Андрей Платонов - Трагедии Финского залива
Фактически это первое официальное признание того, что самый мощный из советских флотов — Краснознаменный Балтийский — не справился с задачей удержания господства в своем «домашнем» Финском заливе. И это при явном превосходстве в силах и средствах. Правда, здесь надо уточнить, что исключительно по идеологическим соображениям в отечественной военно-морской теории того времени понятия «господство на море» вообще не существовало[25]. Это уже после войны придет понимание, что господство на море может и должно завоевываться в конкретном районе на время проведения конкретной операции. Под ним понималась совокупность благоприятных условий обстановки, при которых одна сторона способна решать стоящие перед ней задачи, а вторая сторона не может сорвать выполнение этих задач, а также не способна решать свои.
Но руководящими документами в 1941 г. требовалось достигать «превосходства в силах и средствах», что как бы автоматически гарантировало успех в ведении военных действий. Поэтому считалось просто невероятным, что, безусловно, очень слабые по сравнению с КБФ германо-финские военно-морские силы могли завоевать и удерживать господство в районе деятельности советского флота. Однако наши противники с середины августа уже целеустремленно занимались установлением морской блокады изолированных на приморских направлениях группировок советских войск. Исходя из наличия сил и условий обстановки, в качестве главных блокадных сил и средств выбрали бомбардировочную авиацию и морские мины, а также торпедные катера в свободных от мин районах.
Для осуществления этих замыслов, в частности, постановки минных заграждений на возможных маршрутах движения советских конвоев, германо-финским союзникам достаточно было иметь господство в центральной части Финского залива, где предполагалось создать главную минно-артиллерийскую блокадную позицию. И это им удалось.
При этом надо понимать, что господство в районе может достигаться не только путем воздействия на противника, но и реализовываться за счет его пассивности. В данном случае мы имеем, скорее, второй случай, так как все минные постановки, за исключением буквально единичных случаев, противник производил без всякого противодействия со стороны сил и средств КБФ. Если бы командование флота поставило перед собой задачу не допустить установления морской блокады Главной базы, оно наверняка ее решило бы. Но вся беда в том, что замысел действий противника то ли не был разгадан, то ли предпочли сделать такой вид. Слишком много косвенных признаков последнего — возьмите хоть выше приведенный доклад начальника штаба флота. Похоже, Военный совет вполне осознавал складывающуюся обстановку. Но не знал как с этим бороться!
В отношении оценки минной обстановки на фарватере 10 ТБ и связанной с ней вероятности наших потерь на минах предвидение начальника штаба КБФ оказалось пророческими. Но в его докладе, целеустремленном на заботу о сохранении боевого ядра КБФ, совершенно не рассматривался вопрос о привлечении того же Отряда легких сил к защите главной коммуникации флота, с последующим обеспечением эвакуации войск из Таллина. Впрочем, поднятый в докладе вопрос отпал сам собой с получением через два дня, 14 августа, директивы наркома ВМФ требующей оставаться в Таллине[26]. Одновременно в руках командующего КБФ сосредоточили общее руководство сухопутными силами, оборонявшими подступы к району Таллина.
Между тем одновременно с усложнением минной обстановки противником на блокадном рубеже мы сами продолжали создавать предпосылки для потерь судов и кораблей.
В ночь на 13 августа погиб находившийся в дозоре тральщик № 41 (ЛВП-12), как предполагалось, от подрыва на мине в трех милях севернее мыса Юминданина[27]. Хотя и не было полной уверенности в том, что тральщик подорвался на мине, так в обрывках последних радиограмм расшифровали сочетания обозначающие «торпедные катера», командир Минной обороны все же решил отказаться от дальнейшего использования фарватера 13 ТБ и направлять все конвои, посылаемые из Таллина в Кронштадт, исключительно по морскому фарватеру 10 ТБ. Не зная этого, командование ОВР Кронштадтской ВМБ, получив 13 августа приказание срочно выслать в Таллин шесть транспортов, указало командиру этого конвоя путь по фарватерам 12 ТБ-а и 12 ТБ-б. Как теперь видно, на этом пути, кроме ранее поставленных минных заграждений И-27 и И-81, оказалось только что поставленное 13 августа финское заграждение И-8.
