерелье из крупных смарагдов тянет шею вниз; Елизавета была бледна, неулыбчива, глаза в розовых ободках, словно в них стояли и не могли пролиться слезы. Иван Иванович порхал вокруг нее мотыльком и смотрел нежно.
Принять депешу от Апраксина государыня отказалась, слушать рассказ очевидца и героя баталии не пожелала. О том, чтобы остаться ужинать, не могло быть и речи, однако с хозяйкой Анной Ивановной Елизавета была приветлива, а перед тем, как сесть в катер, и хозяину улыбнулась благосклонно.
Ну и слава Богу! Порядок соблюден, вечер протекает как должно, танцы в полном разгаре, все оживлены и веселы. Вопрос в одном - когда говорить с великой княгиней: до ужина или после? Решил - до. Никому не стал доверять записок и поручений. Сам поговорил с Понятовским, объяснил, где находится библиотека и как туда сподручнее проводить Екатерину. И вот они стоят друг против друга.
- Ваше высочество.- Бестужев склонился настолько, насколько позволяла ему болезнь, воспаление нервных корешков - радикулов.- Я осмелился просить вас о тайном свидании из-за обстоятельств чрезвычайных.- Он выпрямился молодцевато, но не удержался, схватился за поясницу, застудил проклятую, торча вечерами в парке.
Екатерина смотрела на него не мигая. Эта неожиданная встреча обрадовала ее, она сама хотела организовать свидание с канцлером, а он, оказывается, сам постарался. Смущала несколько его многозначительность. Время было такое, что великая княгиня была готова к неприятностям, только бы они не касались Понятовского.
- Дело касается трона русского...- выдохнул Бестужев.
"Как он откровенен, опасно..." - пронеслось у нее в голове, вслух она быстро спросила:
- Вы хотите сказать, что здоровье государыни таково, что...
- И это тоже...- поморщился канцлер.- Но главное, что я хотел сказать,- следующее. Государыня желает поменять наследника. Это мне достоверно известно.
К этому Екатерина не была готова. Она почувствовала, как сердце подпрыгнуло взбесившимся зайцем, внутри у нее что-то напряглось, наверное желудок сжался, затошнило вдруг.
- Кто?- вопрос прозвучал как вздох.- Мой сын?
Бестужев кивнул.
- При регенстве... Кто?
- Здесь, как вы понимаете, много возможных кандидатур...
Оставим этих государственных особ за важнейшей, исторической беседой и вернемся в парк, где неприкаянный и злой бродил меж беседок и боскетов Белов. Какого черта ему не дали поехать домой и выспаться - этого он не понимал. Ужин задерживали. Народу полно, разговоры пустые, дамы старые, а хорошенькие все куда-то подевались. Вина, правда, было в избытке, и оно было очень неплохим.
Он только пригубил бокал, когда к нему опять подошел юный и чрезвычайно вежливый польский посол... как его... Понятовский. Час назад буквально на бегу Бестужев представил Белова послу. Канцлер наговорил про Белова поляку с три короба, и все быстро, заикаясь, словно куда-то опаздывал: герой войны, умен, отлично владеет шпагой, говорит на трех языках, недавно был во Франции, в Вене с дипломатическим поручением, имеет связи... Хорошенький поляк радостно кивал, а потом убежал вслед за Бестужевым.
- Как вам здесь нравится, господин Белов?
- Благодарю вас, сударь. Мне бы здесь очень нравилось, если б я не так устал с дороги.
- Да, да... Я знаю. Алексей Петрович рассказывал.
"Вежлив, мил, спесив, как все поляки, чего это он меня обхаживает?" подумал Белов.
- Алексей Петрович сделал из этого парка райский уголок,- продолжал Понятовский.
- Это не он сделал. Это мой родственник сделал,- ворчливо сказал Александр, его раздражал Понятовский.
- Вот как? А я и не знал. Кто же он?
- Головкин Гаврила Иванович, дед моей жены Анастасии Ягужинской.
Брови Понятовского поползли вверх, но он вовремя их остановил и сказал участливо:
- Я слышал об этой печальной истории. Дочь канцлера Головкина, в замужестве Ягужинская...
- А вторым браком- Бестужева. Анна Гавриловна уже четырнадцать лет живет в ссылке под Якутском. Она была замужем за братом Алексея Петровича.
