Взлёт над пропастью. 1890-1917 годы. - Александр Владимирович Пыжиков
На повестке дня — не лёгкая корректировка сложившегося постсоветского исследовательского формата, а выход на новый уровень осмысления материала.
Глава первая
Что скрывает феномен С.Ю. Витте
На небосклоне последнего царствования сверкает звезда министра финансов Сергея Витте. Это стало настолько привычным, что, казалось бы, добавить к этому практически нечего. Его ослепительное сияние призвано подкрепить версию о вырождении верхов, проиллюстрировать их недееспособность. Нам упорно указывают: они не могли оценить гения российской модернизации, и потому его благие усилия в конечном счёте сошли на нет. Неудивительно, что фигура отвергнутого реформатора крайне привлекательна для тех постсоветских учёных, которые пытаются так или иначе оправдать историческое фиаско отечественных либералов. Кроме того, историографическая востребованность Витте объясняется, так сказать, техническими причинами: сведения о нём лежат на поверхности, исследователей ждут готовые оценки всего и вся, изложенные в собственных обширных мемуарах министра.
Но, пожалуй, главное, что там обнаруживается, — это самопрезентация Витте в качестве главного модернизатора России, окружённого отсталыми и косными людьми. Именно этого взгляда придерживаются многие, и даже серьёзные историки, как у нас, так и за рубежом. В советский период его наиболее последовательно проводил И.Ф. Гиндин: он рассматривал деятельность Витте как попытку продвигать буржуазные реформы, к которым верхи, в отличие от либералов 1860-70-х годов, оказались не готовы[2]. А после крушения СССР российские учёные заговорили уже о целой реформаторской системе, разработанной Витте[3]. Всё закончилось исследованиями, которые, несмотря на добротный уровень, являются по сути иллюстрацией к виттевским мемуарам[4]. И потому одна из задач настоящей книги — оспорить эту тенденцию, расчистить наслоения, по-новому осмыслив последний, самый интересный этап существования Российской империи.
Сомнения в правдивости мемуаров Витте высказывались с момента их публикации за границей. По большому счёту они представляют собой не объективное изложение, а скорее напоминают покрывало, наброшенное в угоду личным амбициям на целый период нашей истории. Именно в таком ключе к ним отнеслись очевидцы царской поры. Последний царский министр путей сообщения, всю жизнь проработавший в железнодорожной отрасли, Э.Б. Кригер-Войновский указывал на присущее Витте бесцеремонное обращение с истиной, что особенно проявилось в его воспоминаниях[5]. Менее дипломатично выразился бывший директор департамента полиции А.А. Лопухин: «Как бы ни смягчать мнение о них [мемуарах], их нельзя рассматривать иначе, как свидетельство полной потери автором малейших признаков достоинства»[6]. Злобным пасквилем назвал их и бывший чиновник МВД С.Н. Палеолог[7]. Об озлобленности и предвзятости повествования писал и хорошо знакомый с Витте В.И. Гурко, посвятивший разбору воспоминаний обширную статью[8]. Занимавший пост начальника канцелярии Министерства императорского двора А.А. Мосолов, прочитав мемуары, решил в противовес виттевскому опусу поделиться сведениями, которые помогут составить более ясную картину о том же периоде[9]. А «владетель пера» Л.М. Клячко-Львов после знакомства с текстом посчитал нужным опросить оставшихся в стране представителей царской бюрократии, дабы хоть что-то противопоставить этим откровениям[10].
Начнём с интеллектуального багажа Витте, который выглядел, надо признать, более чем скромно: налёт славянофильства, привитый в юности родным дядей, получерносотенным Р.А. Фадеевым, будни на железной дороге, небольшие заметки в «Московских ведомостях» М.Н. Каткова и «Руси» И.С. Аксакова да пара брошюр. Одна посвящена специальной теме «Принципы железнодорожных тарифов по перевозке грузов» (1883) — предложенный в ней набор общеизвестных мер ни у кого не вызвал возражений. Хотя автор текста упорно использовал на Юго-Западных железных дорогах, где служил, тарифы с теми самыми недостатками, которые критиковал в своём же сочинении, и это не осталось незамеченным[11]. Другая брошюра — «Национальная экономика и Фридрих Лист» (1889), приуроченная к вступлению Витте на государственное поприще в путейском ведомстве[12]. Интерес к Листу навеян не теоретическими познаниями, а славянофильской риторикой, поскольку немецкий учёный провозглашал примат национального в экономике и пользовался симпатиями в этой среде[13]. Правда, появление данного труда сопровождалось слухами, будто подлинный его автор — первый муж Матильды Лисаневич (вступившей во второй брак с Витте), который из-за болезни и последовавшей смерти просто не успел опубликовать свою работу. Как иронизировали в Петербурге, текст достался в качестве приданого[14].
Подобный background разительно отличал Витте от коллег по правительству, многих сановников, причём независимо от политических предпочтений. Если Н.Х. Бунге, Д.А. Толстой, К.П. Победоносцев, Д.А. Милютин, К.Н. Посьет и др. считались (независимо от идейной принадлежности) признанными интеллектуалами, являлись завсегдатаями книжных магазинов, заказывали книги в библиотеке[15], то о Витте этого сказать никак нельзя. Этим объясняется, что, став министром финансов, он пытался выселить знаменитую Императорскую публичную библиотеку из здания на Невском проспекте, где та располагалась, и приспособить помещения под фондовую биржу и Государственный банк. Такое безразличие к научно-просветительской цитадели царской России говорит само за себя. Лишь протесты общественных авторитетов того времени (И.И. Толстой, В.В. Стасов и др.) не дали осуществиться задуманному[16].
Разные люди, лично знавшие Витте, едины в одном: на роль интеллектуала-стратега тот никак не тянул. Например, довольно близкий к нему А.А. Половцев оставил такую характеристику: «человек очень умный, но лишённый и первоначальных, и всяких государственных сведений»[17]. Ему вторит государственный контролёр П.Х.Шванебах, работавший с Витте в правительстве: ему нет равных «в искусстве достигать ближайшие конкретные цели, будь то низвержение противника или заключение займа и даже договора; при этом он совершенно лишён способности к высшим государственным концепциям, совершенно не сведущ в истории и в условиях государственной жизни»[18]. Аналогичную оценку даёт и товарищ управделами Совета министров А.С. Путилов, много лет наблюдавший Витте: «В огромном большинстве случаев в образе его действий нельзя видеть того холодного расчёта, который обычно руководит действием государственных мужей. Он большей частью действует под влиянием минутного впечатления, только ум и наглость позволяют ему это скрыть и подыскать высокие государственные соображения, побудившие его на этот шаг»[19]. В том же духе высказался К. Головин: «Работоспособностью он отличался необычайной. Энергией превосходил значительно всех своих коллег… но едва ли желающие видеть в нём прежде всего преобразователя не ошибаются насчёт богатства его творчества»[20].
Та же тональность и в мемуарах Н.Е. Врангеля, знавшего Витте много лет: «Государственным человеком в европейском
