Николай Шпанов - Поджигатели. Мюнхенский сговор
- Мы не хотим никаких величеств!
- Чехословакия не нуждается в няньках!
Но, как живой человек, воспользовавшийся минутной паузой, диктор начал свое сообщение, заставившее мгновенно умолкнуть даже самых крикливых:
"Полностью публикуем депешу Москвы советскому послу в Праге: "Первое: на вопрос Бенеша, окажет ли СССР, согласно договору, немедленную и действительную помощь Чехословакии, если Франция останется ей верной и также окажет помощь, можете дать от имени Правительства Советского Союза утвердительный ответ.
Второе: такой же утвердительный ответ можете дать и на другой вопрос Бенеша, - поможет ли СССР Чехословакии, как член Лиги наций, на основании статей 16-й и 17-й, если в случае нападения Германии Бенеш обратится в Совет Лиги наций с просьбой о применении упомянутых статей.
Третье: сообщите Бенешу, что о содержании нашего ответа на оба его вопроса мы одновременно ставим в известность и французское правительство".
Рядом с лакированным квадратом репродуктора появилось возбужденное лицо человека с седыми усами. Все сразу узнали в нем начальника станции. Высоко держа шляпу, он крикнул:
- Теперь Даладье некуда деваться. Слава Москве! Сталину на з дар!
И толпа дружно прогремела:
- ...здаррр!.. здаррр!..
- Нас предают в Лондоне!
- Нас предают в Париже!
- Мы хотим защищаться!
- Пусть нам дадут оружие!
- Пусть нам дадут оружие, мы будем защищаться!
Опираясь о плечо начальника станции, на подоконник взобрался такой же седоусый человек и, потрясая кулаком, прокричал:
- Мы будем защищать Чехию, мы будем драться за республику. Пусть нам дадут оружие! - Он кричал по-немецки, он был немец. Его знали тут все. Толпа ответила ему радостным приветствием.
Но вот в толпе послышался смех, громкий, истерический. Он был так пронзительно громок, что его услышали во всех концах площади, и словно мгновенный испуг заставил всех затихнуть.
Хохот оборвался и сменился задыхающимся воплем:
- Защищаться?.. Одним против всех - против Гитлера, Чемберлена, Даладье, против всей сволочи всего мира? Нет, это наш конец.
Кричавший так же истерически-громко разрыдался.
Прежде чем толпа успела выразить свое отношение к этому неожиданному заявлению, на балконе станции появился Гарро.
Его встретили пронзительными свистками, единодушным криком:
- Долой Францию!.. Позор французам!
Гарро стоял бледный, вцепившись в перила, и ждал, когда стихнут крики. Наконец ему дали говорить.
- Друзья мои, чехи и немцы, я вместе с вами кричу: позор! Позор предателям чести Франции, позор изменникам слову! Но клянусь вам словом солдата: Франция не виновата в этом позоре. Виноваты те, кто предает ее в целом так же, как каждого из вас. Ваш позор - позор всех честных французов, ваше несчастье - несчастье Франции. - Гарро перегнулся через перила и, казалось, готов был прыгнуть в толпу. Он с возрастающим возбуждением прокричал: - Старый французский солдат, сражавшийся рядом со многими из вас за честь Франции и за свободу вашей республики, я хочу сохранить право называться французом, хочу сохранить право на ваше рукопожатие - я буду с вами до конца, что бы ни случилось, хотя бы сам Даладье пришел сюда вместе с Гитлером. Моя пуля будет первой, которая пронзит грудь ренегата. Клянусь вам, друзья мои, тысячи французов станут в ваши ряды, как они стали недавно в ряды бойцов Испанской республики, вопреки воле наших продажных и глупых министров. Да здравствует незыблемая дружба наших великих народов, да здравствует верность и честь! - Он отогнул лацкан своего пиджака и, показывая толпе вдетую в петлицу розетку почетного легионера, крикнул: Пусть это будет залогом моей верности клятве, которую я даю сейчас Чехословацкой республике. - С этими словами он отколол красную розетку, поднес к губам и бросил в шляпу. За нею зеленую ленточку с пальмовыми ветвями - знак военного креста, а там следующую и следующую - все ленточки своей разноцветной колодки. Он поднял шляпу над головою, чтобы ее видели все. - Я возвращаю это правительству Франции как знак презрения к нему.
Через минуту он появился на крыльце. Сотни рук тянулись к нему с выдернутыми из петлиц ленточками французских орденов. То были боевые ордена, заработанные чешскими солдатами на полях сражений Европы. На глазах некоторых стояли слезы, но они все же бросали свои ленточки в шляпу Гарро. Красные, зеленые, бело-синие.
Гарро глазами отыскал в толпе Кропачека и подошел к нему через расступающуюся толпу.
