Александр Андреев - Как взять власть в России? Империя, ее народ и его охрана
Свои припадки царь, которого невозможно назвать императором, переносил в политику, экономику и культуру, что останавливало развитие страны и не давало жить населению. Царя убили бы сразу, через полгода после начала его правления, как и его отца. Павла спасли победы полководца Александра Суворова в Италии и Швейцарии, вызвавшие в России национальный подъем.
Павел управлял Россией с помощью недалеких взглядов и чувств, всегда непостоянных и неопределенных. Царь устранил местное самоуправление государством, сразу настроив против себя всю страну, в которой остановилась жизнь. Хам по натуре, он говорил своим детям: «Разве вы не убедились, что с людьми надо обращаться, как с собаками». Он забыл или не знал, что если собаки не лают, то сразу кусают. Россия глухо молчала, но продолжалось это совсем не долго. Современники писали, что при Павле жили как во время эпидемии холеры – «день прожили – и слава Богу!»
Через полгода после начала правления Павла помещики значительно подняли оброк, поборы и повинности своим крестьянам, считая их неотяготительным. Увеличилась барщина и натуральные платежи баранами, гусями, курами, яйцами, коровами, свиньями, маслом, молоком, коноплей, холстами, грибами и ягодами. Многие помещики заставляли крестьян работать даже в праздничные дни и их собственное хозяйство приходило в запустение. На помещичьих мануфактурах положение крестьянских рабочих также ухудшилось. Современники писали, что для тех помещиков, где не было крестьянской войны, Пугачевщина прошла даром. Крестьян ни за что начали сечь до смерти. Беременные крестьянки после побоев рожали мертвых детей. Многие помещики издевались над крестьянскими крепостными женщинами, девушками, девочками, склоняя их к разврату и растлению, подвергали за отказы пыткам и надругательствам, держали в кандалах, заставляли пить воду до смерти. Молодых крестьянских жен на ночь забирали от мужей «для непотребства и блудодеяния». Мужья защищали жен и их отдавали в солдаты, или просто убивали до потери сознания. Крестьянок в одних рубахах выгоняли на мороз, беременных сажали в холодную воду, мертвых детей отдавали господским собакам. Взбудоражена была вся крестьянская Россия, а царь Павел в истерике носился по Петербургу, проверяя, кто и когда обедает. В декабре 1796 года крестьянские волнения начались в тридцати губерниях, включая и не затронутых ранее Пугачевщиной, – в Орловской, Калужской, Тульской, Московской, Псковской, Новгородской, даже Олонецкой, Ярославской, Нижегородской, Пензенской и Вологодской. Крестьяне писали в жалобах, которые никто не читал: «Мы вышли из своих сил и ваших заданий исполнить не можем. Мы не имеем хлеба для пропитания, одежды и обуви у нас нет, всегда с женами нашими на вашей господской работе день и ночь работаем, от мороза и голода умираем. Пропитание имеем только то, что наши маленькие дети, ходя в мир, выпросят». Крестьянская психология из унылой становилась гневной. У нового царя просили перевести всех крестьян из помещичьих в государственные. Павел посылал войска для подавления волнений. В Орловской губернии десятитысячная крестьянская толпа с дубинами и вилами отбилась от Ахтырского гусарского полка, командира которого огрели дубиной по спине. Гусары вернулись с пушками, убили двадцать и ранили семьдесят крестьян. Павел издал манифест, требовавший от крепостных повиновения помещикам. Крестьяне посчитали его подложным: «Умрем, а не хотим быть за помещиком». Солдаты и офицеры не проявляли большого желания убивать невооруженных крестьян. Павел посылал высочайшие повеления губернаторам усмирять бунтовщиков, собственноручно писал инструкции начальникам воинских команд. Для подавления волнений царь назначил даже главнокомандующего фельдмаршала князя Н.Репнина, писавшего в дневник: «Несмотря на увещевание, инсургенты не сдавались и не покорялись. Было начато их покорение силой. 33 пушечных и 600 ружейных выстрелов зажгли село и инсургенты стали просить помилования. Тела извергов, злодеев и преступников, справедливо погибшие, не достойны погребения общего с верноподданными и зарыты в особую яму». В могилу убитых крестьян вогнали кол с надписью: «Здесь лежат преступники против государя и помещика, справедливо наказанные огнем и мечом». Павел награждал бравых офицеров, подавлявших волнения, орденами. Крестьян, их жен и детей «среднего возраста» массово пороли, яростным отрубали уши, брили головы и бороды. Ответы в Петербург на крестьянские жалобы писали те помещики, на которых жаловались. Естественно, вдруг выяснилось, что крестьянские жалобы необоснованны и преувеличены, и должны остаться без всяких последствий.
