Генрих Шлиман - Илион. Город и страна троянцев. Том 2
Я могу добавить к этому, что всеобщему использованию олова в отдаленной древности не может быть лучшего доказательства, чем частые его упоминания в поэмах Гомера, а также в Ветхом Завете. То, что и его сплав с медью был известен с очень глубокой древности, нельзя подтвердить лучше, чем указав на бронзовое оружие, найденное даже в третьем, сожженном городе Гиссарлыка. Однако в античной литературе редко упоминается тот факт, что бронза – это сплав олова и меди. Полиэн сообщает там, что у Пердикки не хватало серебряных монет и он чеканил монету из олова, смешанного с медью[125] Аристотель упоминает, что медь мосинеков, как говорили, была очень блестящей и белой не потому, что к ней было подмешано олово, но потому, что к ней добавляли какой-то вид глины и прокаливали с ней. Говорили, что изобретатель этого сплава никому не выдал его секрет; именно поэтому первые изделия из меди, сделанные в этой стране, превосходили другие; последующие уже не были так хороши.
Медь (возможно, бронза) высоко ценилась в отдаленной древности и составляла наряду с золотом или, может быть, даже больше, чем золото, основную форму богатства. Так, в «Илиаде» мы видим, как Одиссей предлагает Ахиллу от имени Агамемнона, чтобы утишить его гнев, наполнить корабль героя после захвата трои всем золотом и бронзой, которые он только сможет увезти[126]. Однако Ахилл отказывается, говоря, что он возьмет с собой золото и красную бронзу, а также женщин и «седое железо», которые выпадут ему по жребию[127]. Согласно Лукрецию[128], бронзу в отдаленной древности ценили даже больше, чем золото или серебро.
Россиньоль[129] полагает, что, «дабы освятить воспоминание о тех услугах, которые оказывала первобытным людям бронза, и высокой ценности, которую она имела, в позднейшее время, как говорит Макробий[130], религия старалась использовать ее. Закон Нумы предписывал жрецам срезать свои волосы ножницами из меди, а не из железа»[131]. Россиньоль[132] также объясняет этимологию слова «бронза» из brunus aes[133].
Франсуа Ленорман[134] полагает, что «арийские племена, которые заселили Грецию и Малую Азию, судя по всему, почти совершенно не знали металлов во время своего прибытия. Доказательство тому нам дает их язык, в котором названия металлов не те, что обнаруживаются у других народов той же расы, и которые у всех них общие; фактически названия металлов по большей части были заимствованы из чужеземных источников. Так, χρυσός («золото») – это семитское hharouts и, очевидно, было привезено финикийцами. Даже само название рудников и металла вообще (μέταλλον) – это семитское matal. Никакой удовлетворительной арийской этимологии не может быть найдено для χαλκός («бронза»), в то время как это слово вполне естественно связывается – и это факт, принятый столь строгими филологами, как месье Ренан, – с семитским корнем hhalaq, обозначающим «металл, обработанный молотом». Происхождение названия χαλκός, таким образом, видимо, указывает на источник, откуда греко-пеласгские народы получили знание настоящего сплава бронзы после первого века чистой меди и нескольких попыток найти пропорцию олова для смешения с ней – попыток, которые должны были проистекать из желания подражать более совершенным образцам металлургии, которые, возможно, были привезены из других стран. Я могу добавить, что сам факт наличия олова, которое можно было сплавлять с медью в более или менее подходящих пропорциях, доказывает, что у людей, памятники культуры которых мы изучаем, имелась иноземная торговля. Олово – один из металлов, который отнюдь не везде распространен в природе. На Гиссарлыке два ближайших места, оттуда можно было импортировать оловянную руду, – это Кавказ и Крит, где месторождение олова обнаружено в горах Сфакии. Я склонен думать, что его привозили с Крита, поскольку это ближайшее место. Что касается всего остального, то определенно известно, что с отдаленнейшей древности существовали определенные связи через море с помощью прибрежной торговли с острова на остров и с мыса на мыс, которая все еще находилась во младенчестве, между народами, цивилизация которых находилась на одном и том же уровне и которая в то время простиралась от Кипра до Троады».
Но помимо сплава с оловом у древних был еще другой способ сделать медь более твердой – а именно закалить ее в воде. Мы находим упоминание об этом способе у Гомера:
Так расторопный ковач, изготовив топор иль секиру,В воду металл (на огне раскаливши его, чтоб двойнуюКрепость имел) погружает, и звонко шипит он в холоднойВлаге…[135]
Точно так же Вергилий изображает циклопов, которые погружают шипящую медь в воду:
…шипящую медь окунают другиеВ воду…[136]
И Павсаний, говоря об источнике Пирены в Коринфе, говорит, что в него погружали бронзу, когда она была еще огненной и горячей[137]. Россиньоль[138] цитирует Поллукса, «который подтверждает пассаж Павсания замечательным примером. Говоря об использовании слова βάψις вместо βαφὴ, Антифон, замечает он, говорит о закалке (βάψις) меди и железа»[139].
