Людвиг Стомма - Переоцененные события истории. Книга исторических заблуждений
Византия чего только ни делала: прибегала к вооруженному сопротивлению, дипломатическим уловкам, в частности, извлекла из тюрьмы и провозгласила императором престарелого слепого отца Алексея IV. Все было напрасно. 7 апреля 1204 г. римско-католические захватчики ворвались в город. Что началось потом, пронзительно описал Стивен Рансимен («История крестовых походов», Варшава, 1988, т. III): «Варварство захвативших Константинополь было невозможно себе представить. Уже девять столетий этот город являлся столицей христианской цивилизации. В нем сохранилось множество памятников античного греческого искусства, на каждом шагу встречались шедевры замечательных византийских ремесленников. Венецианцы понимали ценность этих произведений и пользовались любой возможностью украсть драгоценные сокровища, чтобы вывезти в Венецию для украшения тамошних дворцов и храмов. Тогда как французы и фламандцы были охвачены жаждой разрушения. Разнузданная толпа затопила улицы, грабя все, что блестит, и уничтожая то, что нельзя было захватить с собой, останавливаясь только ради убийств и изнасилований, да еще для опустошения винных погребов. Не пощадили ни монастырей, ни церквей, ни библиотек. В соборе Премудрости Божией пьяная солдатня сорвала шелковые занавеси, разбила на куски серебряный иконостас, растоптала священные книги и иконы. Когда разгулявшиеся солдаты начали пить вино из литургических сосудов, одна из потаскух уселась на патриарший трон и затянула французскую кабацкую песню. В монастырях насиловали монахинь. Врывались как во дворцы, так и в трущобы, равняя их с землей. На улицах умирали раненые женщины и дети. Зверское кровопролитие и грабежи продолжались трое суток, пока огромный прекрасный город не превратился в руины. “Даже сарацины проявили бы больше милосердия” – восклицал в отчаянии историк Никита Хониат – и был прав».
Почти все европейские провинции Византийской империи достались крестоносцам. Тем не менее это не стало окончательной победой. Краткий период растерянности после поражения сменился сопротивлением. На развалинах Константинополя захватчики основали Латинскую империю, первым правителем которой стал коронованный 16 мая 1204 г. Бодуэн I Фландрский. Но уже в скором времени в Никее (совр. Изник на территории Турции), где собрались жалкие остатки константинопольской аристократии, патриарх Греко-православной церкви возложил корону на голову Федора Ласкариса. Возникло, таким образом, нечто вроде «правительства в изгнании». Вооруженная борьба практически не прекращалась в течение последующих пятидесяти лет. Окончательного успеха грекам удалось добиться, взяв в союзники вечно соперничавшую с Венецией Геную, благодаря чему они получили превосходство на море. 15 августа 1261 г. Михаил Палеолог, сменивший на троне Никейской империи династию Ласкарисов, вступил в Константинополь. Этот триумф расписывают в красках Норман Х. Бейнс и Генри Сент-Лоуренс Б. Мосс («Византия», Варшава, 1964): «Встав на колени пред Золотыми воротами, император и его солдаты выслушали тринадцать благодарственных молитв, сложенных Акроплитом. Затем императорская процессия, впереди которой несли икону Богородицы, пешком направилась к Студийскому монастырю. Здесь Михаил сел на коня и приветствуемый восторженной толпой двинулся к храму Св. Софии, где снова возблагодарил бога, после чего разместился в императорском дворце. Через несколько дней он в “Великой церкви” торжественно снова возвел на престол православного патриарха, выразив в своей взволнованной речи надежду на благополучие и процветание империи. В правление национальной династии Палеологов византийская монархия возродилась и просуществовала без малого два столетия. Народные массы, ошеломленные неожиданным успехом, видели в новом царствовании обещание славного будущего.
В действительности же воскрешенное византийское государство было лишь жалким обломком прежней империи. Выдавленные из Константинополя крестоносцы оставались хозяевами герцогства Афинского и Ахейского княжества. Венецианцы по-прежнему владели Эвбеей, Критом и большинством эгейских островов; Генуя занимала Хиос и распоряжалась важными колониями на побережье Анатолии и Черного моря». Но не одни крестоносцы представляли опасность. Алчно следили за Византией соперничавшие с ней греческие монархии – Трапезундская империя и Эпирская деспотия, набирались сил болгары и сербы. Однако самая черная туча приближалась с востока. Там на границе Анатолии стояли турки-османы. Недаром Майкл Ангольд («Византийская империя», Вроцлав, 1993) заканчивает свое повествование 1204 г. Возрожденная Византия Палеологов для него – уже одна видимость. Страна, где властители и их подданные ведут себя как Чаплин в «Золотой лихорадке», которому кажется, что он живет нормальной жизнью, не отдавая себе отчета, что висит на краю пропасти.
Турки-османы называются так по имени Османа (†1326), который после падения сельджукской династии получил самостоятельность и объявил себя султаном большинства тюркских племен. На границе Анатолии Осман вступил в противоборство с христианами. Его сын Орхан (правил в 1326–1359) покорил почти всю Малую Азию. Бурсой он овладел в 1326 г., Никеей – в 1329 г., Никомедией – в 1337 г. Таким образом, была подготовлена почва для того, чтобы войско Мурада I (1359–1389), сына Орхана и внука Османа, высадилось в Европе. Он быстро завоевал земли современной Болгарии, Восточной Греции и Македонии и погиб от руки сербского воина Милоша Обилича в крупнейшей в истории Средневековья битве на Косовом поле 15 июня 1389 г. С христианской стороны участвовали сербские, болгарские, боснийские, албанские, валашские, польские и венгерские войска. Противостояние завершилось победой турок. Путь в Сербию был открыт. Окончательно закрепил победу наследник Мурада Баязид (1389–1402): в сражении при Никополе 28 сентября 1396 г. он разбил в пух и прах пришедшую на подмогу армию крестоносцев под командованием Сигизмунда I Люксембургского.