К лету 1797 года крестьянские волнения были подавлены, но Павел вынужден был издать указ о том, что-бы барщина не превышала трех дней в неделю. В апреле 1797 года он выпустил манифест: «Дабы никто и ни под каким видом не дерзал принуждать крестьян к работам в воскресные дни». Помещики посчитали манифест не приказом, а советом. Его несоблюдение позже вызвало новые крестьянские волнения даже в Петербургской губернии. Крестьянам о манифесте никто не говорил, они узнавали о нем от пьяных курьеров или фельдъегерей, везших его копии губернаторам.
За свое четырехлетнее царствование Павел раздал дворянам шестьсот тысяч государственных крестьян. Крепостное право было для него основой мировоззрения. Для народа все оставалось по-старому.
Смутное время, бунты и Разинщина при царе Алексее Тишайшем, Пугачевщина копили жажду мести мужиков господам. Первоначальные просьбы уменьшить дворянские грабежи сменились требованиями отказа от помещиков и даже их истребления. Царь представлялся крестьянам благожелательным государем, только почему-то постоянно обманываемым то боярами, то приказными, то придворными. Все знали, что Павел разрешил крестьянам подавать жалобы на высочайшее имя, и только немногие слышали о том, что подавших такие жалобы пороли и могли отправить на каторгу. Царь просто ничего не знает о бедствиях народа, ему надо об этом сказать. Немногие понимали, что царь в таком виде очень похож на Иванушку-дурачка из русской сказки, который иногда не велит казнить, велит слово молвить, которое не слушает.
Павел постоянно третировал свою армию. Вместо обучения военному делу переодетые в неудобные и холодные прусские мундиры и напудренные сумасшедшие парики солдаты и офицеры занимались муштрой и подготовкой к нескончаемым плац-парадам. Один из офицеров писал: «Двое гатчинских костюмеров завладели моей головой, чтобы оболванить ее. Мне обстригли спереди волосы и натерли переднюю часть головы мелко истолченным мелом. Меня окутали рогожным кулем и костюмер, набрав в рот кваса, начал меня опрыскивать, а другой костюмер обильно сыпал на мою голову муку. Я сидел неподвижно, пока все не засохло. Сзади в волосы мне привязали пятнадцатисантиметровый железный прут для образования косы. С помощью согнутой дугой проволоки мне приделали огромные войлочные букли. Через четыре часа работа была закончена. Я не мог понять, зачем из человека меня превратили в уродливое чучело».
Павел не считался с воинскими заслугами. Он орал на фельдмаршала Репнина: «Видите этот батальон. Здесь четыреста человек. Одно мое слово, и все они станут фельдмаршалами». Офицеров ни за что ссылали и заключали в Петропавловскую крепость. Отправляясь на бесконечный парад, офицеры брали с собой деньги и прощались с семьями. Однажды Павел прямо с парада отправил в Сибирь Семеновский полк, остановленный только у Ярославля. Павел любил орать и радоваться своему всемогуществу. Все четыре года его ора зависевшая от царских капризов внешняя политика позорила Россию, вызывая смех в Европе. Сорок миллионов подданных не хотели зависеть от настроения царя-самодура. Современники писали: «Петербург, наша прекрасная столица, не имевшая ни ворот, ни часовых, ни таможен, свободная как воздух, превратилась в огромную тюрьму, куда можно проникн6уть только через калитки. Во дворце поселился страх. Красивые и широкие улицы опустели. Сановники допускаются к службе во дворце, только предъявив в семи разных местах полицейские пропуска. Петропавловская крепость переполнена. За последние полтора месяца более сотни гвардейских офицеров брошены в тюрьму».
Павла стали называть в обществе сумасшедшим извергом, карикатурой на Петра Великого, истериком и душевнобольным, деспотом и тираном. О сановно-дворянско-гвардейском заговоре к весне 1801 года знали почти все.
Служба политического сыска, после закрытия Тайной Экспедиции сосредоточенная в Первом и Пятом департаментах Сената, бездействовала. За Павла не хотел заступаться никто. Павел предполагал о заговоре, но никаких подробностей не знал. В ночь на 12 марта 1801 года Павла избили и задушили в собственной спальне нового Михайловского замка, построенного специально для защиты царя от покушений.
