Николай Шпанов - Заговорщики (Книга 2, Перед расплатой)
Дождь надоедливой дробью шуршал по промасленной бумаге решетчатых дверей. Все, что было в пещерах, - постели, одеяла, одежда, даже доски столов и ящики, служившие сиденьями, - все стало влажным. Большинство летчиков было погружено в сон, а кто не спал - бранил метеоролога. Если бы не его благоприятные предсказания, день наверняка был бы объявлен нелетным. Тогда состоялось бы партийное собрание, которое откладывалось со дня на день из-за напряженной боевой работы и для которого у каждого назрели вопросы. Но удивительный оптимизм метеоролога держал командование полка и летчиков в постоянном напряженном ожидании возможного вылета. В таких обстоятельствах оставалось одно: спать под унылый шум дождя.
Лагерь полка казался вымершим. Даже комары приуныли, и только те, которым удалось пробиться за цыновки, прикрывавшие вход в пещеры, с обычным рвением досаждали летчикам.
В командирской пещере, опустив ноги с кана, сидел Фу. Напротив, за маленьким столом, сидел Лао Кэ. Одною рукой он подпирал щеку, другою, вооружившись спичкой, ворошил окурки в старой жестянке.
- Вам бы, извините за мнение, учителем быть, а не истребителями командовать, - сказал Фу, продолжая разговор.
- Для меня это одно и то же... Я думал, мы с вами сходимся в мысли, что бой - школа. К тому же самая строгая школа!
- Вы чрезвычайно правы: строгости много, - усмехнулся Фу.
- И ученики в ней разные бывают - плохие и хорошие... Вам опять повезло на "трудного"... Я говорю о Чэне.
Фу сжал сигарету так, что табак рассыпался.
- Такие "индивидуалисты" высокого полета здесь только помеха. Нам доверили это небо, и мы никому не можем позволить гоняться за личными трофеями ценою общей победы. Я настаиваю на том, что Чэн нам не подходит.
- Вы меня радуете: на этот счет у нас с вами одно мнение.
Фу рассмеялся:
- Вас невозможно вызвать на спор!
- А я и в самом деле с вами совершенно согласен, - с полной серьезностью сказал Лао Кэ. - Чэн в слетанной части действительно негоден.
- Правильно.
- И наша обязанность... - Лао Кэ умолк, старательно раскуривая трубку. Когда от нее поднялась голубая струйка, он не спеша отогнал дым движением руки и договорил: - вот я и говорю: наша обязанность сделать так, чтобы он был годен.
Фу в сомнении покачал головой.
- Он не из тех, кого переломишь: упрям и... староват.
- И мне так кажется: упрям и недостаточно молод, чтобы его ломать. Если переломится, никуда не будет годен. - Лао Кэ сделал глубокую затяжку и, прищурившись, поглядел в глаза заместителю. - Не ломать его, а гнуть будем.
Фу рассмеялся и проговорил:
- Рассердиться бы на вас, обидеться за то, что вы меня учите! А мне, как всегда после разговора с вами, легче: словно понял что-то новое, хотя знаю все не хуже вас...
- А вот поначалу, когда вас к нам только что назначили, вы мне показались... не смею сказать...
- Ну, ну?.. - с усмешкой спросил Фу.
- Ходит человек, молчит. Словно в себя все время смотрит. Даже после боя, когда у всего народа языки ходят.
- Языки - это от возбуждения, - сказал Фу. - Но вы не правы. Я тогда не в себя смотрел, а в людей вглядывался. Понять их нужно было.
- Это вы же меня научили людей распознавать! - одобрительно сказал Лао Кэ. - Но больше всего мне сначала не нравилось, что вас ничем нельзя было из себя вывеет". Даже показалось мне, что вам все на свете безразлично: и люди наши и дела... Это пока я вас не разобрал.
- А теперь, решаюсь спросить, разобрались?
- Думаю, да. Я благодаря вам и людей-то вдвое больше любить стал. Раньше только смотрю: ходит летчик, живет, дышит, дерется плохо или хорошо. Ну, разумеется, меня интересовали их взгляды, мысли, даже семейные дела, но вот так, привязаться к каждому из них и вникнуть в их души... этому, я думаю, научился от вас, дорогой мой Фу. - Лао Кэ подумал и с оттенком сожаления сказал: - Значит, и командиром-то я настоящим стал только после вашего приезда. - Лао Кэ встал, прошелся взад и вперед по тесной пещере. - И чем больше я их всех люблю, тем мне трудней... Я где-то читал, будто отец любит сына, а когда тому в бой итти, не пускает, убивается. И пишут: это от любви. Но, по-моему, это неправда! Я по себе сужу: когда нашему полку сложное одиночное задание дадут, посмотрю я на свой народ и думаю; кого же из них больше всех люблю?.. Кто мне дороже всех, того и посылаю.
Фу вскинул на него взгляд и удивленно сказал:
- А я ведь думал, это у меня одного...
Ему помешал договорить телефонный звонок. Лао Кэ взял трубку полевого аппарата, выслушал и отдал приказание:
- Пришлите его ко мне. - И, не глядя на Фу, сказал ему: - Чэн прибыл с места посадки.
