Аннелиз Фрейзенбрук - Первые леди Рима
Новый брачный закон демонстрировал и кнут и пряник, давая снижение налогов для членов римских сенаторских семейств, которые женились и рожали детей. На мужчин от двадцати пяти до шестидесяти лет и женщин от двадцати до пятидесяти лет, остававшихся неженатыми или бездетными, накладывались наказания — такие, как лишение наследственных прав.[194] Женщины, которые выполняли свой долг рождения детей, по этому закону получали также шанс приобрести некоторую степень имущественной независимости. Свободнорожденные женщины, которые родили троих и более детей, освобождались от мужской опеки — это называлось ius trium liberorum, «правило троих детей»; вольноотпущенницам, чтобы попасть под действие этого закона, требовалось четверо и более детей. Женщины, которые подходили под этот идеал, ставились в пример своим товаркам; одна особенно плодовитая рабыня удостоилась даже статуи от императора.[195]
В сумме законы Юлии, названные в честь собственной семьи императора, провозглашали возвращение к традиционным семейным ценностям старых добрых дней римского прошлого — воображаемому времени, когда женщины были целомудренны, а измена считалась отклонением с верного пути. Как писал сам Август в рассказе о своем правлении «Res Gestae» («Мои достижения»): «Благодаря новым законам, которые прошли по моему предложению, я вернул назад многие достойные практики наших предков, которые оказались забытыми».[196]
Но набросанная Августом поверхностная картина счастливых результатов его трудов скрывала более темную, трудноуправляемую и противоречивую реальность. Проявляющаяся в литературных источниках явная связь между обвинением в адюльтере в адрес замужней женщины и попытками изобразить их обманутых мужей политическими импотентами демонстрирует, что некоторые обвинения можно объяснить чисто личным соперничеством. Также нам неизвестно, до какой степени проводились в жизнь или могли быть осуществлены законы Августа в реальности.[197] Вероятно, многие мужья и жены предпочитали не проходить через публичный позор и неловкость суда. Устраивались даже публичные демонстрации за отмену законов; одна женщина по имени Вистилия даже зарегистрировала себя проституткой, чтобы избежать обвинения в прелюбодеянии. Ловушка захлопнулась уже при наследниках Августа.[198] Поэт Овидий, который был выслан на Черное море в 8 году н. э. за частые высмеивания режима Августа, также добавил сюда едкий штришок. Он не только советовал мужчинам, как заговорить с женщиной на соревнованиях колесниц — единственном спортивном событии, дававшем право не соблюдать новые правила, которые не подпускали женщин, за исключением весталок-девственниц и женщин императорской семьи, к кулисам театра и к гладиаторской арене — его поэзия также предлагала женам варианты, как обмануть мужа, флиртуя с любовником за обедом.
Когда она садится на диван как респектабельная супругаИ занимает место рядом со мной, аккуратно касаясь моей ноги,Следит за моими словами и кивает в ответ,Подхватывая мои сигналы и давая на них ответы —Я буду читать ей целые поэмы одной поднятой бровью,Слова будут возникать из моих пальцев, слова рождаться в моем бокале.Если вы думаете о том последнем случае, когда мы занимались любовью друг с другом —Прикоснитесь к розовой щеке своим божественным пальчиком.[199]
Но самым большим возмездием для Августа оказалась собственная дочь. По глубочайшей иронии судьбы скромная девочка, разрекламированная Августом как идеал женственности, единственная женщина, которая появилась на монетах, отчеканенных в Риме, мать двух будущих наследников Августа, превратилась в известную всем разбитную девицу с бойким языком, которую раздражали оковы, наложенные на нее консервативным отцом. Такой образ возникает из вымышленного разговора на обеде о шутках и высказываниях Юлии, который содержится в произведении V века под названием «Saturnalia». Его автор, Макробий, отбирал материал для своей книги из коллекции острот, опубликованных в I веке неким Домицием Марсом, — который, в свою очередь, будучи протеже Мецената, высокопоставленного приближенного Августа, вероятно, повторял истории, ходившие по Риму и в придворных кругах того времени.[200]