- Прошу вас как французского консула принять это.
И он высыпал содержимое шляпы к ногам ошеломленного чеха.
Несколько мгновений толстяк смотрел на разноцветную кучу, закрывшую носки его башмаков, потом в испуге отступил.
- Что вы, что вы, господа!.. Я не могу, я никак не могу... Господа, я слагаю с себя обязанности консула Франции... Я не могу, никак не могу, господа, исполнять эти обязанности... Представлять господина Боннэ и прочих?.. Нет, господа!
Он снял шляпу и поклонился толпе. Толпа аплодировала.
Внезапно шум смолк. Все лица обратились к одной из улиц, выходивших на площадь. Оттуда слышался ритмический шаг идущих в строю людей. И тут же снова заговорил репродуктор:
"Гитлер призвал полтора миллиона резервистов". И все.
Слышалась дробь тяжелых шагов из улицы: рррах, рррах, рррах, рррах...
Словно аккомпанемент к сообщению радио.
Рррах, рррах...
Вот достойный ответ проклятому крикуну Гитлеру: он еще только призвал своих башибузуков, а чешские солдаты уже подходят к границе!
Рррах, рррах...
Покраснев от усилия, Кропачек взобрался на тумбу и, раздувая светлые усы, крикнул:
- Славной чешской армии на здар!
- Здаррр... здаррр... здаррр!.. - бурею пронеслось над площадью и вдруг оборвалось: из улицы показался отряд. Ряды ног в белых чулках, с голыми коленками поднимались, как одна, и с треском обрушивали на мостовую подкованные подошвы: рррах, рррах... рррах, рррах...
Навстречу ему, из противоположной улицы, донесся такой же угрожающий стук: рррах... рррах...
Приближался второй отряд.
Кропачек недоуменно озирался со своей тумбы, поворачивая голову то к одной, то к другой колонне фашистов. Он понял, что сейчас произойдет то, чего правительство хотело избежать в Либереце. Повидимому, хенлейновцы давно готовились к этому дню. В руках у них виднелись стальные прутья и резиновые дубинки. Но прежде чем он сообразил, что же, собственно, следует сказать или сделать, кто-то сильно дернул его за рукав, и он должен был спрыгнуть, чтобы не упасть.
- Сейчас же уезжайте, - повелительно бросил Цихауэр.
- Да, да, живо домой, дядя Януш, - подтвердил вынырнувший тут же Ярош. - Здесь будет жарко.
Он рассмеялся, показав все зубы, и, махнув рукой на прощанье, побежал за Цихауэром.
Они с трудом прокладывали себе путь к пивной, где появился вытащенный на улицу столик. Столик был мраморный, на тонких железных ножках. Он угрожающе раскачивался при каждом движении взобравшегося на него грузного чеха. Чех что-то с натугою кричал, но его никто не слушал. Все взоры были обращены на появившихся с двух сторон хенлейновцев.
Возле самой пивной Цихауэр и Купка нагнали Зинна, так же усиленно, как они, работавшего локтями.
В это время грузный чех, убедившись, вероятно, в том, что его все равно никто не слушает, неловко спрыгнул со столика. Вместо него на столике сразу появился другой оратор. Едва увидев его, Цихауэр остановился как вкопанный: он узнал Золотозубого.
- Это гестаповец, - сказал он Ярошу и толкнул локтем Зинна, чтобы тот посмотрел на оратора, Зинн тоже сразу узнал щуплого немчика в помятом дорожном плаще, мутным взором кокаиниста обводившего толпу, и тоже сказал Ярошу:
- Это гестаповец.
Ярош с двойным усердием заработал локтями, но когда ему оставалось преодолеть всего несколько рядов людей у самого столика, он почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Посмотрел в том направлении - и сразу узнал Штризе. Прежде чем Ярош сообразил, что происходит, Штризе одним прыжком оказался у столика и, спихнув с него обезумевшего от страха Золотозубого, погнал его толчками в сторону. Можно было подумать, что он беспощадно избивает немчика, но Ярош отлично видел, что Штризе старается поскорее увести Золотозубого к улице, где стояли, пока еще недвижимые, ряды хенлейновцев. Ярошу, вероятно, так и не удалось бы пробиться к Штризе, если бы на помощь не пришел Зинн.
- Разве вы не видите? - крикнул он. - Немец спасает провокатора.
Толпа расступилась, и Ярош очутился рядом со Штризе, но тот, бросив на произвол судьбы Золотозубого, поспешно кинулся к хенлейноецам и исчез в их рядах. Отдал ли он какую-нибудь команду, или все было условлено заранее, но белочулочники тотчас ринулись на площадь.
Зинн вскочил на шаткий мраморный столик. Вокруг него сгрудилось несколько человек. Через минуту к ним присоединился и Гарро.
