Николай Коняев - Шлиссельбургские псалмы. Семь веков русской крепости

В последний день января 1718 года Алексея привезли в Москву, а третьего февраля — Петр I и не собирался вспоминать, что обещал простить сына! — был оглашен манифест об отрешении царевича от престола и сразу же произведены аресты среди его друзей.

В петровских застенках применялись такие изощренные пытки, что и мужественные, не раз смотревшие в лицо смерти, стрельцы становились здесь болтливыми, словно бабы, и возводили на себя и на своих друзей любую напраслину.

Но об обмане, на который пошел Петр I, заманивая царевича на расправу, написано достаточно много, точно так же, как и о жестокости пыток, под которыми умер царевич…

Сейчас скажем только, что 27 июня 1718 года, на следующий день после зверского убийства сына, Петр I составит инструкцию своим заграничным министрам, как следует описывать кончину Алексея.

Н. Ге. Петр допрашивает своего сына царевича Алексея Петровича в Петергофе

После объявления сентенции суда царевичу «мы, яко отец, боримы были натуральным милосердия подвигом, с одной стороны, попечением же должным о целости и впредь будущей безопасности государства нашего — с другой, и не могли еще взять в сем зело многотрудном и важном деле своей резолюции. Но всемогущий Бог, восхотев чрез собственную волю и праведным своим судом, по милости своей нас от такого сумнения, и дом наш, и государство от опасности и стыда свободити, пресек вчерашнего дня его, сына нашего Алексея, живот по приключившейся ему по объявлении сентенции и обличении его толь великих против нас и всего государства преступлений жестокой болезни, которая вначале была подобна апоплексии. Но хотя потом он и паки в чистую память пришел и по должности христианской исповедовался и причастился Св. Тайн и нас к себе просил, к которому мы, презрев все досады его, со всеми нашими зде сущими министры и сенаторы пришли, и он чистое исповедание и признание тех всех своих преступлений против нас со многими покаятельными слезами и раскаянием нам принес и от нас в том прощение просил, которое мы ему по христианской и родительской должности и дали; и тако он сего июня 26, около 6 часов пополудни, жизнь свою христиански скончал».

Как это было сказано в записке, озаглавленной «О блаженствах против ханжей и лицемеров»?

Главный грех — ханжество и лицемерие… Ибо первое дело ханжей — сказывать видения, повеления от Бога и чудеса все вымышленные, которых не бывало; и когда сами оное вымыслили, то ведают уже, что не Бог то делал, но они…

Но что же делает сам Петр I, объявляя, что Всемогущий Бог, восхотев чрез собственную волю и праведным Своим судом, по милости Своей нас от такого сумнения, и дом наш, и государство от опасности и стыда свободити, пресек вчерашнего дня его, сына нашего Алексея, живот? Ведь Петр же знает, что его сын умер под пытками, которым его подвергли по его приказу! Это действительно верх лицемерия… Говорить такое мог только человек, действительно страха Божия не имущий.

Когда в Москве рвали ноздри у друзей и близких царевича, резали языки, сажали их на колья, и появилась в Шлиссельбурге первая узница — ею стала сводная сестра государя, царевна Мария Алексеевна.

Родилась она от брака царя Алексея Михайловича и Марии Ильиничны Милославской, и хотя никогда не вмешивалась в кремлевские интриги, но добрые отношения с сестрой, царевной Софьей Алексеевной, делали Марью Алексеевну подозрительной в глазах Петра I. Ну а симпатия к несчастной царице Евдокии, которую Марья Алексеевна не умела скрыть, окончательно изобличила «государственную преступницу».

На допросе царевны выяснились ужасающие подробности совершенного ею преступления. Открылось, что и после пострига царицы Евдокии Мария Алексеевна продолжала поддерживать с ней связь, передавала письма Алексея и даже деньги!

Более того… Когда Мария Алексеевна после лечения в Карлсбаде возвращалась в Москву, она встретилась, оказывается, с царевичем Алексеем, уезжающим заграницу, и заставила его написать письмо матери.

Задавали во время жестоких пыток вопрос об этой встрече и царевичу Алексею и выяснили, что «царевна Марья ведала о его побеге и говорила, что в (народе) осуждают отца, будто он мясо ест в посты и мать (Алексея) оставил».

«Тогда первосвященник, разодрав одежды свои, сказал: на что еще нам свидетелей?» — свидетельствует Евангелие.