Глядя на карту Юго-Восточной Европы 1400 г. видно, что границы турецкого государства простираются за Дунай – в 1396 г. было покорено княжество Валахия – до реки Савы и на берегу Адриатики почти до самой Рагузы. Только на юге Греции еще держались Пелопоннес и Афинское княжество. Сама Византия стала маленьким анклавом с парочкой ничего не значащих ни с экономической, ни со стратегической точки зрения владений в окрестностях Салоников и на островах Эгейского моря. Можно, конечно, полагать, что она контролировала Босфор, но какой от этого прок, если по обоим берегам Дарданелл хозяйничали турки. Если Византия в то время еще существовала, то только благодаря Тимуру, который в 1402 г. напал на турок-османов с востока и 20 июля на голову разгромил их армию под Анкарой. Гордый султан Баязид был взят в плен, его возили в золотой клетке, показывая подданным победителя. Европа вздохнула с облегчением, но ненадолго. Анкара стала лебединой песней Тимура, который умер через два с половиной года, а вскоре прекратило свое существование и его государство (см. главу «Чингисхан и Тимур Хромой»), что позволило сыну Баязида Мехмеду снова объединить турок, восстановить централизованное управление государством и армию. А его сын Мурад II (1421–1451) смог начать новые завоевания. Были захвачены Салоники, Албания, Босния, Валашское княжество признало себя вассалом султана.
После того как турки заняли Голубац – мощную крепость на Дунае, угроза нависла уже над Венгрией. Сигизмунд I Люксембургский попытался достойно отреагировать на сложившуюся ситуацию. Поздней весной 1428 г. войска под его командованием подошли к крепости Голубац, но весть о приближении главных турецких сил заставила его спешно отступить. Именно тогда произошло событие, прочно укоренившееся в мифологической истории поляков. В поход с Сигизмундом отправились в качестве добровольцев, т. е. формально не являясь представителями своего короля Владислава Ягайло, многочисленные польские рыцари. Среди них был Завиша Черный из Гарбова герба Сулима. При отступлении он командовал арьергардом императорских войск, который был отрезан турками на правом берегу Дуная и полностью уничтожен. Сигизмунд Люксембургский так писал о смерти Завиши в послании Витовту Кейстутовичу, датированном 29 июня: «Недавно мы прервали осаду крепости Голубац в связи [тут император несколько расходится с правдой. – Л. С.] с подписанием перемирия между нами и владыкой турок, установленного на три года, и в порту переправились через Дунай. Турки, неверные подписям и соглашениям, когда уже все наше войско в надежде такового перемирия на противоположный берег переправилось, обманом напали на оставшихся наших людей, убили их, а некоторых пойманных увели, средь которых был и доблестный Завиша из Гарбова, наш рыцарь и доверенный, который, по словам надежных людей, был схвачен, а другие говорят, убит, и о котором, однако, посредством послов наших, направленных, дабы узнали правду, мы еще не получили достоверной информации. […] Сей Завиша, несомненно, перед всем миром явится яко рыцарь прославленный и в своем рыцарском мастерстве совершенный […] в отношении же к вашей милости и к нам самый искренний, а как много нам обоим сделал добра и принес пользы, деяния его тому свидетельством» (цитата по Д. Пивоварчик, «Галерея польских рыцарей XIV и XV века», Варшава, 2004). Автор хроники Ян Длугош добавил императорской реляции красок и подробностей, а зная о гибели рыцаря, подвел должным образом итог: «Король Сигизмунд, ведая, что войско турецкое угрожает тем, кто остался, и в заботе о Завише мужества его и редкой стойкости ради, что не оставляла его и в преклонных летах, послал ладью с повелением, дабы севши в нее, Завиша избежал грозящей опасности. Завиша однако же, будучи ревностным блюстителем рыцарской чести и считая оставление товарищей своих, коих уже увидал в лапах смерти, за вещь недостойную, предпочел остаться с ними в опасности. Итак, не заботясь о собственной безопасности, отослав присланную королем Сигизмундом ладью, надел он блестящие доспехи и, сев на малого коня, в сопровождении двух только пеших, грозя копьем, ринулся противу турецкому войску. Окруженный немедля турками, был пленен, поскольку по причине сверкавших доспехов и половины черного орла, что носил он яко герб на рыцарском платье, сочли его королем или князем. А когда схваченного и, сняв шлем, с непокрытой головой вели его, дабы предстал перед турецким султаном, между двумя рыцарями турецкими возник горячий спор, чей он пленник, ибо оба на него претендовали по причине вызывавшего почтение его королевского достоинства, каковым, по их мнению, он обладал. А поелику слабый не может соперничать с сильнейшим, вынувши меч, снес голову Завиши. Почитаю делом недостойным, чтобы по воле Божией ревностный христианский рыцарь пребывал во власти язычников. Так пал достославный рыцарь, не уступавший никому из себе современных. […] Долгое время оплакивала Польша рыцаря Завишу Черного яко свою красу и гордость». Еще лучше классическим стихом описал это событие Адам Свинка («Epigramma in Zawissium Niger», 1428).
