Илья Мощанский - Борьба за Крым (сентябрь 1941 - июль 1942 года)
"Ввиду того, что Военный совет Крымфронта, в т. ч. Мехлис, Козлов, потеряли голову, до сего времени не могут связаться с армиями, несмотря на то, что штабы армий отстоят от Турецкого вала не более 20—25 км, ввиду того, что Козлов и Мехлис, несмотря на приказ Ставки, не решаются выехать на Турецкий вал и организовать там оборону, Ставка Верховного Главнокомандования приказывает Главкому СКН маршалу Буденному в срочном порядке (фактически такой выезд состоялся только 13 мая. — Прим. авт.) выехать в район штаба Крымского фронта (г. Керчь), навести порядок в Военном совете фронта, заставить Мехлиса и Козлова прекратить свою работу по формированию в тылу, передав это дело тыловым работникам, заставить их выехать немедленно на Турецкий вал, принять отходящие войска и материальную часть, привести их в порядок и организовать устойчивую оборону на линии Турецкого вала, разбив оборонительную линию на участки во главе с ответственными командирами. Главная задача — не пропускать противника к востоку от Турецкого вала, используя для этого все оборонительные средства, войсковые части, средства авиации и морского флота".[17]
12 мая Козлов и Мехлис, вняв, наконец, приказу Ставки, выехали на Турецкий вал в район Султановки, куда вышли части 44-й армии генерала Черняка. Представитель Ставки позднее докладывал Сталину, как штаб 44-й армии и представители фронта останавливали отходящие в беспорядке разрозненные подразделения и отдельных людей. Очень похожая картина предстала перед Мехлисом и севернее, в районе железной дороги:
"Части 47 армии беспорядочно отходят под жесточайшим воздействием авиации. Отход был неорганизованный. Ни одной части найти не удалось. Шли разрозненные группы".[18]
Отсутствие нормальной связи, утрата управления войсками, беспорядочность, а то и паника усугублялись действиями Мехлиса и других руководителей. Резонны, на наш взгляд, упреки, высказанные по этому поводу адмиралом Н. Г. Кузнецовым: "…Мехлис во время боя носился на «газике» под огнем, пытаясь остановить отходящие войска, но все было напрасно. В такой момент решающее значение имеют не личная храбрость отдельного начальника, а заранее отработанная военная организация, твердый порядок и дисциплина".
А они-то, как ни прискорбно, отсутствовали. Так или иначе, но лишь 13 мая, то есть спустя трое суток после приказа Ставки, "основные оставшиеся части и соединения, — как доложил Мехлис Сталину, — сосредоточились на линии Турецкого вала и приступили к занятию обороны".[19]
Действия танковых частей 44-й армии. 124-й отдельный танковый батальон по приказу начальника штаба фронта к вечеру 11 мая совершил марш из района Семь Колодезей к Турецкому валу, где занял оборону совместно с частями 143-й стрелковой бригады. В бою 13 мая батальон уничтожил 6 танков противника, 2 штурмовых орудия и 8 машин с мотопехотой, потеряв при этом 6 своих танков. Оставшиеся 2 машины были переданы в 126-й отдельный танковый батальон.
126-й отдельный танковый батальон в ночь с 11 на 12 мая по приказу Члена военного совета фронта был отведен в район Айман-Кую и Сараймин. 12 мая он был пополнен 12 танками, скорее всего из 79-го учебного танкового батальона, а также трофейными: 5 Т-26, XT-133, 2 Pz.Kpfw. IV Ausf.F1, 4 Pz.Kpfw. 38(t). В указанном районе с 13 мая по 15 мая батальон совместно с 417-м стрелковым полком занимал оборону, отражая атаки превосходящих сил противника, подвергаясь при этом многократным ожесточенным налетам вражеской авиации. В этих боях батальон потерял все танки, а оставшиеся 3 неисправные машины взорвал. За 2 дня боев 13 и 14 мая батальоном уничтожено 17 танков противника, 8 противотанковых орудий, 3 бронемашины, до роты пехоты и около эскадрона конницы противника.
39-я танковая бригада 12 мая по приказу заместителя командующего 44-й армией была отведена в район Марфовки, а затем — в Чурбан [так в книге; возможно, правильно "Чурбаш" — Прим. lenok555], где заняла оборону. В бою 14 мая бригада уничтожила 4 танка противника. В этот же день по приказу командования бригада была переброшена на окраину города Керчь. В течении всего дня 15 мая остатки бригады (5 Т-60, 1 Т-26) совместно с бронедивизионом 72-й кавдивизии и пехотой 156-й и 404-й стрелковых дивизий обороняли город Керчь, а с 16 мая танки бригады действовали в обороне совместно с частями 157-й стрелковой дивизии.