Далее я должен упомянуть семь больших обоюдоострых бронзовых кинжалов из сокровища, из которых один я воспроизвожу на рис. 811; его длина составляет 11 дюймов и ширина 2,2 дюйма в самой широкой точке. У второго кинжала (рис. 812), ширина которого 13/4 дюйма, отломан кончик, и теперь он только 9 дюймов в длину, однако, судя по всему, первоначально он был длиной 11 дюймов. Третий кинжал (на гравюре не показан) – длиной 8,6 дюйма, и его размер поперек в самой широкой части – 11/2 дюйма. Четвертый (рис. 813), полностью загнулся в пламени пожара, однако длина его, видимо, составляет 11 дюймов. От пятого, шестого и седьмого кинжалов я нашел лишь фрагменты, такие как на рис. 814; они длиной от 4 до 51/2 дюйма. Однако в массе наконечников копий и боевых топоров (рис. 815), которая сплавилась от высокой температуры во время пожара, виден еще один целый кинжал (на гравюре спереди). У всех этих кинжалов ручки длиной от 2 до 2,8 дюйма, конец их загнут под прямым углом. Эти ручки должны были быть когда-то отделаны деревом, поскольку если бы черенки были костяными, то они все еще сохранились бы целиком или отчасти. Ручка вставлялась в кусок дерева, так что конец выступал за полдюйма за нее, и этот конец был просто загнут. Я могу только показать эти своеобразные троянские кинжалы читателю, поскольку похожих предметов пока еще не было найдено в других местах.
Рис. 811–814. Троянские обоюдоострые бронзовые кинжалы с крючковатыми черенками, которые можно было вставить в деревянную ручку; кинжал (рис. 813) загнулся из-за пожара. Рис. 815. Шесть боевых топоров, кинжалы и наконечники копий, сплавленные вместе. Рис. 816, 817. Прямоугольные бронзовые бруски, возможно оружие с заостренным краем на конце. (1:5 натуральной величины. Найдены на глубине 28 футов)
Из обычных бронзовых ножей с одним режущим краем, как на рис. 956 или 967, в сокровище я нашел только один.
Сначала мне также показалось, что я нашел в сокровище фрагмент бронзового меча; однако, как могут видеть в моей коллекции посетители музея Южного Кенгсингтона, предмет, о котором идет речь, – это не меч, но просто очень тонкая бронзовая пила; длина фрагмента составляет почти 9 дюймов, ширина – 2 дюйма. Если мечи вообще использовались, то я, наверное, должен был бы найти несколько мечей в сокровище среди такого множества другого оружия; или же, по меньшей мере, я нашел бы их где-то еще в третьем городе, который был разрушен так внезапно и неожиданно этой страшной катастрофой, так что у жителей не было времени даже спасти свои сокровища: из них десять остались мне, и я сумел их найти. Даже вместе со скелетами людей, очевидно воинов, я нашел только копья, но никаких следов мечей. Не нашел я и никаких следов мечей и среди руин двух верхних доисторических городов. Более того, если бы мечи использовались, то я, наверное, нашел бы формы, в которых их отливали; но среди 90 (или около того) форм, которые я собрал и в которых есть формы для всего оружия, которое я находил, а также и для другого, которого я не нашел, нет ни одной для меча. Это отсутствие мечей для меня тем более удивительно, что я нашел сотни бронзовых мечей в царских гробницах Микен. Их отсутствие в Гиссарлыке, даже в самом последнем из доисторических городов – это самое ясное доказательство чрезвычайно глубокой древности этих руин и огромного расстояния во времени, которое отделяет их от Гомера, у которого мечи уже во всеобщем употреблении. Однако, если, основываясь на отсутствии этого оружия, кажется столь необходимого, нам придется сделать вывод о том, что Троя находилась на стадии примитивного варварства, то мы поневоле придем в замешательство, глядя на троянские золотые украшения, которые по своему художественному совершенству полностью находятся на уровне тех, что хранились в сокровищницах Микен, и наше замешательство еще усилится, когда мы посмотрим на троянские надписи, поскольку знаки письменности были полностью неизвестны в Микенах. Я могу добавить к этому, что никаких мечей не было найдено и в древних британских курганах периода бронзы.