- Боюсь я все-таки... - начал было Фу и замялся. Потом, сделав над собою усилие, договорил: - боюсь, не выйдет из него ничего...
- Трудный ученик.
- Пусть едет в тыл.
- Командование прислало его из тыла сюда.
- Оно ошиблось.
- А мне этого не кажется. - Лао Кэ покачал головой. - Нет, мне этого не кажется. По-моему, отправляя в наш полк одного из самых старых инструкторов школы, командование считало, что в настоящий момент каждый летчик здесь нужнее, чем в школе. Так же, как было время, когда командование справедливо считало, что каждый хорошо летающий человек в школе нужнее, чем на фронте, где у нас тогда почти не было самолетов... К тому же, товарищ Фу, мне казалось, что вы личный друг генерала Линь Бяо?
- Мы вместе начинали жизнь.
- Вот видите. Значит, он вам близкий человек, а вы уже забыли, что он говорил нам совсем недавно, когда мы прибыли на этот фронт.
Фу опустил глаза.
- Мне кажется, я помню всё.
- И все же я позволю себе напомнить вам, что Линь Бяо сказал тогда: "Летчики, от вас будет в большой степени зависеть наш успех на участке фронта, являющемся для данного времени едва ли не самым важным". Помните, Фу?
- Помню.
- И он сказал еще: "Замкнуть кольцо окружения гоминдановской группировки возле Цзиньчжоу - значит выбить из рук Чан Кай-ши дубину, которой он хотел ударить в затылок Народно-освободительной армии Центральной равнины генерала Лю Бо-чена. От вас, летчики первого полка, будет зависеть, удастся ли Чан Кай-ши и его американским сообщникам попрежнему быть хозяевами в воздухе над головой нашей Дунбейской армии. Я прошу ваш полк в целом и каждого летчика в отдельности прислушаться к словам председателя Мао Цзе-дуна. Он поставил перед нами задачу разгромить Чан Кай-ши под Цзиньчжоу и Мукденом, чтобы открыть Дунбейской народно-освободительной армии путь в Северный и Центральный Китай". Разве не так сказал нам тогда генерал Линь Бяо?.. Я спрашиваю вас, товарищ Фу, так?
- Так.
- "Прошу каждого прислушаться к словам председателя Мао Цзе-дуна". Значит, генерал Линь Бяо просил об этом и летчика Чэна.
- Чэна тогда еще не было в полку.
- Но он уже ехал сюда. Значит, генерал Линь Бяо имел в виду и его, обращался и к нему, требовал и от него выполнения мудрых указаний председателя Мао Цзе-дуна.
- Тем хуже для Чэна, если он этого не понял, - проворчал Фу.
- Значит, мы с вами должны ему объяснить, какое огромное значение имеет наша борьба за воздух на фронте Дунбейской армии. А вы вместо того хотите отправить его в тыл.
- Могу вас уверить, Лао Кэ, - возразил Фу, - генерал Линь Бяо обращался к кому угодно, только не к нарушителям боевой дисциплины.
- Вот тут я теряюсь, мой друг Фу, совершенно теряюсь: а не мог ли генерал Линь Бяо иметь в виду именно их в первую очередь?
Фу смотрел на командира с недоумением, хотя в душе он и сознавал справедливость этих нравоучений.
- У летчика Чэна психология неисправимого одиночки, - сказал он.
- Неисправимого?
- Мне так кажется.
- А летает он хорошо.
- Разве я это отрицаю?
- И если бы не этот "одиночка", то вы ходили бы теперь не с легкой контузией, а было бы у вас настоящее решето вместо спины. Ведь пирата, повисшего на вашем хвосте, именно Чэн снял!
- Позвольте узнать, - сказал Фу, - вы серьезно полагаете, будто я мог бы изменить свое отношение к Чэну, если бы даже был совершенно уверен, что именно он спас мне жизнь? Вы так думаете?.. Впрочем, дело не в этом... Я полагал, что вы тоже понимаете: командованию нужен был новый "Икс". Какие же тут могут быть разговоры! Если бы вы могли обеспечить исполнение задания, умерев дважды, разве вы не пошли бы на это?.. Словно я вас не знаю... Да что там: "вы, я"! Разве каждый из наших людей не отдал бы жизнь дважды и трижды за исполнение боевого приказа?! Что тут говорить!.. А вы хотите, чтобы я за то, что Чэн избавил меня от дырки в спине, простил ему нарушение этого приказа... Извините, командир, но мне кажется, что вы говорите не то, что думаете!
- Вот что я позволю себе сказать вам, товарищ Фу, - мягко проговорил Лао Кэ. - Конечно, вы правы: каждый из нас даст себя разрезать на части, если это будет условием исполнения воинского долга. Но вспомните, чему учит нас партия о ценности человеческой жизни!
- На войне жизнь часто бывает ценою выполнения приказа, - горячо возразил Фу, - и никому из нас не дано рассуждать, стоит ли данный приказ моей жизни или нет.