Средневековый Понт - Сергей Павлович Карпов
В античности Понт считали относительно холодным районом. Аристотель, например, писал, что из-за зимнего холода на Понте не разводят ослов, чувствительных к морозам, а птицы зимой улетают оттуда в более южные места[3]. Он же отмечал резкие перепады между зимними холодами и летним зноем[4].
Однако, рассматривая Понтийскую область в целом, можно выделить три климатических зоны. Первая из них — прибрежная полоса влажных субтропиков. В Трапезунде в год выпадает в среднем 875 мм осадков, а на восточной границе, в Батуми, даже 2500 мм. Средняя температура воздуха в Трапезунде составляет весной 12°, летом — 22,5°, осенью — 17°, зимой — 7,5°. Весна особенно капризна, с резкими перепадами давления, сменами направления ветра, иногда — бурями и грозами. Лето стабильно жаркое, но влажное, осенью облачность уменьшается, солнечных и ясных дней становится больше, частные дожди, как правило короткие, сменяются хорошей погодой. Зима относительно мягкая, хотя временами ветер с гор приносит кратковременное понижение температуры до нулевых отметок. Такие погодные условия нередко способствовали эрозии почв, порождали те странные, разделяемые оврагами, небольшими речками и протоками столовидные возвышения, на одном из которых и был построен Трапезунд. Буйная, яркая растительность поражала взгляд путешественника, прибывавшего с моря или из внутренних областей Анатолии. Климат благоприятствовал виноградарству и виноделию, садоводству, но не выращиванию злаков из-за сильно пересеченной местности.
Вторую зону составляла полоса высокогорных пастбищ (яйл) с плавным переходом от смешанных лесов к альпийской природе, с ее азалиями и рододендронами, придававшими особую красоту горам весной и особый пьянящий вкус горному понтийскому меду. Леса изобиловали дичью, а охота на куропаток, особенно в период их миграции, была легким и распространенным занятием. Эта полоса в средние века как бы отделяла оседлых земледельцев, греков и лазов, от полукочевого тюркского населения скотоводов. Здесь, на яйлах, шла длительная борьба за летние выпасы скота, за обладание высокогорными пастбищами, нередко совпадавшая с защитой границ Трапезундской империи. В эту борьбу были вовлечены не только местные жители, но и войска Трапезундской империи и ее тюркских соседей[5]. Она получила отражение как в «Трапезундской хронике»[6], так и в огузском героическом эпосе «Деде Коркут»[7].
За перевалами, лежала третья зона, засушливое плато, с резко континентальным сухим климатом, значительными перепадами температур между зимой и летом и скудной растительностью. Она начиналась уже сразу, как только путник спускался с южных склонов Понтийских гор. С самим Трапезундом экономически были более всего связаны лежавшие в этой зоне район Пайперта и Халдии. Хотя там издавна выращивали злаки и даже превратили селения в житницы приморских городов, район был безлесным, и даже тростник (как топливо и строительный материал), собираемый по течению неблизких рек, например, Сирмены, представлял большую ценность и мог служить подарком даже епископу Пайперта[8].
В приморских областях Понта, как отмечалось, холодные зимы случались редко. Но тогда его города, включая и Трапезунд, оказывались в бедственном положении. Падеж скота, гибель плодовых деревьев, блокирование путей, разрушение домов из-за ветра и обильного снегопада были подлинной катастрофой. Она усугублялась, если бурное море препятствовало подвозу хлеба. К холоду добавлялся и голод, избавление от которого происходило только через открытие навигации и подвоз продовольствия морем. Но такие ситуации были необычными, и именно их экстраординарность и заставала неподготовленных жителей врасплох, оставляя им надежду лишь на заступничество своего святого патрона — Евгения[9]. Суровые зимы, однако, отмечены за перевалами, в области Пайперта и Халдии, где, начиная с октября, проливные дожди и сильные ветры или дожди со снегом и, затем, обильные снегопады могли прервать сообщение, на целые месяцы задерживая путешествующих[10].
Сильные засухи, иногда — следствие суховеев, происходили в понтийских долинах, вызывая пересыхание рек, гибель посевов и падеж скота. Но они не были частыми, и именно как чрезвычайные отмечаются агиографом в Хериане[11]. Трапезундцы внимательно следили за погодой, часто менявшейся на Понте. Поэтому и в трапезундском анонимном гороскопе 1336 г. так много сказано о холодной и дождливой весне, сухом и теплом лете, ветреной осени, сгущении весенних и осенних туманов, влажной и снежной зиме, благодатных дождях и добрых ветрах. Болезнетворным временем назван декабрь, с дождем и снегом, сильным ветром и холодом, в январе ожидался сильный мороз, а в августе — умеренная жара, громы и молнии (без дождей) и облако пыли[12].
Источники изредка упоминают землетрясения на Понте; впрочем, ни одно из них не было катастрофичным. Если они были небольшими и происходили на чтимый праздник, они истолковывались как знак присутствия и благословения святого[13].
Неурожаи подчас были связаны с саранчой. Михаил Сириец, например, как страшное бедствие, вызвавшее голод, отмечает нашествие саранчи на территории от Египта до Персии, Ивирии и берегов Понта в 1195 г.[14] Трапезундский гороскоп прогнозирует появление саранчи в Газарии (Крыму) и пишет о влиянии этого на хлебные цены на Понте. Подобные же беды ожидали от крыс[15].
Гористый рельеф Понта и Пафлагонии создавал немалые трудности для сообщения по суше. На всем протяжении от Амастриды до Трапезунда лишь из района Амиса и Самсунского залива открывался удобный путь вглубь материка. Здесь две основных реки — Галис и Ирис — впадали в море, как бы образуя водораздел между Пафдагонскими горами и Париадром. Именно путь на юг от Амиса до Амасии, Зелы и Кесарии использовался со времен античности и пересекал главную артерию шедшую с запада на восток и соединявшую три основные плодородные долины Западного Понта-Фемискиры, Фанарии и Дазимона (ныне Чаршамба, Ташова и Казова)[16]. Пути от Трапезунда на юг были гораздо менее удобными и шли по ущелью реки Дегирмен дере, затем — через Зиганский проход или через урочище Кара Капан — Понтийские ворота[17]. Эти пути имели особое стратегическое значение со времен Римской империи и были главной торговой магистралью в ХIII–XV вв. После османских завоеваний их значение резко упало[18]. Использовался также торговый путь от Синопа к Кесарии или к Гангре и Анкире, от Инея — к Никсару и Токату, от Триполи (Тиреболу) по течению р. Филабонит (Харшит) до Цанихи (Цанха, близ совр. Гюмюшхане), от Ризе к Испиру и, имевший второстепенное значение, путь через Пафлагонию — от Амастриды — на юг[19].
Теоретически был возможен и путь по суше от Пропонтиды до Понта, вдоль морского берега