Для проводки конвоя за тралами пришлось выделить четыре тральщика «Ляпидевский», № 42 (ЛВП-13), № 46 («Ижорец-65»), а также тральщик № 22[28], из состава трех различных дивизионов. Командиром конвоя назначили командира 5-го дивизиона капитана 3-го ранга А.К. Момота, в распоряжение которого выделили базовый тральщик Т-202. В охранении находились четыре катера МО и два катера типа «рыбинец». По обыкновению конвой формировался в спешном порядке, и вся тактическая подготовка свелось к совещанию, — созванного командиром конвоя вечером 13 августа перед самым выходом из Кронштадта, на котором присутствовали даже не все командиры тральщиков, а капитаны и коменданты транспортов вообще не вызвались. Командир конвоя успел только сообщить, что согласно приказанию командования ОВР проводка транспортов на всем пути от буя Хайлода будет осуществляться за змейковыми тралами.
В наступившие темные августовские ночи в темное время суток следовало проводить конвои за тралом Шульца. Но в ОВР рассчитывали, что конвой засветло подойдет к району Таллина. На самом деле выход задержался на три часа, в связи с чем этот расчет не оправдался. Вообще на примере отправки этого конвоя создается впечатление, что командование ОВР волновала только одна проблема: как бы не проштрафиться перед вышестоящими начальниками. В данной ситуации главное было «выпихнуть» конвой, а там… Судите сами: на флагманский корабль забыли прислать… кальку перехода. По запросу командира конвоя ее доставили ему на катере МО, догнавшем конвой в районе буя Хайлода. Место флагманского тральщика Т-202 командир конвоя избрал в голове кильватерной колонны транспортов.
Благодаря ясной погоде, позволявшей часто определять место, конвой во второй половине дня 14 августа прошел точно по оси фарватеров 10 ТБ-д и 12 ТБ-а. При хорошей видимости не было обнаружено ни одного самолета, и единственное происшествие заключалось в подсечении мины змейковым тралом тральщика № 46 в 10 милях западнее маяка Вайндло (в заграждении И-27). Но вечером, когда конвой находился уже в западной части фарватера 12 ТБ-б, условия проводки резко ухудшились. Ввиду того, что по произведенному в штабе ОВР перерасчету конвой не мог засветло пройти через сомнительный в отношении наличия мин район, начальник штаба ОВР Кронштадтской ВМБ около 18 часов послал командиру конвоя радиограмму с приказанием в темное время суток идти с тралом Шульца. На Т-202 не было шифровальщика[29], вследствие чего радиограмму расшифровали только около 20 часов, примерно за час до захода солнца.
Командиру конвоя следовало, не ожидая напоминания, самому распорядиться о своевременной замене змейковых тралов на тралы Шульца. Но он рассчитал, что к наступлению полной темноты конвой уже повернет на фарватер 13 ТБ-б. Там с начала войны мин не обнаруживалось, поэтому и не надо терять времени на перестановку тралов. После же расшифрования радиограммы начальника штаба ОВР уже не приходилось долго рассуждать, поэтому на Т-202 подняли соответствующие сигналы. На тральщиках из-за большой дистанции их не поняли, и для передачи приказания о постановке тралов Шульца послали катер МО № 407, догнавший ведущий тральщик «Ляпидевский» в 21:05 в шести милях северо-западнее мыса Юминданина. Как раз в это время на «Ляпидевском» по трем пеленгам, пересекшимся в одной точке, определили ее координаты: Ш=59°42′,2 и Д=25°2′,2. Данные этой обсервации позволяют теперь в точности выявить изложенные ниже обстоятельства, при которых было пропущено минное заграждение противника.
Ранее этого, в 20:45–20:50 четыре тральщика, идя в строю уступа со змейковыми тралами, при ширине тральной полосы около 200 м прошли через заграждение И-8, не затралив ни одной мины, хотя минный интервал в этом заграждении составлял 50 м. Едва ли за сутки, прошедшие со времени их постановки, мины, которые должны были стоять на пути тральщиков, были сорваны волнением. Ясно, что корабли попали на то место, где мины стали на большое углубление, превышавшее углубление змейкового трала, — весьма вероятная случайность, объяснение которой можно найти в материалах послевоенного траления 1945–1953 гг. В данном случае этот вывод подтверждается тем, что в 1951 г. на линии И-8, точно в том месте, где 14 августа 1941 г. пролег путь четырех тральщиков, придонным тралом вытралили глубоко стоявшую мину типа S (МА) 35.