Первыми позорящими пятнами на портрете Юлии как образца женской высокой нравственности стали шепотки об отцовстве ее детей. Неверность во время ее брака с Агриппой связывалась с именем Семпрония Гракха, члена знаменитого клана Гракхов, и хотя ее отец игнорировал эти подозрения, ее ближайшие друзья явно знали лучше. Когда Юлию спросили, как так получается, что все ее дети от Агриппы похожи на него, в то время как у нее так много любовников, говорят, она дерзко ответила: «Пассажиров никогда не пускали на борт, пока трюм не заполнен», — подразумевая, что допускала в свою постель других мужчин, только будучи безопасно беременной от мужа.[201]
Тем не менее Юлия, очевидно, была популярной в народе фигурой благодаря «мягкой человечности и доброму расположению… Те, кто знал о ее грехах, удивлялись этому противоречию с ее известными качествами».[202] Согласно историям, приведенным в «Saturnalia», Август сначала пытался смягчить ситуацию, советуя дочери умерить «экстравагантность ее одежды и дурную славу ее компаний». Он был оскорблен, когда однажды она в его присутствии вышла в непристойном одеянии. На следующий день она пришла, одетая в скромное платье, со строгим выражением лица, и обняла отца, который обрадовался проявлению уважения и внешних приличий. «Это платье, — заметил он, — гораздо больше подходит дочери Августа». У Юлии был наготове ответ: «Да, сегодня я одета, чтобы встретиться с глазами отца — а вчера одежда была для моего мужа».[203]
Для римской женщины платье было буквально минным полем — как социальным, так и портновским. Ливия и другие высокопоставленные женщины часто изображались на статуях в традиционной stola — похожем на сарафан платье с V-образным вырезом у шеи, женским эквивалентом мужской тоги и стандартной одежде римской горожанки времен Республики. Но стола больше уже не была повседневной одеждой при Юлии, хотя ее ношение могло придать дополнительный налет благочестивой респектабельности в глазах ее отца. Взамен богатые матроны, начиная с I века до н. э., носили длинную с разрезными рукавами тунику и palla (накидку). Это было окутывающее одеяние: туника имела широкие, длиной до локтя рукава и высокую линию шеи, а обширные складки паллы сложным образом драпировались вокруг тела и накидывались на голову, когда женщина выходила на улицу. Она четко отличала римских женщин свободного сословия от женщин социально низших классов, которые не могли бы выполнять свою ежедневную работу в столь жарком и стесняющем одеянии; бедные женщины носили более короткие, не подпоясанные туники. Количество ткани тоже делало стоимость такой одежды доступной только богатым.[204]
Хотя общая форма женской одежды оставалась неизменной веками, римские женщины находили пути подчеркнуть и свой статус, и свое чувство стиля. Выбеленные обломки древних статуй не передают цветов одежд, которые когда-то носили женщины, — но отдельные следы пигмента на мраморе таких скульптур и раскрашенные портреты из Египта и других провинций империи свидетельствуют, что одеждам была доступна богатая палитра исчезнувших ныне оттенков, от небесно-голубого (aer), морской голубизны (unda), темно-зеленого (Paphiae myrti) и аметистового (purpurae amethysti) до шафраново-желтого (croceus), бледно-розового (albentes rosae), темно-серого (pullus) и каштаново-коричневого (glandes) — все эти цвета были перечислены Овидием, чтобы украсить девичью фигуру. И наоборот, выбор определенных цветов, таких как вишнево-красный (cerasinus) и зелено-желтый (galbinus), указывал на вульгарность, в то время как необычайно дорогой пигмент пурпур все больше становился исключительно принадлежащим императору и его семье.[205] Палла могла быть окрашена, чтобы соответствовать тунике под ней, также были популярны рисунки и полосы по кайме с дополнительными оттенками.
Крашеные и инкрустированные драгоценными камнями сандалии (soleae) и ботинки (calcei) также помогали женщинам высшего класса чувствовать свое превосходство перед менее удачливыми женщинами. Веера (flabellae), изготовленные из пергамента или павлиньих перьев и с ручками из слоновой кости, зонтики от солнца (umbraculae), свободно свисающие с кисти, пояса с высокой талией, изготовленные из крученого шнура контрастного цвета по отношению к тунике, завершали гардероб богатой римской женщины.[206]