Так и Петр I.

Доказав себе, что царевна Мария Алексеевна участвовала в государственном преступлении, он с легким сердцем заточил шестидесятилетнюю сестру в Шлиссельбургскую крепость.

По некоторым сведениям, царевну Марию Алексеевну в дальнейшем — отходчивое сердце было у ее державного брата! — перевели под домашний арест в особый дом в Петербурге.

Однако расплывчатость и неопределенность сведений о конце ее жизни позволяет предположить, что перевалившая на седьмой десяток царевна в Шлиссельбурге и завершила свой жизненный путь.

Считается, что деревянные хоромы, возведенные И. Г. Устиновым для Марии Алексеевны, стали первым тюремным зданием крепости. Эти деревянные светлицы в 1720 году были разобраны и отправлены водою в Санкт-Петербург.

Ну а царевич Алексей умер 26 июня 1718 года под пытками в Трубецком раскате Петропавловской крепости.

Из книг «Гарнизона»[27] мы знаем, что в этот день Петр I со своими ближайшими сподвижниками ездил в крепость и там «учинен был застенок». Видимо, государь снова пытал сына.

И так пытал, что тот нечаянно умер на пытке.

На радостях Петр I устроил на следующий день бал в Петербурге по случаю годовщины Полтавской битвы.

Он не знал еще, что Петр Петрович (Шишечка), второй его сын, ради которого и был замучен царевич Алексей, умрет уже на следующий год. При вскрытии выяснится, что Петр I напрасно освобождал ему путь к престолу — Шишечка был неизлечимо болен от рождения.

На этом и завершается драма, которую можно было бы назвать «Семейная жизнь первого русского императора». Начинается драма, которую предстояло пережить уже всему русскому народу, всей России.

Как пишет историк Д. И. Иловайский, «недостаток национальной политики в течение петербургского периода имеет своим началом излишнее преклонение Преобразователя перед иноземщиной и крайне неуважительное отношение к своей коренной народности, к ее вековым преданиям и обычаям, многие из коих заслуживали более бережного с ними обращения, а не жестоких пыток и казней или глумления над ними всепьянейшего собора, беспощадного брадобрития и т. п. Петр далеко не оценил громадных жертв, принесенных народом ради завоевания балтийских берегов, не оценил преданного, даровитого русского племени, которое сумело бы без особого принуждения усвоить себе действительно нужные и полезные преобразования, и только страстная натура царя, его нетерпеливость, тирания и не всегда присущее умение отличить необходимые реформы от несущественных вызывали в народной среде ропот и дух противоречия, доходивший иногда до явного неповиновения, особенно со стороны приверженцев старого церковного обряда, которые видели в нем даже антихриста. Культурный разрыв наружно европеизованных высших классов с народною массою, а также недостаток единения царя с коренным русским народом начались именно с Петра Великого. Этот недостаток единения поддерживался и усиливался благодаря в особенности немецким бракам, каковые явились одною из наиболее упрочившихся Петровских реформ».

Глава шестая

«Святитель Николай» и Святой князь Александр Невский. Заточение в Шлиссельбурге

Не спасается царь многою силою, и исполин не спасется множеством крепости своея.

Ложь конь во спасение, во множестве же силы своея не спасется.

К концу жизни Петр I, кажется, достиг всего…

Обнародовали составленный Феофаном Прокоповичем Духовный регламент, устанавливающий новый порядок управления Церковью. Вся церковная власть по образцу протестантских государств сосредоточилась в Духовном коллегиуме, который 14 февраля 1721 года в день своего открытия преобразовали в Святейший Правительственный Синод.

По сути, Синод становился ведомством в общем составе государственной администрации и подчинялся самому государю. Наконец-то, как отмечают историки Церкви, произошло то, чего больше всего опасались иерархи при низложении патриарха Никона, «власть Царская подчинила во всей полноте власть Бога на земле — Святую Церковь Христову».

Только напрасно Петр I объявлял в своем манифесте, что он, «как в Ветхом, так и в Новом Завете благочестивых царей, восприял попечение». Идея подобного устройства церковной жизни, вернее, ее полного подчинения светской власти, была заимствована им не из Библии, а из сектантской Англии. Так или иначе, но Русская Православная церковь, согласно проведенной Петром I реформе, должна была превратиться лишь в инструмент воспитания верноподданных.