- Да, да...- закивал головой Понятовский,- он сейчас посол в Париже,- голос его звучал столь участливо, а печаль была так искренна, что Белов простил ему спесь и праздное любопытство.
- Канцлер Гаврила Иванович был троюродный брат Петра Великого,продолжал Александр.- Государь ему этот остров и подарил. А лет десять назад Бестужев купил Каменный у кузена моей жены и оформил имение на свою супругу.
- Тогда она сказочно богата!
- Не в этом дело. Просто русские хитры и дальновидны. Вдруг политическая ситуация изменится, и канцлер попадет в опалу с конфискацией имущества...
- Это он десять лет назад предвидел подобное? - потрясенно переспросил Понятовский, и Белов прикусил язык - что это он разболтался? Совсем не обязательно сообщать подобные подробности этому милому молодому человеку.
Однако Понятовский был другого мнения, он был в восторге от Сашиной родни и его непринужденного поведения.
Позвали к столу. Белов так и не понял, случайно ли его место оказалось рядом с Понятовским или Бестужев успел об этом позаботиться.
Чуть ли не с самых первых тостов Белов очутился в центре внимания. Да будет благословенная Виктория! За несокрушимость русского воинства! Виват Их Величеству! Виват Их Высочествам! Смельчакам и победителям славным - виват, виват, виват! С Беловым чокались, его поздравляли, какие-то девицы осыпали его мелкими и чрезвычайно колючими розами, а гости с дальнего стола, где сидела молодежь, кавалеры да фрейлины, все пытались после первого тоста вытащить его из-за стола, чтобы подбросить в воздух: качать, господа, качать! Белов не дался, но когда над аллеями парка взвился фейерверк, роскошный, надо сказать, Бестужев не поскупился, а Прошка не подкачал, шалая молодежь повторила попытку с подбрасыванием, и на этот раз это им удалось. Сноп разноцветных огней и шутих взвился в небо, и Александр летел вверх, словно пытаясь догнать это красочное великолепие. Чей-то пьяный, восторженный, до чрезвычайности глупый голос выкрикивал призывно по-латыни, де, пусть станет негостеприимным гостеприимное, Таковая надпись украшала медаль, выбитую в 1696 году в честь взятия Петром Азова, и под гостеприимством понималось Черное море, но это не смущало патриота, который ненавидел пруссаков и славил русскую армию. Белова злил этот глупый голос, и, стараясь перекричать весь этот гвалт и ракетную пальбу, он кричал:
- Но мы же отступаем! Господа, мы проиграли Гросс - Егерсдорф, мы отступаем!
Выпитое есть выпитое, иначе Белов, конечно, сразу бы вспомнил, как он вдруг очутился сидящим на лавке, с которой ему непременно надо было встать, потому что перед ним стоял Бестужев.
- Ты что орешь на весь парк,- "отступаем"? Не отступаем, а переходим на зимние квартиры.
Александр кивнул, ох .тяжела голова была, так и гудела! Бестужев тоже порядком выпил, но себя держал, только шепелявил больше обычного.
- Все это зело неразумно,- продолжал Бестужев, важно вышагивая вдоль садовой лавки той же походкой, какой мерил кабинет в минуту задумчивости.Другой указ будет подписан, а именно: выйти к Тильзиту, защитить Мемель и вперед на Кенигсберг! В противном случае, что нам скажут союзники? У нас открыта дорога к столице Пруссии, а мы пошли по другой дороге.
Сколько бы Белов ни пил, в случае необходимости он умел трезветь и теперь уловил в словах канцлера что-то актерское, надуманное. "Перед кем спектакль?- Александр оглянулся, но в аллее было пусто.- Перед собой,догадался он.- Это канцлер с собой не в ладу, перед собой и проигрывает наступление- Но поздно уже думать об этом... поздно".
- Мне везти этот указ? - он встал, щелкнул каблуками, на это у него в любом хмелю доставало сил.
- Нет, не ты. Я тебе дома дела найду. Первый вопрос, который ему задал на следующий день Бестужев, был:
- Ну как, подружился с Понятовским? Вот и славно... Завтра же к нему и поезжай. А теперь расскажи, как вы пруссаков под Гросс - Егерсдорфом побили. И, пожалуйста, со всем подробностями.