Потеряв в ожесточенных боях всю материальную часть, оставшийся в живых личный состав бригады 15—16 мая был переправлен на восточный берег.
Майские события показали, что противник не ждал, а навязывал свое развитие событий. 13 мая танками и пехотой при активной поддержке с воздуха он нанес удар на фронте Султановка — Ново-Николаевка. К исходу дня 156-я стрелковая и 72-я кавалерийская дивизии были оттеснены на линию Андреевка — Чурбаш. Турецкий вал был таким образом прорван.
На следующий день положение войск фронта усугубилось еще больше. Из доклада Л. 3. Мехлиса И. В. Сталину:
"В течение 14.5 бои на всем фронте Керченского обвода продолжались с неослабевающей силой. Противник танками и пехотой по-прежнему наносил удар по нашему центру в направлении Андреевка — Керчь и по левому флангу Чурбаш — Керчь, нанося одновременно непрерывные мощные бомбовые удары по нашим войскам, скоплениям обозов и разрушая все пристани и причалы в порту Камыш-Бурун, Керчь, завод Войкова и на переправах в Еникале, Опасная и Жуковка. Войска несли тяжелые потери, особенно в материальной части. Недоставало огнеприпасов.
Обозы и тылы трех армий, собравшиеся на узком пространстве восточной части Керченского полуострова, разбивались авиацией. Армии к этому времени (к утру 15 мая) в своем составе имели только отдельные организованные части и соединения."[20]
Героизм, стойкость отдельных частей, подразделений, групп бойцов и командиров были не в состоянии переломить общую обстановку, отход наших войск при непрерывной бомбежке приобретал все более стремительный и неуправляемый характер. Под угрозой оказалась Керчь — место дислокации штаба фронта.
Видя, что командование Крымским фронтом окончательно утрачивает нити управления, Ставка отдает приказания, которые, как ни прискорбно, способны были разве что облегчить агонию. Но и они носили противоречивый характер.
Так, на рассвете 14 мая из Москвы поступило распоряжение Сталина о начале отвода войск на Таманский полуостров. К вечеру (в 18.10) И. В. Сталину доложили ответную телеграмму:
"Бои идут на окраинах Керчи, с севера город обходится противником. Напрягаем последние усилия, чтобы задержать [его] к западу от Булганак.
Части стихийно отходят. Эвакуация техники и людей будет незначительной. Командный пункт переходит Еникале. Мы опозорили страну и должны быть прокляты. Будем биться до последнего. Авиация врага решила исход боя.
Мехлис."
Очевидно, панический тон телеграммы заставил Верховного Главнокомандующего принять решение, фактически отменявшее распоряжение о начале эвакуации. 15 мая в 1.10 Верховный телеграфирует генералу Д. Т. Козлову:
"Ставка Верховного Главнокомандования приказывает:
1. Керчь не сдавать, организовать оборону по типу Севастополя.
2. Перебросить к войскам, ведущим бой на западе, группу мужественных командиров с рациями с задачей взять войска в руки, организовать ударную группу с тем, чтобы ликвидировать прорвавшегося к Керчи противника и восстановить оборону по одному из керченских обводов. Если обстановка позволяет, необходимо там быть Вам лично.
3. Командуете фронтом Вы, а не Мехлис. Мехлис должен Вам помочь. Если не помогает, сообщите…".
Пожалуй, впервые Верховный высказал сомнение относительно пользы от пребывания армейского комиссара на Крымском фронте.
15 мая пала Керчь. В этот день в дневнике начальника генерального штаба сухопутных войск вермахта Ф. Гальдера появилась запись: "Керченскую операцию можно считать законченной. Город и порт в наших руках". Немецкий генерал торопился. Сопротивление наших войск было еще отнюдь не сломлено. 17 и 18 мая Гальдер вынужден был засвидетельствовать в своем дневнике "ожесточенное сопротивление северо-восточнее Керчи". Тем не менее Крымский фронт был по сути обречен.
Как в эти драматические дни и часы держался представитель Ставки ВГК? Что испытывал он, видя, какой катастрофой заканчивается его пребывание на Крымском фронте? Чувствовал ли какую-то вину за собой?
Судьба хранила Мехлиса. 14 мая, находясь на КП 44-й армии, вместе с сопровождающими он попал под обстрел. Тяжело ранило начальника политуправления армии, порученца Мехлиса, были разбиты автомашины, у представителя Ставки же — ни царапины. Надо отдать ему должное — в подобных переделках он неизменно сохранял хладнокровие.
